Таким образом, делает вывод Фроянов, «…в плане историческом, в плане последующего развития событий правление Андропова имеет исключительно важное значение, поскольку оно определило их направление. В этом смысле его правление было хотя и непродолжительным, но довольно результативным. И здесь следует отметить как минимум три результата: 1. Андропов своими теоретическими размышлениями, посеявшими сомнения насчет успехов строительства социализма в СССР, подготовил почву для аналогичных «изысканий» Горбачева, выбросившего лозунги «больше социализма», «больше демократии» и затеявшего поиск «социализма с человеческим лицом» или «лучшего социализма»; 2. Андропов сформулировал если не все, то многие из тех задач, к разрешению которых приступил в ходе «перестройки» Горбачев; 3. Андропов усилил Горбачева, сделав его фактически вторым человеком в партийном руководстве».
А Андрей Андреевич Громыко, верный соратник Юрия Владимировича, продолжил его дело и выдвинул Горбачева в генсеки, чем в значительной мере предопределил дальнейший ход истории, причем не только нашей страны, но и мира.
К сожалению, сыграл свою роль при этом и личный интерес, о чем откровенно рассказывает в своей книге «Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля» сын Громыко Анатолий.
Весной 1985 года, когда Черненко перестал показываться на публике, и стало ясно, что дни его сочтены, Анатолий, со всех сторон атакуемый вопросами, будет ли Андрей Громыко претендовать на главный властный пост страны, решил поговорить с отцом откровенно. Несомненно, искушенный дипломат, профессионал высочайшей пробы, самый долговременный министр иностранных дел СССР и на то время самый авторитетный член Политбюро, к тому же хорошо выглядевший, Андрей Андреевич не мог не размышлять на эту тему. Несомненно, он понимал, что был бы отнюдь не худшим правителем Советского Союза, чем смертельно больные Черненко и Андропов, несмотря на отсутствие опыта хозяйственного руководителя. Но он не потерял умения размышлять трезво.
«Вот что я тебе скажу, – ответил он сыну. – Не за горами мое 80-летие. После перенесенного, как мне сказали, «легкого инфаркта», да еще при аневризме, да еще операции на предстательной железе, думать о такой ноше, как секретарство, было бы безумием. Учти, у меня нет своей партийной или государственной базы, не говоря уже о военной, чтобы побороться за этот пост. Да и не хочется. Свое слово в истории я сказал, надеюсь, его не забудут. И ты знаешь? Мне запал в память твой анекдот о «пятилетке пышных похорон». Образно сказано…»
Но ведь такой базы не было и у Горбачева. А недоброжелателей и соперников было гораздо больше, чем у умного Громыко: и Романов, и Гришин, и Щербицкий… Однако поосторожничал, поскромничал Андрей Андреевич. И Анатолий решил действовать сам. Он, в то время директор Института Африки, а до того много лет проработавший в Институте мировой экономики и международных отношений – оплоте либерализма, давшем множество деятелей перестройки, – тогда эти взгляды полностью разделял. И потому симпатизировал Горбачеву, был хорошо знаком с Яковлевым. С ним-то он и решил поговорить на горячую тему. С Яковлевым они поняли друг друга мгновенно и договорились: если Андрей Громыко предложит на Политбюро кандидатуру Горбачева, то Горбачев, придя к власти, отдает Андрею Громыко должность Председателя Президиума Верховного Совета. Должность высокая, номинально – главы государства, но при сложившейся системе – не слишком обременительная, скорее представительская. То, что и нужно на старости лет заслуженному человеку. Об этом разговоре Анатолий рассказал отцу, и тот согласился, сказав, что тоже в душе был за кандидатуру Горбачева.
А дальше все произошло в соответствии с планом: после смерти Черненко Громыко на заседании Политбюро первым взял слово и предложил Горбачева, все с ним согласились, хотя далеко не все были довольны. Но, видимо, решили, что выбирают послушного, которого будут контролировать. Как потом рассказывал Андрей Андреевич сыну: «Никакой полемики или дискуссии у нас не было. Политбюро единогласно проголосовало за Горбачева. Если бы я промедлил, могли возникнуть проблемы. В таких ситуациях тот, кто выдвигает кандидатуру первым, многим рискует, если она не проходит. А тот, кто отмалчивается и согласно кивает головой, не рискует ничем. Я рискнул. Вот, собственно говоря, и все».
