Одновременно рос и укреплялся авторитет и влияние секретаря ЦК Ю. В. Андропова во внутриполитических аспектах государственной политики и государственного управления. Отметим то чрезвычайно важное обстоятельство, что именно Андропову Политбюро ЦК было поручено выступить с докладом на торжественном заседании, посвященном 94-й годовщине со дня рождения В. И. Ленина.
Андропов не был, в полном смысле слова, членом «команды Хрущева», хотя также он не примыкал и к его оппонентам, готовившим замену Первого секретаря ЦК на Пленуме КПСС. После Пленума ЦК, избравшего новым Первым секретарём ЦК Л. И. Брежнева, 15 октября 1964 г. Андропов собрал сотрудников Отдела ЦК, чтобы сориентировать их в ситуации. Рассказав о Пленуме, он заключил свое выступление словами:
— Хрущева сняли не за критику культа личности Сталина и политику мирного сосуществования, а потому, что он был непоследователен в этой критике. Теперь мы пойдем более последовательно по пути XX съезда.
Г. А. Арбатов, работавший в Отделе ЦК, подчеркивал следующие обстоятельства, важные для понимания дальнейшей обстановки в ЦК КПСС: «Смещение Хрущева не было вызвано принципиальными причинами. Организаторы заговора (против Н. С. Хрущева. — О.Х.) не были объединены какими-то общими целями большой политики, единой политической платформы. Руководствовались они, скорее, корыстными соображениями, прежде всего стремлением получить или сохранить власть. Все это, конечно, не значит, что смещение Н. С. Хрущева не попытались оправдать интересами социализма, интересами государства, партии и народа… И при этом отнюдь не исключается, что те или иные инициаторы этой акции сами верили, что делают важное для страны и народа дело, — человеческие разум и совесть очень часто в таких случаях ищут и находят весьма удобную нравственную позицию, отождествляя свой интерес со всеобщим. В случае с Хрущевым, учитывая обстоятельства, о которых шла речь выше, это было к тому же не так уж трудно. Сменили лидера. Но какая идеология и какая политика должны были сопутствовать этой смене, какие теперь утвердятся политические идеи? Эти вопросы остались без ответов. Ибо, как отмечалось, к власти пришли люди, не имевшие единой, сколько-нибудь определенной идейно-политической программы»[62].
Не останавливаясь подробно на дальнейшей роли Андропова в развитии и укреплении международного коммунистического движения, отметим лишь некоторые знаменательные вехи и этапы его деятельности на этом посту. Юрий Владимирович лично принимал активное участие в подготовке и проведении Международного совещания коммунистических и рабочих партий 1960 г. в Москве, а также в разработке новой Программы КПСС (принятой XXII съездом КПСС в октябре 1961 г.), второго Международного совещания коммунистических партий (март 1965 г.), Всемирного конгресса за всеобщее разоружение (9–14 июля 1962 г.), Бухарестского (5–6 июля 1966 г.) Совещания компартий государств — участников Варшавского договора, Конференции европейских коммунистических и рабочих партий в Карловых Варах (24–26 апреля 1967 г.) и многих-многих других.
Отметим и еще некоторые обстоятельства, характеризующие личность Андропова. Хотя он и не принадлежал к числу участников «антихрущевского заговора», однако, видимо, благодаря политико-дипломатическому опыту и авторитету у руководителей стран социалистического лагеря, у Юрия Владимировича сложились хорошие рабочие отношения с новым Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичем Брежневым, который, без сомнения, ценил и доверял опыту и политическому чутью секретаря ЦК КПСС Андропова[63].
В связи с этим Андропов привлекался также к решению «непрофильных» вопросов внутренней политики, сумел оказать некоторое влияние на формирование «официальной позиции ЦК» и лично «товарища Брежнева».
А касалось это столь актуальных проблем, как наследие культа личности И. В. Сталина, проблемы общенародного государства, мирного сосуществования двух мировых систем и взаимовыгодного сотрудничества с капиталистическими странами.
