Другие ребята, которыми верховодил вихрастый Толя Крючков — капитан непобедимой футбольной команды пятого «б», — «болели» за Ивана Васильевича и готовы были доказать любому, что именно он самый быстрый, самый ловкий и самый неутомимый каменщик во всём мире.
На переменах разгорался спор.
— Куда вашему Василию Ивановичу против нашего Ивана Васильевича! Наш в два счёта обгонит, — авторитетно заявлял Толя Крючков.
— Ого! Сказал! Вчера наш Василий Иванович на два ряда больше твоего Ивана Васильевича положил, — ехидно отвечал Серёжа Зябликов.
— Так это почему? Это почему? — кипятился Толя. — У Ивана Васильевича новый подносчик, у парня опыта нет. Понимать надо! А твой Василий Иванович и ростом-то не вышел. Куда ему до нашего!..
— Что? Что ты сказал? — грозно переспросил Серёжа. — Нет, ты повтори, что ты сказал? Что же, по-твоему, если человек ростом меньше, так он и хуже? Да? Хуже? А я?
Это «а я» он произнёс таким тоном, что Толе стало не по себе.
— Что же, по-твоему, — продолжал Серёжа, сверкая глазами, — если я маленького роста, так я и вратарь плохой? Да? Нет, ты скажи: да?
Толя глубоко вздыхал:
— Нет, отчего же? Ничего вратарь…
— Ага! — победоносно кричал Серёжа. — Сознался! Вот и наш Василий Иванович, хоть мал, да удал. Получше вашего Ивана Васильевича.
И спор продолжался.
Но однажды случилось несчастье: Василий Иванович повредил руку. Ребята не заметили, как это произошло. Они видели только, как прибежавший десятник кричал что-то, как Василий Иванович бережно держал руку кистью вверх, а какая-то женщина, сокрушённо покачивая головой, делала ему перевязку.
Потом Василий Иванович ушёл домой. На стройке остался один Иван Васильевич.
— Эх! — горестно вздохнул побледневший от волнения Серёжа.
— Разиня ваш Василий Иванович! — тихо сказал Толя, но в голосе его звучали нотки жалости.
Серёжа опустил голову. Весь день мальчики ходили подавленные.
Какова же была радость ребят, когда на следующее утро они увидели Василия Ивановича на обычном месте за работой. Рука его была забинтована. Иногда он при резком движении морщился от боли, но кирпичи один за другим послушно ложились на место.
Ребята видели, что каменщику трудно, что он кладёт меньше кирпичей, чем его товарищ. Но он работал, — и это было главное.
В тот день мальчики с таким напряжением следили за каменщиками, что даже мало спорили.
А Серёжа полдня ходил в стороне от ребят и всё время о чём-то думал.
На большой перемене он созвал всех «болельщиков» за Василия Ивановича в пустой класс. Там они заперлись и до конца перемены о чём-то горячо совещались.
Вторую половину дня они ходили с таинственными улыбками, не вступая в спор со своими «противниками». Вечером их видели около школы.
На другой день они пришли в школу за час до занятий, собрались в классе и просто прилипли к подоконникам. Впереди всех, прижав нос к холодному стеклу, стоял Серёжа.
Ровно без пяти минут восемь во дворе появились Василий Иванович и Иван Васильевич. Они шли, улыбаясь и разговаривая друг с другом.
Вот каменщики поднялись на стройку.
Ребята затаили дыхание.
Рабочие остановились. Возле участка Василия Ивановича стояли неизвестно откуда взявшиеся столбики аккуратно сложенных кирпичей. К ним был прикреплён лист бумаги, и на нём написано чёрной тушью:
«КИРПИЧИ ВАСИЛИЯ ИВАНОВИЧА,
ПОСТОРОННИМ НЕ ТРОГАТЬ.
ПРИВЕТ СЛАВНОМУ СТРОИТЕЛЮ!»
Василий Иванович оглянулся, как бы разыскивая тех, кто сложил кирпичи. Но, не найдя никого, изумлённо пожал плечами, потом широко улыбнулся, заломил на затылок припудренную кирпичной пылью кепку и начал работу.
Ах, как хотелось ребятам, чтобы он посмотрел на окна пятого «б»!
Рука у Василия Ивановича болела, и в этот день он так и не догнал Ивана Васильевича.
Да и трудно было догнать бородача: Иван Васильевич шёл впереди Василия Ивановича на целую смену.
Вечером ребята собрались в школе, прошли длинным коридором до чёрного хода, открыли скрипнувшую на ржавых петлях дверь и вышли прямо во двор стройки.
Цепочкой, они бесшумно пробрались к кирпичам и так же бесшумно понесли их к участку Василия Ивановича.
Они были уверены, что на стройке никого нет, кроме сторожа. Все работы кончились в шесть часов.
И вдруг они услышали знакомое мягкое постукивание по кирпичам. На участке Василия Ивановича кто-то был!
Серёжа знаком остановил ребят и пошёл в разведку.
Он свернул за угол и остановился как вкопанный: на месте Василия Ивановича сидел бородатый Иван Васильевич и ловко укладывал кирпичи.
В первое мгновение Серёжа оторопел, но потом, забыв про осторожность, со всех ног бросился к товарищам.
— Ребята! — жарко зашептал он. — Ребята… — он перевёл дух. — Иван Васильевич кладёт кирпичи на месте Василия Ивановича!
