— Неужели нет никакой свалки? — предположил я.
Раскаявшийся бунтарь надолго задержал на мне взгляд и вроде бы заколебался.
— Есть, — вымолвил он наконец. — Но это совсем не то, что мы думали…
— А что? — изнемогая от любопытства, спросила Валерия. — Что, Лёшенька?..
Лёшенька ухмыльнулся.
— Не скажу, — объявил он. — А то жить неинтересно станет.
— Ну Лё-оша-а…
Возможно, Алексей блефовал. Опять-таки как всегда. Однако факт оставался фактом: наладчик явно выдал ему по секрету нечто такое, что непреклонный Лёха пошёл на попятную.
— Знаешь, как это называется? — выпалила Валерия. — Гордыня паче чаяния!
— Ты хотела сказать, смирение паче гордыни?..
— Какая разница?!
Вытрясти нам из него в тот раз так ничего и не удалось. Лера надулась — не могла уразуметь, как это вообще возможно: узнать что-либо и ни с кем не поделиться? Она-то сама давно бы уже выложила втрое больше, чем разведала. Вадим отнёсся к Лёхиной неуступчивости куда уважительнее: приказ есть приказ. Потому как порядок должен быть.
Что до меня, то я решил выждать и при случае потолковать наедине. Долго ждать не пришлось. Лёха подошёл ко мне сам.
— Я в тот раз на тебя наехал… — хмуро напомнил он. — Извини. Нервный дёрг, сам понимаешь…
Каждый раз, когда передо мной за что-либо извиняются (как видите, бывает и такое), мне почему-то становится стыдно. Такой уж дурацкий характер.
— Да это я, скорее, наехал… — пробормотал я, пряча глаза.
Однако Лёхе было не до сантиментов.
— Короче, всё, что я тебе тогда говорил, забудь, — велел он. — Всё не так. Всё гораздо хуже.
От таких слов неловкость моя вмиг прошла, и я уставился на него с недоверием. Удивительно. Всё гораздо хуже, и тем не менее бодр Алексей, собран, никакой расслабухи, никакого уныния. Хотя, возможно, он из тех людей, для которых любая определённость лучше самых радужных надежд и фантазий.
— Перетёрли? — спросил я, понизив голос.
— С наладчиком? — уточнил Лёха. — Перетёрли… Кое-что перетёрли… — Медленно усмехнулся. — Андроид, знай своё место… — внезапно выговорил он как бы про себя.
— Это тебе Обмылок так сказал?!
— Что? — Лёха очнулся. — Нет, что ты! Обмылок Шварца не читает…
— Он правда андроид?
Алексей посмотрел на меня с удивлением.
— Для тебя это существенно?
— Нет, но…
— Вот и для меня тоже. Аферист он или инструмент афериста… Не вижу особой разницы. Ты спрашивай, не стесняйся!
— Позволь… А тебе можно говорить?
— Почему же нет? Я никаких обещаний не давал.
— Но Лере-то…
— Лере ничего не скажу. И Вадиму не скажу. Потому что примерно представляю, как они отреагируют… Ты спрашивай.
Мысли мои разбежались по закоулкам.
— Почему ты остался?
— Хороший вопрос… — Алексей кивнул. — Спасибо. Кроме шуток, спасибо… — Помолчал, сосредоточился. — Потому что, оказывается, милый мой Володя, основная мерзость в этом мире — отнюдь не лохматые…
— А кто?
— Мы, — ласково сообщил он. — Как видишь, я почти уже принял твою точку зрения… Не ожидал?
Мою точку зрения… А была ли она к тому времени моей? С Мымрой-то я успел опять рассориться… Дружба врозь — детей об землю!
— Н-нет, не ожидал… А причина?
— В окончательном осознании места человека во Вселенной, — язвительно поведал Лёха. — Баста!.. — объявил он во весь голос. — Остаюсь здесь. Никуда не хочу.
— Ни домой, ни на свалку?
Вообще-то я собирался пошутить, однако Алексей воспринял мои слова крайне болезненно. Даже лицо скукожилось.
— Это одно и то же, — глухо сказал он.
— Прости, не понял…
— Это одно и то же, — повторил он громче и отчётливее. — Свалкой Обмылок называет нашу с тобой родную планету.
Захохотал я не сразу. Пока вылупил глаза, пока уяснил смысл сказанного, секунды две прошло. Зато потом долго не мог остановиться. Мой нервный смех был неприлично визглив. Сами подумайте: страхи, кошмарные видения шевелящихся тел — и всё это из-за одного-единственного неправильно понятого жаргонного словца?
Потом обратил внимание, что Лёха не улыбается. Он смотрел на меня с печальным любопытством.
— Ну вот и славно… — молвил он. — Вот и развеселил…
Повернулся и пошёл прочь.
Тут уж мне стало не до смеха.
— Погоди!.. — в панике окликнул я его.
Лёха обернулся.
— Дело же не в том, как её называет Обмылок, — с болью в голосе произнёс он. — Дело в том, что Земля действительно свалка.
Я не дал ему уйти. Я вцепился в него, привёл к своему футляру, усадил на крышку и принялся выспрашивать.
— Всё просто, — отрывисто излагал Алексей. — Чёрт знает сколько сотен тысяч лет на Землю сбрасывали бракованную продукцию. Продукция размножилась. В итоге — цивилизация, в итоге — человечество… А я, главное, башку ломал: что ж мы так похожи-то? Ну не бывает, согласись, подобных совпадений! По теории вероятности — не бывает… Так что мы с тобой, Володя, почти наверняка потомки списанных андроидов! Отходы высоких биотехнологий…
— И тебе это рассказал Обмылок? — усомнился я.
