а с Германией. Как пишет «Независимая газета» в материале, подготовленном к его 105-летнему юбилею, Уманского хорошо знали и уважали в Вашингтоне, его не раз принимали Рузвельт, госсекретарь Хэлл, к нему внимательно прислушивались американские журналисты.
Что ж, как бы там ни было и как бы ни относились к советскому послу в высших кругах американской элиты, надо было работать, стараться эти отношения улучшать, чтобы сделать Америку союзником в предстоящей великой битве народов, приближение которой всем было очевидно. А для этого, во-первых, надо было как можно лучше изучить страну. Поэтому вскоре после прибытия в США Громыко воспользовался первой же возможностью для поездки по стране, чтобы увидеть хотя бы некоторые промышленные города, а заодно и ознакомиться с условиями жизни и работы советских специалистов, стажировавшихся на американских заводах – была тогда такая форма сотрудничества с индустриально развитым Западом, чтобы построить свою индустрию. Поездка эта состоялась в середине 1940 года. Вместе с еще одним сотрудником посольства Громыко тогда побывал в Чикаго, Детройте, Кливленде, Буффало, Цинциннати, Милуоки, Вустере, Камдене, обязательно посещая в каждом из городов хотя бы одно предприятие и беседуя с советскими специалистами там, где они были, рассказывая им об обстановке в СССР и в мире – ведь в американских газетах события трактовались в выгодном для США свете и далеко не всегда объективно. Посмотрели на работу конвейера на знаменитом фордовском автомобильном заводе в Детройте, воочию увидев многократно описанный выматывающий силы непрерывный трудовой процесс. Работали там в то время в основном негры, как правило, крупные мужчины большой физической силы. И все же пот лил с них градом. Конечно, и на советских заводах рабочим прохлаждаться не приходилось, но все же таких безостановочных, изматывающих людей конвейеров тогда еще не было.
Побывали сотрудники советского посольства и на съезде демократической партии, который проходил как раз в то время в Чикаго и на котором должны были выдвинуть кандидатом на третий президентский срок Ф. Рузвельта. Это было интересно, было с чем сравнить наши съезды.
Надо сказать, что зрелище американской демократии советских коммунистов просто поразило. В зале, где собралось несколько тысяч человек, было бесчисленное количество всяческих лозунгов и плакатов, причем не на стенах, а в руках у депутатов съезда, которые этими лозунгами и плакатами беспрерывно размахивали и при этом еще что-то кричали. Раз это съезд демократической партии, то, видимо, крик свидетельствовал о поддержке демократов и демократии, но разобрать что-то было абсолютно невозможно. Председатель съезда беспрерывно стучал молотком по столу, пытаясь утихомирить делегатов, но бесполезно – спасибо, что благодаря громкоговорителям его слова и стук молотка хоть как-то слышны. Тем более не было слышно выступающих, как они ни пытались добиться внимания зала. Вот пожилой сенатор из штата Алабама, стоя на трибуне, воздевает руки кверху, пытаясь добиться тишины. Бесполезно! Он начинает говорить, судя по всему, весьма прочувствованно. Нет, его снова никто не слушает. Тем не менее удалось уловить, что упоминание имени Рузвельта вызывает у депутатов съезда взрывы одобрения и его избрание, видимо, предрешено, этого хочет большинство населения Соединенных Штатов. Этого хотел и Советский Союз, уже оценивший его доброжелательную политику.
– Да, крепкие нервы надо иметь, чтобы участвовать в таком предвыборном шоу! – делились потом впечатлениями друг с другом советские сотрудники. – Да что там – выдержать такое зрелище, хотя бы наблюдая со стороны, и то нелегко.
Но главное, что Рузвельта снова переизбрали на должность президента США.
Война. И на дипломатических фронтах тоже
Летом 1941 года Вашингтон жил своей обычной, размеренной и спокойной жизнью. Конгресс был распущен на летние каникулы, чиновники из тех, кто не был в отпусках, дружно выезжали каждый уик-энд на природу или, по крайней мере, за город, чтобы провести выходные в кругу семьи. Совсем другая атмосфера была в советском посольстве, куда постоянно поступала информация из Москвы и из других источников, в том числе и из американской администрации, о все более усиливающейся напряженности в отношениях СССР и гитлеровской Германии. Никаких выходных здесь уже не было, работали и в субботу, и в воскресенье.
Поздно вечером 21 июня американские радиостанции, со ссылкой на европейские источники, передали срочное сообщение о нападении фашистской Германии на Советский Союз, о бомбежках Киева, Минска, Каунаса и других советских городов. В СССР это было уже трагическое утро 22 июня.
Началась Великая Отечественная война.