— Как же так? — спросил кто-то. — Ведь они соревнуются, кто скорее закончит…
— Ну и что же? — сказал Серёжа. — Мы ведь помогаем друг другу. Вот и они… А раз он нашему помогает, то давайте мы ему тоже кирпичи натаскаем.
— Идёт!
Ребята обождали, пока стемнело, и когда Иван Васильевич ушёл, стали подносить кирпичи к участкам обоих мастеров.
На следующий день Серёжа обо всём рассказал Толе Крючкову, и в тот же вечер ярые «противники» дружно работали на стройке.
А на новой стене повесили большой плакат:
«Привет славным строителям — Ивану Васильевичу и Василию Ивановичу!»
ТЕЛЕГРАММА
Машина остановилась у полосатого шлагбаума. Колхозники в кузове задвигались, разминая затёкшие ноги. Старший сержант Бочаров открыл глаза, секунду смотрел в пространство, будто слепой, и, сообразив где он, улыбнулся.
Колхозники ехали в райцентр на базар, где шла бойкая предпраздничная торговля. А Фёдору Бочарову предстоял путь дальний и радостный.
— Прошу предъявить документы, — сухо сказал пограничник.
Фёдор, не переставая улыбаться, протянул ему удостоверение. Пограничник внимательно просмотрел его и тоже улыбнулся.
— В отпуск?
— В отпуск.
— Невеста, поди, заждалась?
Фёдор покраснел:
— Мать.
Пограничник вздохнул:
— Завидую, браток… Счастливого праздника!
Полосатый шлагбаум поднялся, машина, фыркнув, тронулась.
— Мамаше поклон! — крикнул вдогонку пограничник.
На станции Фёдор оформил проездные документы и подошёл к окошечку с надписью: «Приём телеграмм». Он всё время думал о встрече с матерью, которую давно не видел, поэтому светлые глаза его сияли и круглое, с чуть вздёрнутым носом лицо будто излучало свет. И всякий, кто взглядывал на него, начинал улыбаться. Заулыбалась и телеграфистка, когда Фёдор подошёл к окошку.
— Вам бланочек?
— Да. Пожалуйста!
Он взял телеграфный бланк, написал, где полагается, адрес, потом на мгновение задумался и вывел:
«Получил отпуск встречай шестого девятнадцатым вагон восьмой целую Федя».
Осторожно подул на листочек и отдал его телеграфистке. Та, быстро тыкая карандашом в каждое слово, прочла телеграмму.
— К жене едете?
— К матери.
Девушка пересела за другой столик, где стоял телеграфный аппарат, похожий на пишущую машинку, и, положив перед собой телеграмму, начала постукивать пальцами по клавишам.
И Фёдор вдруг отчётливо представил себе степные просторы, изрезанные реками, леса, окутанные вечерней синевой, и бесконечный ряд столбов с белыми чашечками изоляторов. И между ними тонкие, поющие нити проводов, что пересекают и леса и степи. И сейчас вот по проводу летит его привет к маленькой старушке, что живёт в далёком волжском городе, к матери. Летит радость.
Валерка уговорился с Серёжкой встретиться во дворе в шесть вечера. Но бабушка была неумолима:
— Нешто это дело — по лестницам телеграммки таскать! Ещё ушибёшься где ненароком или мало ли что. Да и ноги, чай, не казённые — ступеньки-то считать!
Валерка с жаром убеждал бабушку, что это дело общественное, что у них выделено по три добровольца от звена, и звенья соревнуются, кто больше доставит телеграмм, а заработанные деньги пойдут на строительство памятника пионерам-героям.
Бабушка не сдавалась. Валерка уже готов был заплакать, но тут подоспела помощь в лице соседа, старого литейщика Семёна Семёновича. Он появился на кухне и сначала молча слушал разговор, а потом сказал:
— Я бы его отпустил. Раз от дела польза будет, — значит, дело стоящее.
Бабушка очень уважала Семёна Семёновича и, вздохнув, согласилась.
Валерка сунул руки в рукава пальто и, второпях надев шапку задом наперёд, выскочил на лестницу. Серёжки во дворе уже не было. Валерка побежал на почту.
…Из отдела доставки они вышли вместе.
— Ну, ты — налево, я — направо. Посмотрим, кто скорее доставит, — сказал Серёжка.
— У тебя дома ближе.
— А у тебя ниже!
— А двенадцатый!.. Семь этажей!
— Ха! У меня таких целых три! Ну, посмотрим! — Серёжка повернулся и зашагал по улице. Валерка заспешил в противоположную сторону.
Не такое уж это простое дело — разносить телеграммы. Дома, подъезды, лестницы, двери. Нажимаешь на звонки, стучишь.
— Кто там?
— Телеграмма.
Некоторые, услышав мальчишечий голос, открывают не сразу. Спросят, что за телеграмма да откуда, да почему.
На одном дворе при свете ярких ламп с рефлекторами работает небольшой экскаватор. Он блестящими зубьями вгрызается в землю, ловко встряхивает её и складывает в кучу, рядом с прорытой канавой. Интересно бы посмотреть!..
Идёшь мимо кинотеатра, а там в витрине красуются фотографии кадров из нового фильма. Кто-то в кого-то стреляет. Мчатся машины… Но Валерка отворачивается от соблазна и проходит мимо. Время не ждёт.
От лестниц Валерке стало жарко, пришлось распахнуть пальто. Пачечка телеграмм в руке, как назло, убавляется медленно. Неужели Серёжка разнесёт первым? Победит?..