м винограда.
– Так вот зачем вы в магазин зашли! – Юбин чуть не воет от досады. – Вас нельзя вдвоем оставлять, вы всю жизнь пропьете!
– Да расслабься, – Чонхо улыбается, – если им так хочется, пускай.
«А то вдруг потом случая не представится вот так посидеть вместе», – повисает невысказанное в воздухе. Мингю все равно слышит эти слова, и они громкие настолько, что почти оглушают. Он медленно моргает и собирает волю в кулак – то, что от нее осталось к этому моменту.
Наблюдая за тем, как Сонёль ловко разливает по стопкам соджу, Мингю вдруг вспоминает тот раз, когда они впервые волей случая вот так собрались вместе. То, как неловко было сначала, то, как он сам себя неудобно чувствовал, находясь в окружении малознакомых людей. И как хотелось, чтобы это побыстрее закончилось, потому что он к такому не привык.
Сейчас же Мингю едва может справиться с этим ярко вспыхнувшим внутри желанием, чтобы так было всегда. Чтобы он каждый день мог видеть этих людей: курить с Сонёлем на большом перерыве в его любимых кустах, обедать вместе с Юбином и Тэёном, давать им списывать домашку, которую сам Мингю едва ли делал. Ездить вместе с Чонхо в метро, сидя друг напротив друга.
Ездить домой.
Уходящие секунды растворяются в памяти миражом, отсчитываемые стрелкой настенных часов.
Подталкиваемый спонтанным порывом, он достает из кармана телефон – свой, старый – и делает пару фотографий тех, кто собрался вокруг стола. У него их и так довольно много, но Мингю ощущает потребность запечатлеть это мгновение – последнее. Потребность увековечить для себя лица людей, которые по неизвестной причине, несмотря ни на что и ни на кого, вдруг оказались теми, кого Мингю принял. Оказались теми, кто принял самого Мингю.
– Давай вместе! – Сонёль замечает его манипуляции (вот ничего тайком от него не сделать) и закидывает ему руку на плечо, разворачивая камеру фронталкой к себе.
Сделанная фотография получается немного смазанной, потому что у Мингю дрожат руки. На ней его и Сонёля не видно почти (только их глаза и растрепанные волосы), но зато видно задний план: Тэёна, громко смеющегося над Куки, которому зачем-то дал понюхать стопку с соджу, Юбина с краснющими щеками сбоку от него и Чонхо – единственного, кто в последний момент успел взглянуть в камеру. На его губах – улыбка, которая будто бы и не выглядит вымученной, которая легкая такая и совсем не грустная.
Мингю смотрит на сделанное фото и думает, что да. Именно так он и хотел бы все это запомнить. Без отчаяния в душе, без надлома, без грусти, у которой дна и берега нет. Запомнить вот так – с улыбкой на лице и воздушной легкостью, которая концентрируется на кончиках пальцев. Запомнить этим ярким желанием внутри-
просто жить.
– А ты чего универ прогуливаешь, а? – Тэён тычет в Чонхо пальцем. – Тоже приболел? Упал случайно, стукнулся чем-то[8]? Хочешь, поцелую, где бобо?
– Этому столику больше не наливать, – объявляет Мингю и пытается забрать у Тэёна бутылку, но тот обнимает ее обеими руками и чуть ли не рычит.
– Упал он, ну да. – Сонёль посмеивается. – Так упал, что прям…
Чонхо громко кашляет, не давая ему закончить, а потом многозначительно смотрит взглядом а-ля «Ты серьезно сейчас будешь шутить на эту тему?», и тот мгновенно переключает свое внимание на бутылку.
Мингю хватает двух стопок, чтобы перестать чувствовать жжение в горле и ниже. От третьей он отказывается, но никто даже не настаивает – все помнят, что ему вроде как нельзя. На самом деле Мингю можно все и в двойном размере (он искренне в этом уверен), но дело, скорее, в том, что не время и не место сейчас для того, чтобы разум окончательно расплылся, а мозг утратил способность запоминать все до мельчайших деталей. Потому что Мингю хочет отпечатать эти последние мгновения у себя на обратной стороне сетчатки.
Когда жжение в горле неожиданно возвращается, он тихо поднимается со стула и, пока остальные смеются над чем-то, хочет проскользнуть в комнату Чонхо и отсидеться там пару минут. А потом сразу покурить.
– Ты уходишь?
Мингю замирает на месте, чувствуя, как сердце проваливается куда-то вниз, утаскивая следом за собой остальные органы. Он оборачивается и смотрит на Сонёля, взгляд которого неожиданно серьезный. Мингю к такому не готов. Совсем-совсем не готов, хоть и понимает, что спрашивают о другом совсем. О другом, но, черт возьми, так под дых ударяет, что у него хватает сил только на то, чтобы смазанно кивнуть и скрыться за дверью.
Мингю находит коробку с салфетками и сразу же затыкает себе нос – просто заранее знает, что сейчас начнется. Кашляет пару раз, а потом подпрыгивает, когда в комнату быстро заходит Сонёль и закрывает за собой дверь, после подпирая ее спиной. Мингю так и застывает с рукой у рта, прекрасно понимая, насколько комично сейчас выглядит с двумя торчащими из носа салфетками. Надо было идти в ванную. Вот говорили же ему, что курение до добра не доведет.
– Ты в порядке?
– Да. – Мингю скорее мычит, чем говорит. – Покурить пошел.