В Америке на тот момент оказалось довольно много советских граждан, тех же специалистов, которые стажировались на американских предприятиях, стараясь освоить передовые методы организации промышленного производства. Большинство из них тут же связывались с посольством, чтобы каким-либо образом вернуться на Родину. Но не так-то это было просто, причем не только из-за организационных трудностей, – фашисты уже вовсю бомбили и торпедировали транспорты с людьми и грузом, направляющиеся в СССР. И, тем не менее, каждый, на кого поступал вызов из Союза, стремился как можно скорее выехать туда, в воюющую родную страну, чтобы самому встать на борьбу с врагом.
В США оставались только те, кто был необходим здесь для решения важнейших вопросов, без которых нельзя обойтись в военное время: работники посольства, консульств, государственной закупочной комиссии, «Амторга», занимавшегося вопросами советско-американской торговли. В советском посольстве, где и до войны уже работали без выходных, работа стала еще более напряженной, атмосфера – еще более суровой, даже аскетичной. Подгонять, заставлять трудиться, часто без отдыха, никого не приходилось – это делали все более тревожные вести с Родины и… похоронки. У Лидии Дмитриевны во время войны на фронте погиб ее любимый брат Аркадий, у Андрея Громыко – двое братьев. А их родные края оказались во власти захватчиков – Белоруссия, Украина и значительная часть России были оккупированы. Каждый понимал: они должны сделать все, чтобы помочь Родине, помочь фронту. Для работников посольства это означало – добиваться наиболее благоприятных международных условий для организации отпора врагу, создания и укрепления антигитлеровской коалиции, открытия второго фронта. Увы, тогда они и не представляли, каким долгим и трудным будет путь к нему, казавшийся им столь естественным.
Эти первые месяцы войны были наполнены тревожным ожиданием: как, куда повернется ход событий на советско-германском фронте. Быстрое продвижение гитлеровцев на восток, в глубь советской страны, ввергло большинство американцев едва ли не в состояние шока, а уж когда фашистские войска оказались под Москвой, пессимистические настроения стали и вовсе преобладающими. Это было, пожалуй, самое тяжелое и суровое время для всех. Вести из Москвы поступали одна тревожнее другой. 19 октября там было объявлено осадное положение. Что же будет дальше? Дальше потрясенный мир услышал о параде советских войск 7 ноября на Красной площади осажденной советской столицы и о том, что наступление гитлеровцев захлебнулось. Однако в середине ноября оно возобновилось снова. Правда, ненадолго. Уже 6 декабря в ежедневной радиосводке «От советского Информбюро» прозвучал ликующий голос Юрия Левитана:
«6 декабря 1941 г. войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся громадные потери!»
Войска Красной армии освободили Истру, Солнечногорск, Клин, во второй половине декабря – Калинин (Тверь), Волоколамск и Старицу, Наро-Фоминск, Малоярославец и Боровск, Калугу и Сухиничи, подошли к Ржеву. Ту радость и ликование, которое испытывали тогда все советские люди, где бы они ни находились, трудно описать. Казалось, что стало легче дышать. Американцы тоже радовались русским победам, группами и поодиночке они приходили в советское посольство, чтобы поздравить его сотрудников с успехом наших войск под Москвой.
Однако, прежде чем до Вашингтона дошла весть об этом радостном событии, Америку постиг неожиданный удар (во всяком случае, неожиданный для большинства американцев, о степени осведомленности политиков до сих пор спорят) – 7 декабря внезапно, без объявления войны, японские вооруженные силы подвергли бомбежке американскую военно-морскую базу Перл-Харбор на Гавайских островах и потопили значительную часть тихоокеанского флота США. 11 декабря Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам. Америка вступила в войну. Так СССР и США волею судеб оказались по одну линию фронта, в одном строю против общего врага.
Как свидетельствует Элеонора Рузвельт, 7 декабря 1941 года, «несмотря на все беспокойство, Франклин выглядел более безмятежным, чем на протяжении долгого предшествующего периода». Министр труда Ф. Перкинс также отмечает признаки облегчения после недель и месяцев неопределенности: на лице президента она прочитала «выражение спокойствия». По телефону Черчилль выражал свое удовлетворение. Позже он напишет:
«Иметь Соединенные Штаты на нашей стороне было для меня величайшей радостью… Теперь я знал, что Соединенные Штаты погрузились в войну по переносицу и будут в ней до конца. Итак, мы победили в конце концов!.. Гитлер обречен. Муссолини обречен. Что касается японцев, то они будут стерты в порошок… Я пошел к кровати и спал сном человека спасенного и исполненного благодарности».
Если чувства Черчилля понятны не только политику, но и обычному человеку, потому что с вступлением Америки в войну значительно увеличивались силы союзников, то облегчение Рузвельта при известии о нападении японцев на Перл-Харбор вызывали бы недоумение, если бы мы не знали, что война дала мощный импульс для развития всей экономики США. С 1933 г. было построено 122 000 общественных зданий, 77 000 мостов и 285 аэропортов, проложено 664 000 миль новых дорог. Вся нация получила работу, а Рузвельт – необходимую ему прослойку для «нового курса». А уже в 1943–1944 гг. Америка производила 40 % военной продукции мира!