Жизнь, несмотря ни на что, действительно продолжается.
Через два дня, когда они заканчивают обустраивать квартиру, Тэён заставляет Чонхо задержаться на работе, прислав Мингю в каток короткое «Я его похитил, ищи нас в Гондурасе», а часов в восемь они приходят оба и приводят с собой еще троих, и все они – громыхают пакетами. Мингю, не ожидавший такой подлянки, только и успевает, что задвинуть последнюю не разобранную коробку под стол, а затем уходит доставать бокалы и тарелки.
Что Юбин, что Соён, которую после того случая с документами Тэён стал слишком часто по пятницам уводить кутить на Хондэ, довольно быстро влились в их компанию, но ни первая, ни вторая все еще не знают, кто такой Чонхо. Все еще не в курсе, что в их мире Чонхо, вообще-то, целых двое. И Мингю даже не уверен, что когда-нибудь будет в принципе готов с ними этим поделиться.
Он не планировал как-то праздновать новоселье – максимум скромно выпить с Тэёном, – но если Чонхо хочется, то пускай. Чонхо же, к слову, перестал чувствовать себя неловко в присутствии Соён уже на третьей встрече, а вот на Юбин поглядывает с удивлением до сих пор. Мингю может его понять.
Пока все шуршат пакетами и расставляют на барной стойке алкоголь, он достает из кармана вибрирующий телефон; открывает каток и видит новое сообщение от мелкого, в котором лишь прикрепленная фотография, на которой тот показывает средний палец. Мингю смеется. Видать, обиделся, что его не позвали. Набирает «По ушам надаю» и прячет смартфон обратно.
Мелкому через несколько месяцев исполняется уже пятнадцать, и все бы ничего, если бы он недавно по росту не догнал Мингю. Это немного странно, но больше все же смешно, потому что Мингю давно перестал сравнивать. Ему забавно – вспоминать ребенка, который визжал, носясь по его студии, а теперь понимать, что тот уже почти взрослый. Скоро начнет пить пиво вместе с ними.
– Поздравляю с новосельем! – Тэён поднимает стакан с пивом. – Желаю вам… – он задумчиво причмокивает губами, – а хрен знает, желаю всего! А главное – побольше алкоголя в доме!
Юбин закатывает глаза, но все же чокается с ним стаканами, одной рукой тиская кошку, которая пристроилась на ее коленях. Мингю хмуро смотрит на Кэнди, которая умиротворенно вылизывается, и чувствует себя оскорбленным. Почему она у него на руках не сидит никогда?
– Лучше бы пожелал любви до гроба. – Девушка ставит на стол пустой бокал, который выпила залпом, и обращает на себя пять удивленных взглядов. – А то тебе лишь бы напиться.
– Кто бы говорил, – хихикает Тэён, когда Юбин икает.
– Когда-нибудь, – доверительно шепчет Соён на ухо Мингю спустя два стакана пива, – я заставлю вас рассказать, зачем вам были нужны те документы.
– Просто Чонхо работает шпионом на правительство, – с жаром заверяет ее Мингю, – ему нужно было скрыться.
– Да ладно! – Ему в ответ притворно удивляются. – А я тут голову ломала.
Сначала Мингю честно думал, что алкоголя слишком много, но они выпивают абсолютно все и расходятся только около двух часов ночи. Тэён падает спать в гостевой комнате, которую Мингю закончил обустраивать буквально за час до прихода гостей. Он благодарит мироздание, что завтра суббота и никому не придется идти на работу с жуткого похмелья.
Он просыпается около девяти и совсем не удивляется Тэёну, который стоит перед кофемашиной, раскачиваясь из стороны в сторону. Мингю, вышедший из ванной прямо с зубной щеткой во рту, какое-то время наблюдает за тем, как Чонхо нервно пытается объяснить Тэёну, на какие кнопки нажимать, на что получает бездумные кивки, и уходит обратно чистить зубы.
В зеркале мало что изменилось за этот год: все те же песочного цвета волосы, все те же круги под глазами и бледное лицо. Взгляд только поменялся, наверное. Стал более осмысленным и живым.
Когда-то Мингю хотел выпустить в небо бумажный фонарик, на котором будет вкратце описана вся его жизнь. Когда-то Мингю хотел отпустить и попробовать построить хоть что-то заново, но теперь ему не нужно даже пытаться сделать это в одиночку. Когда-то Мингю нуждался в новом старте, на котором прошлое будет определять его, но не будет им самим. Сейчас же он понимает, что с прошлым не расстанется никогда, но в этом нет ничего плохого. Не нужно перечеркивать того, кем ты был, не нужно отрекаться от того, что привело тебя туда, где ты есть теперь. Путь без начала – уже не путь.
Тэён уходит через полчаса, выпив две кружки кофе и стащив у Мингю одну из толстовок, которую надевает прямо поверх вчерашней рубашки. Мингю смотрит ему вслед и в который раз за последний год чувствует угрызения совести. Чувствует вину за то, что счастлив, в то время как Тэён – так ни разу и не решился нормально поговорить с ним обо всем, что произошло. Мингю – честно – понимает. Понимает это желание выстроить стены, как никто другой, но просто не в силах свыкнуться с чувством, что самый близкий ему человек не может вытащить из построенной перед собой стены хотя бы один кирпич, чтобы через образовавшуюся брешь заглянуть ему, Мингю, в глаза и сказать без лишней мишуры: «Мне все еще больно».
Мингю не в силах, но приходится, потому что ему слишком страшно ковырять чужие шрамы.
