Увидел его Эгеат и сразу же узнал:
— А, это ты! Ты ведь тот, кто некогда исцелил мою жену и кому я хотел дать достаточно денег, а ты не захотел? Что же это у тебя за слава такая, объясни-ка мне. Что это у тебя за сила такая? Ведь выглядишь ты нищим и убогим, да ещё и старик, а у тебя столько богатых поклонников, и бедных тоже, и даже младенцев. Ну же?
Собравшийся вокруг них народ, с любовью расположенный к апостолу, обступил Андрея и Эгеата, недоумевая о причинах их ссоры. Но Эгеат, не обращая никакого внимания на толпу, без промедления приказал заключить блаженного под стражу, сказав при этом:
— Вот теперь-то увидишь ты, осквернитель, какую за твои благодеяния Максимилле воздам я тебе благодарность!
Заключив блаженного Андрея в темницу, Эгеат в радости от своего злодеяния отправился к Максимилле и застал её с Ифидамой: обе ели простой хлеб с маслинами, запивая водой. Подивился тому Эгеат и говорит жене:
— Разыскал я, Максимилла, твоего учителя и бросил его в тюрьму. Клянусь, не избежать ему моего возмездия и мучительной смерти!
— Невозможно это, — спокойно отвечала та, — запереть моего истинного учителя, ибо он ни осязаем руками, ни видим очами. Оставь, Эгеат, свою пустую похвальбу.
Дико расхохотался проконсул на эти слова и ушёл прочь. А Максимилла бросилась в слезах к Ифидаме:
— О сестра, как мы можем теперь есть, когда наш учитель — наш главнейший после Бога благодетель — заперт во тьме заключения. Именем Господним прошу тебя: сходи в крепость и разузнай, где находится эта ужасная тюрьма, полная страданий. Верю я, что уже этим вечером увидим мы святого апостола — и никто не помешает нам, ибо помощь Иисусова будет с нами!
И верная Ифидама, переодевшись в другое платье, чтобы не быть узнанной, пошла к крепости и, найдя в ней тюрьму, обнаружила, что перед её вратами собралась большая толпа.
— Отчего здесь столько народу? — спросила она.
— Оттого что заключён здесь злочестивейшим Эгеатом благочестивейший Андрей.
В ожидании чуда простояла Ифидама у тюремных врат несколько часов. Когда толпа, отчаявшись, разошлась, растворились врата сами собою и впустили внутрь Ифидаму, которая взмолилась:
— Иисусе благий, войди со мною к рабу Своему, прошу Тебя! — И, никем не замеченная, вошла она в темницу и застала апостола беседующим с другими заключёнными, которых утверждал он в вере божественным увещанием.
Увидев Ифидаму, возликовал он душой и воскликнул:
— Слава Тебе, Иисусе Христе, Властитель истинных слов и обещаний, Давший совместно служащим Тебе рабам дерзновение, что, прибегая к одному Тебе, одолеют они неприятелей! Вот раба Твоя Ифидама — она с госпожою своею под стражей, но пришла сюда, ведомая любовью к нам. Осени её Своим благим покровом и помоги им сегодня же вечером пройти незамеченными мимо врагов — да поспешат они ко мне, Тобою, Господи, хранимые в любвеобилии и боголюбии! Иди же, чадо моё Ифидама: снова найдёшь ты врата темницы отворёнными, а когда придёте вы с госпожою под вечер, то вновь они откроются перед вами, и возрадуетесь вы о Господе.
И действительно, так же беспрепятственно, как вошла, вышла Ифидама из тюрьмы и, поспешив к Максимилле, поведала ей о душевном мужестве блаженного, который и в оковах не бездействует, но проповедует заключённым, и обо всех чудесах, свершившихся и грядущих, рассказала ей верная служанка.
— Слава тебе, о Господи! — возликовала духом Максимилла. — Снова смогу я безбоязненно увидеть Твоего апостола. Охраняй меня целый легион солдат, не справиться им всё равно со светлым ликом Господним, ибо поразит Он их!
Сказала так она и стала ждать, когда начнут зажигать светильники, чтобы выйти незамеченной.
А проконсул не терял времени даром и призвал своих слуг:
— На всё готова моя Максимилла, ведь до сих пор пренебрегает она мною… Так что пусть охраняются не только двери претория, но и врата тюрьмы пусть будут под особым наблюдением. Передайте тюремному начальнику, чтобы стерёг он их пуще прежнего, чтобы никому из самых влиятельных людей города не посмел их отпереть — даже мне, иначе не сносить ему головы. А вы четверо — стойте, не смыкая глаз, у дверей Максимиллы и не выпускайте её из спальни.
Все приказания проклятого богохульника Эгеата были немедленно исполнены, а сам он отправился на пир, чтобы в обжорстве и пьянстве забыть о своём горе.
Долго молились Господу Максимилла с Ифидамой, но пришло наконец время для бегства.
— С нами будь, Господи, — воскликнула Максимилла, — а слуг моего мужа, стерегущих меня, оставь в неведении!
И тут на зов её явился прекрасный отрок: лицо его сияло, и приказал он женщинам безбоязненно идти к апостолу, а сам остался в спальне и их голосами стал сетовать о скорбях женского пола, так что стражники пребывали в уверенности, что Максимилла и Ифидама не покидают своих покоев.
Те же как на крыльях перенеслись к вратам тюрьмы — и видят: стоит перед ними благообразный мальчик, открывает их взмахом руки и говорит:
— Входите же обе к своему апостолу. Ждёт он вас, — а сам, проводив их во глубину темницы, покидает её со словами: — Возликуй о Господе твоём, Андрей, ибо пришли к тебе твои верные ученицы, чтобы утвердиться в Нём, беседуя с тобою.
