Андрей едва успевал отвечать. На последний вопрос дал молчаливый ответ Мартын, подойдя со своим неразлучным топором в руках.
– Луки, боевые либо охотничьи?
– Нет, – хором сказали оба.
Десятник спрыгнул с коня.
– Гаврила!
Вдвоем они оглядели конюшню, где накануне олифили образа и потому сильно пахло лаком. Заглядывали под столы и скамьи, ворошили сапогами утоптанную солому на полу. Иконами не заинтересовались.
– Да что ищете, хоть объясните, – попросил Андрей.
– Что ищем, то непременно сыщем.
Пантелей и Елезар тоже ходили, как привязанные, за служильцами. Те усердно перерывали старый хлам в амбарах, на кузне, спускались в подполы житниц, изучали внутренности пустых бочек в медуше.
Игнатка забился в вымахавший заново бурьян возле тына и следил за сыском оттуда. Алешка сосредоточенно грыз палец, сидя на срубе колодца.
– Эй!
Отрок от неожиданности чуть не сверзился в колодезь. В трех шагах позади сруба стояла девка и тихонько звала его.
– Пойдем!
– Да ты кто? Откуда? – Он перевел изумленный взгляд на ворота, где караулили двое служильцев. Мимо них и мышь бы не проскочила незамеченной, не то что деваха.
– Боярышня за тобой послала, – таясь от рыщущих по двору дружинников, вполголоса объяснила она.
– Какая… – хмуро начал Алешка, но опять покачнулся и ухватился за скат над срубом. Он вспомнил сенную холопку, провожавшую его из дома боярина Морозова. – Тебя как пропустили?
– Так то ж наши дворские, Федоска с Архипкой. Знают меня как облупленную.
– А я думал княжьи? – полувопросил отрок.
– Наполовину княжьи, – натужно шептала девка, гуляя глазами по сторонам. – Ну идешь, что ли? Боярышня тамо заждалась! У нас тоже страсть чего творится. Аж сам князь приехал! Да без боляр!
Алешка вскочил, но тут же растерялся.
– Да как же… раз князь в доме…
– Да ничо, – махнула рукой холопка. – Такой заполох, что тебя и не приметят.
– Пошли, – решился он.
Сторожевые на воротах беспрепятственно пропустили обоих, несмотря на Алешкины опасения. Оказавшись на улице, они кинулись бегом. Пересекли площадь с Успенским храмом, выложенную крестообразно мостовыми, а по углам обраставшую зеленями, на которых вышагивали гуси. Затем широким крюком обогнули тын большой морозовской усадьбы. Пошептав что-то умильное сторожевому, девка провела Алексея во двор, потянула сразу на зады, между служб и житных амбаров. Каких-то следов заполошности он не нашел, сколько ни старался. Правда, служильцев и коней на переднем дворище было многовато, да и только.
Воровато оглянувшись, девка остановилась у сеновала с пристроенным навесом, под которым высилась доверху копна сена, подпертая жердями. Открыла дверь и, ни слова не говоря, подтолкнула внутрь Алешку. Задохнувшись от волнения, с бьющей в висках кровью, он замер в полоске света. Дверцу холопка не то чтобы закрыла – оставила чуть приотворенной.
– Наконец-то! – послышался сбоку сильный девичий шепот. – Ну чего стоишь? Иди сюда.
– Куда – сюда?
Алешка одурел от могучего, застоялого духа свежего сена. В горле пересохло, и голос отвратительно задрожал, срываясь.
– Тише ты! Ну сюда же.
Он почти вслепую пошел на зов. Обогнул поперечные брусья, шагнул в узкий проход, лохматившийся колючими сухими стеблями. Тут его ухватило за руку и потянуло к стенке с маленьким окошком вверху. Он увидел близко лицо боярской дочери, выплывшее на него из полутьмы, и послушно стал переставлять ноги. Дойдя до конца прохода, где было светлее, отроковица бухнулась на охапку сена, звякнув тонкими серебряными колтками на висках.
– Постели себе и садись. Тут не помешают, не до того всем.
Алексей бездумно совершил требуемое и преданно уставился на боярышню.
– Ну чего вылупился. Сказывай.
– Что сказывать?
– Как это что?! Дворские к вам поехали? На владычный двор?
– К нам. А чего ищут? – осторожно спросил Алешка.
– Да не чего, а кого! А не нашли еще?
– Да кого?
– А! – разочарованно протянула Алена. – Ты ничего и не знаешь.
– Ну тогда ты, боярышня, расскажи, – нахально предложил отрок. – Коли уж позвала.
– Помнишь, говорила тебе про гостя батюшкиного? Который в повалуше у нас живет? В прошлый-то раз ему подпругу подрезали, так он вовсе со двора выезжать перестал, все в оконце только глядит. А нынче ночью в него из лука стрельнули. Луна полная была, светло. Прям в оконце повалуши стрела влетела да в стену воткнулась. Ему только щеку оцарапало. Зато крику с ночи в доме! Страсть! Сперва на батюшку набросился. Ключник наш, Анфим, слышал, матушке поведал. А уж мне боярыня сенная шепнула. Потом вот сам князь пожаловал. И с князем тоже браниться стал! Это уж сама слыхала. Потихоньку в повалушу пробралась. Голова ведь от любопытства лопается, отчего этот постоялец наш такую власть имеет да зачем прячется. И тревожно, невмоготу. Вот Богу на ночь молюсь, а у самой перед взором этот… жилец встает. А глаза-то у него мертвые! Будто упырь какой!
