10 Сел. житель. 1778. Ч. 1. Л. 21. С. 15.].
В этих словах проявляется одна из важнейших черт мировоззрения Болотова, красной нитью проходящая через все его творчество. Познание в первую очередь должно основываться не на размышлениях в результате созерцания, а на действии, на опыте, на практике. Поэтому совершенно необоснованно утверждение А. А. Блока о том, что «основной чертой его [Болотова] жизни было созерцательное отношение ко всему окружающему» [11 Блок А. А. Сочинения. Л., 1934. Т. И. С. 30.]. Как раз наоборот, не созерцательное, а активное отношение к природе характеризует Болотова-натуралиста. Как можно глубже познать природу, увеличить ее дары человеку, сделать их более совершенными — такую задачу преследовал наш замечательный соотечественник всю свою творческую жизнь. Материал настоящей книги полностью это подтверждает.
Из сказанного довольно четко вырисовывается философское кредо Болотова: приверженец теологии в социальных вопросах и стихийный материалист в естествознании.
Прекрасно зная французский и немецкий языки и будучи начитанным человеком, Болотов был хорошо знаком не только с немецкой натурфилософией в ее различных идеалистических вариантах, но и с произведениями французских просветителей, или «вольнодумцев», как он их именовал. Его религиозной настроенности и твердому убеждению, что существующий монархический строй с помещичьим владением землей и крестьянами — лучшая форма организации государства, претили высказывания «вольнодумцев» о свободе и равенстве людей.
По мнению Болотова, улучшение жизни простого народа должно наступить не в результате получения им свободы, а путем развития науки и просвещения. Наука облегчит труд крестьянина, позволит увеличить производство всего необходимого для жизни человека, а просвещение улучшит нравы, в том числе и нравы помещиков, которые будут относиться к крестьянам, как отцы к детям, справедливо поощряя трудолюбивых и послушных и наказывая лентяев и бунтовщиков. Эти утопические и наивные рассуждения казались Болотову правильными, поскольку подкреплялись примером собственной жизни: он всегда хорошо относился к крестьянам, заботясь об их нуждах и наказывая только воров, пьяниц и «бунтовщиков»; в свою очередь крестьяне, сравнивая отношение к ним «своего барина» с отношением к своим крепостным других помещиков, уважали Болотова, и случаи конфликтных ситуаций в его имениях были крайне редкими.
Двойственность легко прослеживается и в нравственном облике А. Т. Болотова. На фопе природной доброты в его жизни проявлялись иногда факты довольно жесткого обращения с людьми; честность, порою доходящая до щепетильности, сопровождалась иногда поступками, с позиций нашей морали совершенно бесчестными; благожелательное отношение к людям соседствовало с откровенным эгоизмом; наряду с высокой гражданственностью Болотов мог проявить откровенную беспринципность.
Конечно, мораль Андрея Тимофеевича в какой-то степени зависела и от особенностей его характера, по в основном она определялась объективными факторами: сословным положением, устоями общественной жизни того времени и т. п. Болотов не только видел огромное социальное неравенство людей в России, но и признавал его несправедливость. По этому поводу он даже написал стихотворное сочинение, в котором выражает благодарность судьбе за то, что родился дворянином. Призпавая, что другие люди — такие же существа, как он, и, следовательно, имеют такое же право на хорошие условия жизни, Болотов указывал, однако, на существование крайней нищеты и бесправия. Впрочем, только сочувствием к обездоленным и ограничиваются его рассуждения. Ему и в голову не приходит мысль о необходимости устранить несправедливость. Общественное неравенство предопределено богом, от него же зависит судьба каждого человека: кому родиться дворянином, а кому — смердом.
Сословная принадлежность Болотова в ряде случаев мешала ему прийти к правильным выводам в его исследованиях по сельскому хозяйству. Такова, например, его серьезная ошибка в сравнительной оценке производительности вольнонаемного и крепостного труда. Ко времени царствования Екатерины II Россия уже вышла на мировой рынок. Это обстоятельство требовало значительного увеличения производства сельскохозяйственной продукции, в частности зерна, льноволокна. Передовые деятели России понимали, что низкая производительность крепостного труда не позволит решить эту задачу. Знала об этом и Екатерина. Вот почему она анонимно (но так, что догадаться об авторе анонимного послания было легко) уже в 1767 г. попросила Вольное экономическое общество объявить конкурсную задачу на тему о целесообразности введения вольнонаемного труда в сельском хозяйстве. Задача вызвала большой интерес, оживленную дискуссию. Из многочисленных ответов первую премию получило сочинение француза Де-Лабея, в котором доказывалось преимущество вольнонаемного труда. Из русских работ весьма интересной оказалась работа замечательного мыслителя, самородка из народа А. Я. Поленова. Он горячо ратовал за отмену крепостного права.