Заметив их, Андрей возликовал великой радостью, но проповеди своей не прервал и продолжил говорить собравшимся:
— Откуда в вас, чада, вся ваша слабость? Почему не обличаете вы себя, всё ещё словно не вынося Господней благости? Устыдитесь! Но и возрадуйтесь вместе со мною о щедром общении с Ним! Скажем сами себе: блажен наш род — но Кем он возлюблен? Блаженно наше бытие — но Кем оно помиловано? Познанные столь горней высотой, разве уже низменны мы? Не принадлежим мы более времени — и не разрушимся от него. Не зависим мы более от перемен, не уничтожаем себя, не подлежим обезличивающему нас тлению. Стремимся мы к величию, принадлежим мы Милующему и Лучшему, избегая худшего. Принадлежа Прекрасному — отвергаем мерзостное; Праведному принадлежа — отметаем неправедное; оказавшись во власти Милостивого — оставляем немилость; в руках Спасающего — познаём тщету погибели; устремившись к Свету — отбросили мрак; упокоившись в Едином — отвратились от множественности; взойдя к Наднебесному — изведали земное; приблизившись к Сущему — постигли несущее, — а посему предпочтём же ныне достойно произнести своё благодарение, выказать своё дерзновение, пропеть свою песнь и воздать славословие Ему — Помиловавшему нас, дабы возвестить Ему о себе.
В избытке насытились благими апостольскими речами и Максимилла с Ифидамой, и все чудесно пришедшие в темницу ученики. Тогда отослал их всех блаженный восвояси:
— Ни вы не лишитесь меня никогда, о Христовы рабы, ибо любовь Его с вами вовек, ни я не лишусь вас с Его помощью. — И все разошлись по своим домам.
Много дней продолжалась светоносная апостольская проповедь в самом глубоком и тёмном тюремном подземелье, подобном склепу, — и ликовали вместе с Андреем все его ученики, приходя к нему незримо для стражников, а Эгеат всё никак не мог измыслить для Андрея казни помучительнее. Даже заключённый в темнице, причинял ему Андрей невыразимые страдания, так что однажды, охваченный приступом безумной ненависти к нему, он вскочил с трибунала прямо во время судебного процесса и бросился бегом в преторий, чтобы и гневом своим устрашить благочестивую Максимиллу, и задобрить её лаской — в надежде, что склонится она на его сторону.
А та, успев перед его приходом вернуться в очередной раз из тюрьмы, выслушала речь, полную смятения и ярости.
— О моя Максимилла, — простонал Эгеат, — твои почтенные родители сочли меня достойным тебя, доверили мне тебя, хотя были они намного меня богаче и знатнее, — нет же, покорило их благородство моей души. Помня о благодеяниях твоих родителей, окружил я тебя почестями и заботой и признавал полновластной своей госпожой, — и потому достоин я, наконец, получить от тебя ответ на вопрос, который так измучил меня, что прервал я судебное заседание и устремился к тебе: будешь ли ты прежней моей Максимиллой?! Если да — если вернёшься ты на законное супружеское ложе, если будешь постоянно сходиться со мною в надежде зачать долгожданных детей, — то будешь ты купаться в моих благах, а того чужеземца, которого заточил в темницу, я отпущу. А если нет — то тебе, так уж и быть, ничего дурного не сделаю я, да и не посмею, но опечалю тебя, клянусь, лютой скорбью — через погибель того, кого любишь ты более меня. Вот и подумай пока, Максимилла, что ты выберешь, и ответь мне не позже завтрашнего утра. Я всё сказал, и решение моё твёрдо.
Сказал так Эгеат и удалился. А Максимилла, взяв с собой Ифидаму, вновь отправилась к апостолу Андрею. Оказавшись во тьме подземелья, встала она перед ним на колени, возложила себе на лицо его руки и покрыла их поцелуями. Не дрогнул Андрей, когда узнал о том, чем грозил Эгеат, и ответил Максимилле:
— Знал я, о дитя моё Максимилла, что с негодованием отвергнешь ты призывы к супружескому сожительству, всей душою желая удалиться мерзостной и нечистой жизни, — в этом я уже давно был уверен. Потому и свидетельствую я пред всеми, Максимилла, что целиком поддерживаю тебя в твоём благом стремлении: не уступай угрозам Эгеата, не склоняйся к его увещаниям, не страшись его постыдных посулов, не поддавайся его искусной лести, не соглашайся предать себя его мерзостным и злым козням! Терпи его насилие — и приглядись к нему: ведь он весь окоченел от злобы и иссох от снедающей его похоти, — в отличие от тебя самой и наших братьев во Христе, которые полны жизни.
И действительно, несмотря на свой преклонный возраст и одолевавшую его телесную немощь, блаженный апостол был бодр духом и светел взглядом.
— Вот что, дочь моя, — продолжал он, — хочу я сказать тебе прежде всего, вот что пришло мне сейчас на ум: вижу я теперь отчётливо, как в тебе кается Ева, а во мне Адам обращается к безгрешному своему бытию. Ведь то, что праматерь наша претерпела по своему неведению и неразумию, — то исправляешь ты добровольно своим обращением к благу. А то, что претерпел по её вине низведённый во мрак и лишившийся сам себя разум человеческий, — то исправляю я вместе с тобой, познавая своё возведение к свету. Исцелила ты болезнь Евину, не испытав её мук, а я, прибегнув к Богу, у