Мне было действительно невыносимо возвращаться назад, за Железный занавес. Я купил около Стены открытки, которые очень наглядно показывали все то, что я только что видел своими глазами. На следующий день я сел в автобус, который провез меня через «чекпойнт Чарли» в Аэропорт Шенефельд, находившийся в ГДР, откуда я полетел в Москву. Вернувшись домой, я пришел к АД и подарил ему открытки, рассказав об увиденном. Я строго посмотрел ему в глаза и сказал: «Андрей Дмитриевич! Это так оставлять нельзя, этого безобразия быть не должно!». Такова была моя вера в авторитет Сахарова и в СССР, и за рубежом, что мне и вправду казалось, что он может покончить с Железным занавесом. Так или иначе, но через год Берлинской стены не стало…
В 1993 году Бостонский университет предложил мне профессорскую позицию, и я перебрался в Бостон. Вскоре ко мне присоединилась моя сестра Мария. Наша жизнь в Бостоне по соседству с ЕГ была вполне себе уютной и комфортабельной, по крайней мере до 11 сентября 2001года. Позже все внешне было так же, но травма от событий 9/11 наложила глубокий отпечаток на всех нас. Нет, мы очень редко говорим об этом, но это всегда с нами: все мы здесь жертвы психического расстройства, известного как PTSD, posttraumatic stress disorder. Впрочем, может быть я сгущаю краски: наверное, для ЕГ, пережившей и войну, и сталинщину, и ссылку в Горький вместе с АД, трагедия 9/11 не была такой уж особой травмой в сравнении со всем, что ей пришлось пережить.
Не помню, как было в Москве, но в Бостоне с самого начала ЕГ обращалась ко мне на «ты», и к моей сестре тоже. Мы к ней всегда на «вы», конечно, и по имени-отчеству. Хотя близкие друзья, знавшие ЕГ много лет, называли ее Люсей (как и АД, в свое время). Мы с сестрой за глаза тоже иногда ее так называли, но, как правило, когда мы о ней говорили между собой, то называли ее «бабушка». Дело в том, что в самом начале нашей (и Люсиной) эмигрантской жизни Гарик Черняховский, известный театральный режиссер и острослов (живший и недавно умерший в Нью-Йорке), окрестил Люсю «бабушкой русской революции». Нам с Машкой это определение показалось очень смешным и точным, но длинноватым. Так что постепенно мы сократили его до просто «бабушка», хотя никогда не забывали, откуда ноги растут.
Вечеринка по случаю дня рождения ЕГ у нее дома в Бруклайне. Слева направо: Александр Гессен, Мария Ф-К, Юрий Тувим, ЕГ, Максим Ф-К. Февраль 1998 г.
В Бостоне, точнее в Бруклайне, ЕГ жила одна в очень удобной двухкомнатной квартире на 6-м этаже с просторной гостиной-столовой с окном во всю стену, выходящим на большой балкон. Балкон выходил на Лонгвуд-авеню, вблизи ее бруклайнского окончания. Если пройти по этой улице метров 300, то попадешь в Бостон, в так называемый Лонгвудский медицинский район — самое большое сосредоточение медицинских учреждений в мире, включая знаменитую Гарвардскую медицинскую школу. До своей последней госпитализации, из которой ей не суждено было вернуться, ЕГ справлялась с бытом благодаря неустанной помощи своей любимой дочери Тани и ее мужа Гриши, а также близкого круга старых верных друзей, куда вошли и мы с моей сестрой.
До последних лет я иногда заглядывал к ЕГ после работы, и она неизменно кормила меня. В таких случаях в ней ясно проступал нерастраченный инстинкт еврейской мамы. Готовила она действительно очень вкусно. Интересно, что при этом она редко заводила разговоры на политические темы. Гораздо чаще речь шла о внуках, о быте, о старых временах. Конечно, она оставалась в курсе всех событий, но постепенно Россия стала интересовать ее все меньше. Она постоянно смотрела американское ТВ на русском языке (то, где ведущим новостей был Юрий Ростов). Конечно, многое ЕГ черпала из русского Интернета. Мне кажется, что после воцарения Путина ЕГ сильно разочаровалась в русском народе. Ее продолжали интересовать, главным образом, две вещи: семья и Израиль. Она была отчаянная сионистка, таких теперь редко встретишь.
В самые последние годы наши встречи с ЕГ проходили так. Мы с сестрой приходили вечером, после работы и уже после ужина, чтобы не затруднять ЕГ готовкой. ЕГ сидела в удобном кресле перед ТВ, дверь в квартиру была не заперта, чтобы ей не вставать. Я садился во второе кресло, тоже очень удобное, и мы начинали беседу о всякой всячине. Машка мерила ЕГ давление, готовила нам чай и что-нибудь к нему.