Представить нашего наладчика в роли лектора-популяризатора было свыше моих сил.
— Нет, — признался Лёха. — Все эти сведения я извлёк в основном из его недомолвок.
А! Ну тогда другое дело. Тогда всё в порядке. Я почти успокоился.
— А как же наши предки? Неандертальцы, питекантропы…
— Не были они никогда нашими предками… Это, кстати, давно доказано. Прямых наших предков, обрати внимание, так до сих пор и не раскопали.
— Тогда кто такие питекантропы?
— Надо понимать, первые пласты свалки. Устаревшие модели. От нас они отличались примерно так же, как первый «форд» от нынешнего. И обрати внимание, сколько сразу снимается вопросов. Палеонтологи никак не найдут переходные формы. А их и быть не могло. Выбрасывали-то готовую продукцию! Бракованную, но готовую…
— Ага… — Я покосился на Лёху с невольным уважением. — Ты полагаешь, роботы могут размножаться половым путём?
Пожал голыми андроидными плечами:
— Мы же размножаемся…
— А на конвейере нас изготавливать не проще?
— Вряд ли. Андроид — не трактор…
— Почему тогда вымерли первые модели? Почему тоже не размножились?
— Как же не размножились? Размножились… Просто модель «кроманьонец» оказалась совершеннее, агрессивнее… Ну и вывела всех остальных под корень…
Вот если бы и у меня на любой вопрос собеседника тут же находился готовый ответ… Тогда бы я был не Володя Турухин.
— Слушай, — взмолился я. — Давай по-другому. То, что ты рассказываешь, безумно интересно, но… Просто передай свой разговор с Обмылком. Дословно.
— Хрено́в тачку и полтачки впридачку? — кисло осведомился Лёха.
— Чего-чего?
— Это если дословно, — пояснил он. — Там ещё много народной мудрости было, всего не упомнишь…
— Ну хорошо, тогда хотя бы своими словами… По сути. Что он тебе сказал?
Лёха увял, окончательно утратил интерес к беседе.
— Ну а что по сути… — нехотя произнёс он. — Сказал, что увольняться сейчас нет резона…
— И всё?
— Ну… про свалку ещё сказал…
— А почему нет резона?
— Потому что нас и так скоро рассчитают. Или оформят переводом… Это уж как пожелаем.
— Переводом — куда?
— К другим владельцам… в другую муть…
— Но почему?
— Потому что параллелепипед! — отрезал он.
Я опешил. Лёха посмотрел на меня и осклабился.
— У моего друга сынишка, — пояснил он. — Тоже как привяжется… Пап, почему снег? Потому что холодно. А почему холодно? Потому что зима. А почему зима?.. Ну, папаша возьми да и брякни: потому что параллелепипед! А почему… — Лёха изобразил ошарашенную детскую физию. — И всё. Повторить-то не может…
— Отстал?
— Нет, — с сожалением сказал Лёха. — Второй раз этот номер не прошёл. Напрягся пацан — и выговорил…
— Так почему параллелепипед? — спросил я.
Алексей вздохнул. Понимал, что не отвяжусь.
— В каких случаях увольняют всех разом? Банкротство, форс-мажор… Я бы предпочёл первое, но нас, боюсь, ждёт второе. Именно форс-мажор…
— Лицензионные с огнемётами? — не удержавшись, съязвил я и запоздало прикусил язык.
К счастью, Алексей не обиделся.
— Чёрт его знает! Вполне возможно…
— Что ж ты у Обмылка не уточнил?
— Пытался. Но это же Обмылок…
Прилегающая к полу буро-сиреневая мгла заклубилась, и на пятачок выкатились три ёжика. Посуетились, поныряли во вдавлины — и сгинули.
— Всё равно непонятно, зачем мы им, — сказал я. — Лохматым. Ненавидят, боятся — и покупают…
— Не исключено, что всё предельно просто, — помолчав, отозвался Лёха. — Возьми людей. Что для нас страшнее всего? Смерть. А что мы считаем символом смерти? Череп. Тем не менее находятся особи, у которых татуировка в виде черепа, брелок в виде черепа… Те же панки, скажем. Вот, мол, какие мы бесстрашные! Глядите и ужасайтесь…
— Ты полагаешь, что…
— Почему бы нет? Для лохматых мы символ насильственной смерти. Кстати, с нами и обращаются соответственно: поигрывают, как брелоками… Да и, собственно, всё. Больше мы ни на что не пригодны… И слава богу!
Я слез с крышки — сумрачная акварель вокруг шевельнулась подобно осенней линялой листве. Изобилующей нюансами и оттенками. Мимо примерно на высоте моего роста, колыхаясь, плыла вперевалку крупная медуза. Приостановилась и на долю секунды приняла идеально круглую форму, отразив голое кувшинное рыло и выгнутую часть футляра, увенчанную другим кривобоким уродцем. Первый раз я узрел здесь своё отражение. Хотя бы в таком виде.
— Обрати внимание… — задумчиво произнёс Алексей. — Как это похоже на последний день перед войной. Тишина, спокойствие… благоденствие… А завтра вдруг — ба-бах!..
— Ты так и не ответил, — напомнил я. — Почему ты остался?
— Думаешь, опять из высоких соображений? Ничего подобного! Мне теперь что лохматые, что лицензионные… Просто из любопытства. Хочу досмотреть, чем всё кончится…