Взбудораженная диковинными событиями и собственной повестью боярышня не заметила, как схватила Алексея за руку.
– Впрямь упырь, – пробормотал отрок, разглядывая в полусвете тонкие девичьи пальцы у себя на локте. – А про что с князем бранился?
– Кричал, будто наш князь его убить хочет! А что князь ему отвечал, того не слышала. Только тот себе послужильцев в охрану потребовал… А дальше меня батюшка за ухо взял, – виновато закончила она. – Потом слышала, как велено было дворским ехать на владычный двор, искать того, кто стрелял. Найдут, как думаешь?
– Кто стрелял, того уже там нет, – уверенно сказал Алешка. – Нам, иконникам, что за дело до вашего постояльца. А коли чужак пробрался, так еще ночью и ушел.
Боярская дочь уронила взгляд на свою руку и вдруг застыдилась, отпрянула.
– А как прозналось, что с епископьего двора стреляли? – простодушно спросила она затем.
– Ну это совсем просто, – со знанием дела принялся объяснять Алексей. – Если стрела в стену вошла, значит, летела не снизу и стрелок вровень с вашим упырем стоял либо почти вровень. Да направление так же легко просчитать по тому, как стрела воткнулась. Вот и вышли на владычные хоромы.
– А откуда ты все это знаешь? – удивилась отроковица. – Ты разве обучен стрельбе?
– Не все же время я в монастыре жил, – кисло усмехнулся Алешка.
Он поймал на себе ее пристальный изучающий взор.
– Как же ты все-таки похож…
Она запнулась.
– На кого? – жарко дохнул Алексей.
– Моего прежнего жениха, – поколебавшись, призналась Алена. – Мне и десяти лет не было, как мы с ним обручились. Никто и не знает о том, втайне помолвились. А потом мне сказали, что он… что его… больше нет… А батюшка скоро на Москву поедет, там меня и сосватает, – решительно договорила отроковица.
Она расстегнула пуговки у ворота рубахи и вынула тонкую цепочку. Подняла руки, нащупывая сзади на шее замок. Алешка отчаянно унимал разгоряченное дыхание. Столько духмяного, дурманящего сена, полумгла и…
– Чего ты там сопишь?
Отрок набрал в грудь воздуху и вовсе перестал дышать.
– Дай руку.
Он протянул раскрытую ладонь. В нее легла цепочка с нанизанным простым серебряным колечком.
– Мне оно уже не сгодится. А ты надень его своей невесте.
Алешка с шумом выдохнул, перехватил ее руку. Крепко сжал и потянул на себя.
– Пусти, – изумленно промолвила боярская дочь.
Он не отпускал и смотрел с вызовом.
– Пусти! – велела она, сведя брови. – Забыл, дурак, кто ты и кто я?! Сейчас дворских кликну.
– Не кликнешь. Сама себя выдашь.
Какое-то время они мерились взорами. Потом от входа на сеновал позвал приглушенный голос холопки:
– Боярышня! Идти надо. Хватились, ищут.
Алена вырвала руку и легко подскочила. Алешка тоже встал, освобождая ей путь. Стремительно протиснувшись мимо него, боярская дочь умчалась, ни слова не сказав на прощанье. До него донеслось лишь:
– Бу-бу-бу… выведешь…
Алексей повертел в пальцах кольцо, затем надел цепочку себе на шею.
– Никому тебя не отдам! – прошептал он. – Лучше убью… тебя и себя… Но сперва его…
– Эй! Выползай, что ли, – покликала его девка. – Князь-то со двора уехал.
…Алешка брел через площадь, распихивая пинками кур, лезших под ноги. Навстречу шлепал босыми ногами колокольник Терентий в оборванной рубахе враспояску, всклокоченный. Всяк в городе знал, что колокольный мастер после взрыва пушки тронулся умом. Появлялся то здесь, то там, смотрел безумно и вопрошал:
– Как я этими руками колоколы буду лить? Отрубить теперь мне руки надо! Кровь на них безвинная!..
Алешка отринул протянутые руки колокольника и прибавил шагу.
Тихо вошел на владычный двор, огляделся. Перед конюшней-сушильней сидел на чурке Мартын, обстругивал ножом деревяшку. Елезар на крыльце челядни марал углем сколоченную им самим доску.
– Ты чего крадешься, паря? – глянул дощаник.
– Ушли… эти?
– Да ушли, забодай их корова. Весь день попортили. Андрей от них сбежал. Пойду, говорит. Ну и пошел. Тебя-то где носило?
– Да там, – неохотно ответил Алешка. – А нашли чего?
– Нашли, – мрачно покивал Мартын. Он поставил на землю перед собой вырезанного медведя и принялся стругать мужика ему в пару. Получавшиеся игрушки и свистульки дощаник раздавал потом детворе. – В ларе наверху сыскали лук с тулой. А на заднем дворе в крапиве – колоду. Да такую же снаружи. Смекаешь, паря?
– Ну?
– Калачи гну. Выходит, окромя нас, тут еще некто себе место облюбовал. На двор и со двора шастал через тын, в хоромах хозяйничал. А кого он тут из своего лука выцеливал, служильцы так и не обмолвились, напади на них икотка. Тайна! Княжое дело!.. – Мартын прищурил на отрока глаз. – Так ты, паря, не видал ли тут кого чужого?
– Не видал, – невозмутимо ответил тот. – А Андрей куда пошел, не сказывал? Не к князю?
– Не сказывал… А то смотри, Лешка.
Мартын погрозил ему рукой с ножом.