А вот Болотов, несмотря на склонность к экономическому анализу во всех своих научных разработках, в оценке вольнонаемною труда вступил в явное противоречие со своей научной объективностью. Слишком уж довлели над ним интересы помещика.
Отрицательное отношение к вольнонаемному труду он мотивировал следующими соображениями. Первое: русские крестьяне еще не готовы к свободе, и им нельзя ее давать. «Сколь легко тогда по свойству нашей черни может произойти то, что возмечтает она, что свобода в том должна состоять, чтоб не только быть совершенно вольными, не состоять ни у кого в повиновении и ни на кого даром не работать, но и не платить никаких никому и даже самых государственных податей и не отправлять никаких повинностей. Что чернь наша в состоянии иметь таковые, ни с чем несообразные и сумасбродные мысли и, заразясь такою мечтою, вдаваться в звериное буйство, то доказали нам времена, не весьма еще от нас удаленные и находящиеся еще у всех в свежей памяти. Кому не известно, что происходило во время пугачевщины, и почему знать, не кружатся ли в глупых их умах и ныне таковые, сумасбродные о вольности и прочие мысли» [12 Лит. наследство. 1933. «N*2 9/10. С. 190.].
Убедительным доказательством неготовности крестьян к свободе и необходимости твердой власти над ними казался Болотову пример с так называемыми однодворцами (категория государственных крестьян, свободных от крепостной зависимости), с которыми ему приходилось сталкиваться при поездках в Тамбовскую губернию. Свои впечатления от их жизни он описывал образно: «Вот мы уже в главном однодворческом селе Лысых горах... между Козловом и Тамбовом. Представьте себе селение, состоящее из 4 тысяч душ и имеющее в себе 4 церкви. Все дома в них крыты дранью, жители все вольные, никакой работы господской не отправляющие, владеющие многими тысячами десятин земли и живущие в совершенной свободе. Не остается ли по сему всему заключить, что селу сему надобно быть прекраснейшему и походить более на городок, нежели на деревню; но вместо того оно ни к чему годное, и нет в нем ни улицы порядочной, ни одного двора хорошенького... Взирая на все сие и крайне негодуя, сам себе я говорил: О талалаи! Талалаи негодные! Некому вас перепороть, чтобы вы были умнее и строились и жили бы порядочнее. Хлеба стоит у вас скирдов целые тысячи, а живете вы так худо, так бедно, так беспорядочно. Вот следствие и плоды безначалия, мнимого блаженства и драгоценной свободы. Одни только кабаки и карманы откупщиков наполняются вашими избытками, вашими деньгами, а отечеству только стыд вы собою причиняете» [13 Болотов А. Т. Жизнь и приключения... Т. 3. Стб. 89—90.].
Второе соображение Болотова касалось производительности труда. «Как из всего вышеговоренного означается, что при нынешнем нравственном состоянии нашего подлого народа [во времена Болотова слово «подлый» имело другой смысл, соответствуя современному «простой»], наемные работы в земледелии и домоводстве не могут по многим отношениям быть таковы совершенны, как производимые крепостными людьми, не только при нынешнем положении и состоянии дел, но и в случае освобождения крестьян от рабства, то и следует само собою, что для всякого хозяина выгоднее обрабатывать землю и все свое хозяйство не наемными, а собственными своими людьми и крестьянами» [14 Отчет Публ. б-ки за 1890 г. СПб., 1893. С. 107.].
Казнокрадство и взяточничество в государственном управленческом аппарате России XVIII в. было довольно распространенным явлением. Доходы казны были не так велики, чтобы обеспечить крупным чиновникам жалованье соответственно их чинам, званиям (следовательно, и образу жизни), а мелкому служилому люду — простейший прожиточный минимум. Поэтому первые частенько запускали лапу в материальные и денежные источники казны, а вторые занимались мздоимством, причем это тогда даже и не считалось предосудительным.
Болотов был весьма щепетилен в отношении государственной и чужой собственности. В бытность его управителем царских волостей через его руки проходили большие суммы денег и значительные материальные ценности. При тогдашних методах учета и отчетности он мог присваивать многое из них. Тем не менее он ни разу не позволил себе этого, хотя секретарь волостной конторы Варсобин делал ему соответствующие намеки, ссылаясь на практику предыдущих управителей. Андрей Тимофеевич строго отчитал своего помощника. В то же время стоявший над ним директор экономии Давыдов без зазрения совести пользовался деньгами и зерном волости. Знавший об этом Болотов, дорожа своим местом, прикрывал грехи начальства. Таким образом, честность уживалась в нем с откровенной беспринципностью, это делало его невольным соучастником воровства, против которого он всю жизнь боролся и за которое наказывал крестьян.