Которые, возможно, даже не шрамы. Все еще – свежие раны.
Однажды он решился спросить у Чонхо, не говорил ли Тэён чего-нибудь о Мине с того дня, но Чонхо лишь покачал головой и виновато отвел взгляд – не то потому, что сказать ему действительно нечего, не то потому, что сказать не может. Мингю не обиделся. И не будет обижаться никогда – так же, как и лезть в чужую душу без спроса. Он научился ждать.
В воскресенье утром Мингю просыпается от звонка; мелкий орет в трубку и так много извиняется, что он даже не сразу улавливает суть разговора. А когда улавливает, то не может не подобраться с перепугу, сразу же начав пинать под одеялом Чонхо и чуть не столкнув того с кровати.
Не то чтобы Мингю еще не видел маленькую Дасом – уже успел пару раз, когда приезжал к мелкому в гости. Но одно дело смотреть на ребенка, который лежит в кроватке, одно дело смотреть на ребенка, которым заняты его родители. И совсем другое – сидеть с годовалым карапузом полдня самому. Мингю, если честно, в панике.
– Пиздец! – орет он, наворачивая круги по гостиной, что совмещена с кухней. – Убирай все бутылки, все острое, пепельницу вообще в окно выбрось!
– Успокойся, – просит его Чонхо, но бутылки все равно прячет в шкаф. – Это же всего на несколько часов. К тому же мы будем не одни. Лучше бы тебя попросили самому приехать. Не понимаю, зачем ребенка тащить в такую даль.
– Ты у меня спрашиваешь?! – психует Мингю.
От новой тирады его отвлекает дверной звонок. Чонхо мгновенно уходит в спальню, закрывая за собой дверь, чтобы его никто не увидел. Мингю придает своему лицу максимально спокойное выражение и идет в коридор; получает тычок в плечо, едва начав открывать входную дверь.
– Давно не виделись, – нараспев произносит мелкий Чонхо и бесцеремонно протискивается мимо него в квартиру.
– Здравствуй! – восклицает Дахён позади него. – Прости бога ради, что мы свалились тебе на голову посреди воскресенья!
– Все в порядке. – Мингю вежливо сторонится. – Не переживайте, у меня все равно не было никаких планов.
Мать Чонхо заводит внутрь квартиры крошечную девчушку в смешном розовом платье – ребенок все еще неуверенно стоит на ногах, то и дело покачиваясь и хватаясь за ногу женщины.
– Ни за что бы не потревожила тебя, не возьми моя няня сегодня выходной, – причитает она и следом заносит в квартиру огромную сумку. – Наш папа в командировке до среды, а я просто не могла доверить Дасом только Чонхо – он сядет за свой компуктер на весь день и даже подгузник ей менять не будет.
– Ну мам, – обижается Чонхо, – я не настолько безответственный.
– Да, да, – отмахивается от него женщина, – но мне все равно спокойнее, если ты будешь со взрослыми.
Мингю думает, что взрослый из него так себе. Тем более – взрослый, который умеет обращаться с маленькими детьми. Но он всеми силами держит лицо, улыбаясь так ярко, как вообще может. Мелкий – саркастично смеется, за что Мингю наступает ему босой пяткой на ногу.
– А твой… – спохватывается женщина, окидывая взглядом длинный коридор и заглядывая вдаль, в сторону гостиной, – твой друг не дома?
Они с Чонхо переглядываются.
– Нет, он… – Мингю смущается, – в магазин отошел, простите. Не выйдет вас познакомить.
– Жаль, очень жаль. Ну, давай, милая, – воодушевляют маленькую Дасом, крепко вцепившуюся в ногу матери, – не переживай, детка, я скоро вернусь. С тобой побудут твои старшие братики. – Дасом делает такое лицо, будто сейчас зарыдает. – Клянусь, когда-нибудь я уволюсь с этой работы. Никаких нервов с этими вызовами вне графика.
Мингю помнит, как еще на свадьбе, которую ему довелось посетить вместе с Тэёном в прошлом году, он очень долго беседовал с Дахён и уверял ее в том, что не следует отказываться от дополнительного годового отпуска по уходу за ребенком, который дают по желанию после короткого декрета, но когда от твоей работы зависят чужие жизни, невозможно дать себе передышку. Вот и Дахён не смогла. Мингю понятия не имеет, как женщины справляются с подобной нагрузкой. Хорошо, что он совершенно не планирует заводить детей.
– Пойде-е-ем, – тянет Чонхо и подхватывает Дасом на руки; та шмыгает носом и угрюмо смотрит на свою мать так, будто та ее бросает навсегда. – Да че ты соплями мажешь, щас мультики тебе врубим и колы нальем, будет тебе счастье.
– Чонхо, ей всего четырнадцать месяцев, какая кола! – повышает голос Дахён. – Боже. – Она трет переносицу. – Еще раз прошу прощения, – обращается женщина к Мингю.
– Все в порядке, нам не сложно, – уверяет он ее.
– Я буду на связи, пишите сразу, если вдруг что! Я упаковала в сумку все необходимое. А еще обед вам на всех!
Когда Дахён уходит, Мингю не может сдержать облегченного вздоха, но следом каменеет, когда мелкий со смехом водружает ему на руки Дасом и они с ребенком таращатся друг на друга так, будто видят по три глаза вместо двух. Дасом мгновенно заливается плачем, краснея лицом, и такие крупные слезы льет, что он пугается до инфаркта.