С недовольными Горбачев быстренько расправился – кого отправил на пенсию, кого с глаз подальше. Громыко через несколько месяцев получил обещанный пост Председателя Президиума Верховного Совета, но проработал на нем недолго – через пару лет Горбачев избавился и от Громыко, как и от всех остальных брежневских кадров, попросив-приказав всем им написать заявления с просьбой о выходе на пенсию. Все единогласно подчинились – партийная дисциплина оставалась для них незыблемым понятием.
До конца жизни Громыко переживал за свою ошибку, горько каясь и повторяя: «Не по Сеньке оказалась шапка, не по Сеньке…», а Анатолия, который иногда что-то пытался сказать о Горбачеве и его политике, резко прерывал: «Не говори мне об этом человеке!»
Сейчас нам, уже два десятка лет находящимся на Голгофе, которая все не кончается, остается лишь гадать: если бы не предложил тогда Громыко Горбачева в генсеки, пошла ли бы наша история по-другому? Удалось ли бы избежать распада Союза? Жили ли бы мы сейчас в другой стране?
Думается, вряд ли бы планы, вынашиваемые не меньше столетия нашими геополитическими противниками, поддерживаемые влиятельнейшей «пятой колонной» в верхах, могли быть сорваны тем, предложит Громыко Горбачева на пост генсека СССР или не предложит.
Насколько велика эта колонна, широка ее сеть, насколько и сегодня пронизывает она наш государственный и идеологический аппарат, недавно мне неожиданно подтвердили при обычном житейском общении в гостях у одной московской семьи. Милая хозяйка дома показывала альбом с семейными фотографиями, с особой гордостью представив портрет своего деда, видного деятеля военной верхушки нашей армии в 20—30-е годы, а стало быть, по своему положению весьма близкого и к Троцкому, и к Тухачевскому и, разумеется, расстрелянного в пресловутом 37-м.
– Ну, это ведь общая участь нашей элиты, – со вздохом сказала она. – Нет практически ни одной семьи среди известных ученых, деятелей культуры, наших политиков, у кого бы не было пострадавших в те годы.
Далее последовали примеры – действительно многочисленные и, в общем-то, хорошо известные.
Это заставляет задуматься. Получается, что практически вся наша нынешняя элита представляет собой даже не просто идеологических, а прямых наследников клана троцкистской оппозиции. И мы хотим, чтобы они объективно оценивали наше прошлое? Чтобы они строили планы будущего страны, опираясь в том числе и на опыт Сталина – своего злейшего врага? Ведь нельзя же забыть, что у народа практически нет семьи, в которой не было бы погибших или пострадавших в войну, когда мы все же, несмотря на страшные жертвы, победили – победили во главе со Сталиным; тогда как у элиты все потери – почти исключительно в 37-м, и опять же «благодаря» Сталину!
Так можем ли мы одинаково оценивать эти события? Может ли не быть между нами мировоззренческой пропасти? Между тем именно элита – политическая, культурная, научная – определяет пути развития государства, его идеологию, называет и даже навязывает с помощью телевидения, СМИ, образования культурные и национальные ценности, политические взгляды…
И, похоже, все больше ненавидит свой народ за то, что он эти взгляды, эти ценности, этот путь развития (который ему кажется путем разложения и уничтожения страны) не принимает.
В самом деле, вспомним недавнее голосование в телепроекте «Имя России». На первое-то место, как говорят независимые источники (даже Александр Минкин!), вышел не Александр Невский, а Сталин! Потому что люди, не вникая в политологические и исторические распри, все еще помнят: со Сталиным мы побеждали, с Троцким и троцкистами – каждый раз, когда они, их сторонники и последователи, начиная с Хрущева и кончая Горбачевым, приходили к власти, происходили дезорганизация, остановка в развитии, распад структурных связей. А, в конце концов, под лозунгом перестройки, построения «правильного социализма» и т. д. и т. п. – распад и гибель государства и вымирание народа.
Что же касается личности Андрея Андреевича Громыко, то он, несмотря на его роковую ошибку, все же остался в нашей истории и памяти как сталинский нарком – стойкий, непреклонный и несгибаемый защитник государственных интересов нашей страны.