– А салфетки в нос зачем… – Голос Сонёля под конец затихает; его глаза расширяются. А Мингю чувствует, что эти самые салфетки начинают намокать.
Вот блядь.
Дверная ручка дергается, а следом за ней открывается и сама дверь, заставляя Сонёля сделать несколько шагов вперед и оглянуться. Чонхо, ни произнеся ни слова, подходит к Мингю и берет его лицо в свои руки, в то время как тот прижимает к носу новую салфетку.
– Пойдем в ванную.
– Да все нормально, сейчас пройдет.
И оно правда проходит. Через пару минут, обернувшись дикой усталостью. Мингю сидит на кровати, а Чонхо – перед ним на корточках, цепляясь внимательным взглядом за каждую эмоцию на его лице, и все это неловко настолько, что под землю хочется провалиться. Чонхо сам вытирает обомлевшему Мингю нос и кидает последнюю салфетку в мусорное ведро.
Сонёль, который все это время молчаливо стоит у двери, решается подойти ближе. Мингю смотрит куда угодно, лишь бы не ему в глаза, потому что кажется, что этим он перечеркнет вообще все. Своими же руками разворошит хрупкий песчаный замок на берегу сиреневого моря, который строил все это время. Но когда он все-таки позволяет поймать свой взгляд, Сонёль так и не говорит ничего – только кладет руку на его плечо и несильно сжимает.
– Вы где пропали? – В комнату заглядывает Юбин. – Тэён атаковал ваш холодильник, идите его спасать.
– Курить ходили, – быстро находится Сонёль и закрывает собой обзор; идет к выходу так, чтобы Юбин не видел Мингю и Чонхо.
И тот правда не замечает ничего странного.
Остаток вечера Мингю то и дело касается рукой носа, потому что не может отделаться от страха, что вновь пойдет кровь и кто-то еще ее увидит. Кровь не идет, но Сонёль не сводит с него испытующего взгляда, который одновременно напрягает и делает легче. Хоть ему и не сказали ничего, Мингю сразу осознает, что Сонёль все понял: и почему они в универе не появились после выходных, и почему Мингю похож на смерть. И почему Чонхо выглядит так, будто и вправду упал. Упал и расшибся о камни.
В этот раз не Тэён тащит на себе остальных к выходу, а Сонёль, потому что и Тэён, и Юбин – оба откровенно пьяные и несут какую-то пургу. По сути-то, они все соджу и выпили, что довольно забавно, так как Юбин был против, но слишком быстро косеет от алкоголя. Пока Чонхо шнурует свои кеды, чтобы тоже выйти на улицу и помочь им поймать такси (и не рухнуть по пути в кусты у входа в здание), Мингю неловко останавливается на пороге прихожей. Понимает, что его всего потряхивает от желания сказать что-нибудь напоследок, может, сделать, но сил, храбрости – их просто нет сейчас. Он никак не может признать, что это – все. Просто все. Он больше никогда их не увидит.
– Спасибо, – вырывается из него, да так громко, что все замирают.
– Что? – Тэён зачем-то засовывает один кед в рюкзак, но его обратно достает Юбин и снова кидает на пол, мол, на ногу надевай, дурак. – Я не расслышал.
– Спасибо. – Мингю поднимает взгляд и по очереди смотрит на каждого; пытается в это одно единственное слово вложить все, что чувствует сейчас.
Спасибо за то, что пришли. Спасибо за то, что пытались помочь. Что поняли. И не отталкивали.
– Да не за что. – Тэён все-таки надевает обувь по-человечески, поднимает голову и глядит вдруг на Мингю до удивления трезвым взглядом. – Тебе тоже спасибо.
Тот улыбается и молча наблюдает за тем, как они покидают квартиру. Все, кроме Сонёля, который на самом пороге останавливается и резко оборачивается. Достает из кармана что-то блестящее, кричит другим вслед. «Сейчас догоню», а сам в два шага приближается к Мингю и крепко обнимает – так, что весь воздух из легких выжимает до последней капли.
– До встречи, – тихо говорит он, отстраняясь.
Сонёль берет руку Мингю и что-то вкладывает в нее, после зажимая ладонь в кулак. И уходит, не оглядываясь.
Мингю еще минуту стоит так в прихожей, крепко стискивая в руке нечто холодное и металлическое, а потом разворачивается и идет на балкон.
До встречи.
Он разжимает руку и смотрит на зажигалку Zippo с гравировкой бабочек – ту самую, с которой Сонёль не расставался все то время, что они были знакомы. Его любимая. На мгновение зажмурившись, Мингю открывает окно, прикуривает от зажигалки Сонёля и высовывается наружу, пытаясь рассмотреть внизу знакомые фигуры. И действительно видит их: там, внизу, Чонхо машет рукой, останавливая такси, пока Сонёль придерживает за плечо Юбина, которого отчаянно штормит во все стороны. И как они завтра поедут на пары? Мингю смеется, пряча нижнюю часть лица в сгибе локтя.
Перед тем как сесть в машину, Сонёль задирает голову и словно пытается найти окно, у которого сейчас стоит Мингю, но не успевает, потому что Тэён тянет его за руку, и тот исчезает внутри такси. Хлопок двери Мингю слышит даже отсюда. Провожает взглядом машину, которая быстро теряется в потоке других, и переводит взгляд на Сеульскую башню.