Как-то в очередной раз зашла речь о Сарове, о АД, о моем отце. Это было, наверное, в 2008 году. Вдруг ЕГ говорит: «Андрей всегда говорил о первой атомной бомбе, что она была „цельнотянутая“. Я долго не понимала, что он имел в виду, думала это какой-то технический термин. Только потом поняла». Со своей стороны, я рассказал ЕГ как когда-то, будучи в Москве, я зашел к Льву Владимировичу Альтшулеру и стал на него давить, чтобы он признался, что атомная бомба была полностью «стянута», и ее сделали по чертежам, украденным Клаусом Фуксом. Он наотрез отказывался признаваться. Он говорил, что все сделали сами. «Ну иногда, может быть, была помощь от разведданных. Как-то мы сидим с Вениамином Ароновичем Цукерманом и кумекаем, какой из нескольких вариантов запала нам использовать. Входит Кирилл Иванович Щелкин, и мы ему показываем все варианты. Он, ничего не объясняя, тычет в один: ‘Делайте так’ и уходит. Мы смотрим друг на друга, как идиоты, и вдруг нас осенило: раз говорит так уверенно, значит знает. Но это был едва ли не единственный случай». «Выходит те, кто не был допущен к разведданным, могли не догадываться, что конструкция бомбы была полностью украдена ведомством Берии у американцев?» — заключил я свой рассказ[343].
Александр Сергеевич Есенин-Вольпин
ЕГ обожала сочинять поздравительные стишки. Большинство из них сгинуло без следа. Но одно у меня сохранилось. Дело было так. В мае 2009 года исполнилось 85 лет основоположнику правозащитного движения в СССР Александру Сергеевичу Есенину-Вольпину, который со времени своей эмиграции из СССР жил в Бостоне. Его близкие друзья позвали меня на празднование дня рождения. Я позвонил ЕГ. «Ой» сказала она. «Я и не знала. Ты пойдешь? Давай я тебе проемелю поздравление, а ты его зачитаешь». ЕГ прислала по электронной почте поздравление:
«Дорогой Алик! поздравляю и, вспоминая „дела давно минувших дней“, напоминаю тем, кто знал (и сообщаю тем, кто не знал) мое МО тех дней, которым я очень горжусь: Комитет прав человека я, соответственно его реальной активности, окрестила ВЧК (Вольпин, чай, кекс).
85 — это восемь, еще пять.
И тебе ль того не знать,
Что всего тринадцать будет —
Можно все опять начать!
Дюжина для чертиков
Начинай без прочерков!
12 мая 2009 Люся»
Конечно, я зачитал поздравление. Празднование юбилея прошло на высоком уровне. Алик много читал свои стихи, которые мне очень понравились. Недавно мы отмечали 90-летие Вольпина. Это было не так здорово, в доме для престарелых (хотя и в очень приличном), да и некому уже было писать поздравительные стишки. Хотя стихи Алика все равно звучали, но в исполнении других…
Оглядываясь назад, хочу сказать вот что. Хотя ни А. Д. Сахаров, ни Е. Г. Боннэр к этому не стремились, они внесли огромный вклад в дело развала СССР. И ЕГ прекрасно осознавала историческую роль и Сахарова, и свою, в разгроме Империи зла в Холодной войне и испытывала в связи с этим законную гордость. Они-то стремились к другому, к тому, чтобы СССР стал свободным и демократическим государством, но этому не суждено было осуществиться. После развала СССР был шанс, что ставшие независимыми страны бывшей империи пойдут по пути создания открытого общества, каждая по отдельности. И некоторые, как Латвия, Литва, Эстония, отчасти Украина, пошли по этому пути. Россия тоже при Ельцине была вполне открытой, но потом пришел Путин. И дело не в том, что Путин установил оруэлловскую диктатуру, его режим вовсе не похож на сталинский. А дело в том, что, как оказалось, русскому народу свободная, сытая и мирная жизнь отвратительны, и он эти ценности совершенно сознательно отвергает, категорически отдавая предпочтение рабству, нищете и перманентной войне.
Вдвоем. Май 1988, в районе Пицунды.
Мне кажется, ЕГ осознала это уже в начале 2000-х годов и отвернулась от России, сосредоточив свое внимание на семье и на судьбе Израиля. Я эту особенность современного русского менталитета понял гораздо позже, уже после ухода ЕГ, прожив 4 месяца в Москве в конце 2014-го года. Западу еще предстоит осознать эту печальную реальность. В недавней редакционной статье в «Нью-Йорк таймс», приводя убийственные данные Левада-центра о том, что только 3 % русских считают, что малазийский лайнер в небе Украины сбили русские (а 17 % считают, что его сбили американцы (!)), авторы относят это на счет кремлевской пропаганды, которая промыла мозги русским. Какая наивность! Эти цифры — медицинский диагноз. И болезнь эта неизлечима.
Ноябрь 2015-го года
Бостон, США
Юрий Фрейдин, Елена Сморгунова
Елена Михайловна Сморгунова (1937–2019) — филолог, правозащитник, принимала участие в редактировании нескольких выпусков «Хроники текущих событий» после ареста Натальи Горбаневской.
Юрий Львович Фрейдин — врач и литературовед, многолетними дружескими отношениями был связан с некоторыми московскими правозащитниками. С конца 60-х оба были хорошо знакомы с Софьей Васильевной Каллистратовой и ее семьей. С Еленой Георгиевной Боннэр и Андреем Дмитриевичем встречались у Софьи Васильевны.
Впервые мы увидели Елену Георгиевну и Андрея Дмитриевича в 1974 году в уже не существующем кинотеатре «Мир» на просмотре только что запущенного в прокат американского фильма «Генералы песчаных карьеров». Нас туда позвал наш друг Юра Шиханович, пригласивший также других своих друзей и знакомых и знакомых своих знакомых… Среди них была и Софья Васильевна Каллистратова, на днях рождения которой мы потом не раз встречали Елену Георгиевну и Андрея Дмитриевича. А последний ра