Именно столь высокая оценка Брежневым личных и деловых качеств секретаря ЦК Андропова и стала основой резкой перемены линии его судьбы.
17 мая 1967 г. пригласив Андропова к себе в кабинет, Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев сообщил ему о решении рекомендовать его Политбюро для выдвижения на пост председателя КГБ при СМ СССР. Попытки Андропова отговориться от такого назначения не помогли.
Встретивший его в приемной после состоявшейся аудиенции помощник Брежнева А. М. Александров-Агентов писал: «Хорошо помню, с каким ошарашенным видом он вышел из кабинета Леонида Ильича после беседы с ним. Я спросил: „Ну что, Юрий Владимирович, поздравить вас — или как?“ — „Не знаю, — ответил он, — знаю только, что меня еще раз переехало колесо истории“»[64].
18 мая 1967 г. на заседании Политбюро ЦК Брежнев в присутствии специально приглашенного председателя КГБ В. Е. Семичастного неожиданно для последнего заявил, что, посоветовавшись с А. Н. Косыгиным, М. А. Сусловым, Н. В. Подгорным, «пришли к единому мнению — я говорю от их имени и от себя лично, что у нас не все благополучно в Комитете госбезопасности. Очевидно, нам нужно укрепить этот орган… Этому органу надо придать политический характер, как это было в свое время… мы не можем терпеть те существенные недостатки и тот уровень работы, который сейчас имеется в комитете».
Членам Политбюро было предложено освободить В. Е. Семичастного от должности председателя КГБ при СМ СССР. (Принимается единогласно).
Брежнев: Тогда я предлагаю — мы и по этому поводу тоже советовались, — утвердить председателем Комитета госбезопасности тов. Андропова Ю. В. Вы его знаете. Какие будут предложения.
Все: Правильно. Возражений нет.
Брежнев: Какое мнение тов. Андропова?
Андропов: Я считаю, что это большое доверие. Я, правда, не работал в этой области, но, если мне будет оказано такое доверие, я приложу все силы, чтобы оправдать его[65].
Небезынтересен вопрос и о том, как новый председатель КГБ был воспринят своими коллегами на Лубянке. Один из работников аппарата ЦК КПСС прокомментировал это назначение кратко:
— Ребята, вам повезло!
Генерал-майор Ю. И. Дроздов, еще до мая 1967 г. неоднократно встречавшийся с Ю. В. Андроповым, высказался по этому поводу более пространно: собранная чекистами в ЦК КПСС на своего нового шефа информация «была благоприятна: опытный государственный деятель, контактный, интеллигентный человек, способный дойти до понимания проблем рядовых исполнителей, умеющий быстро разбираться в людях, их деловых качествах».
Андропова, отмечал Дроздов, встретили с надеждой на реорганизацию спецслужб: «ждали, что станет больше порядка, организованности, меньше волюнтаризма, злоупотребления, нарушений законности».
И эти надежды оправдались, подчеркивал Юрий Иванович[66].
Прежде, чем рассказать о вступлении Ю. В. Андропова в новую должность, обратимся еще раз к вопросу о том, во что он верил.
Штрихи к портрету
Конечно, нелегко воссоздать «психологический портрет» человека, ушедшего из жизни более сорока лет назад, и с которым ты встречался один раз в жизни. И, тем не менее, рискну сделать это, используя те же методы, что применяют для решения аналогичных задач не только профессиональные психологи, писатели и историки, но и аналитики спецслужб.
Нам представляется необходимым показать читателю каким знали Юрия Владимировича Андропова люди, работавшие и близко соприкасавшиеся с ним на различных этапах его трудовой биографии.
Знавший Андропова с 1963 г. Николай Сергеевич Леонов отмечал, что у него не произошло «трансформации личности, связанной с изменением должности, он остался цельной натурой»[67]. Причем об этом свидетельствуют и многие другие лица, которым довелось работать совместно с Юрием Владимировичем.
Общавшийся с Андроповым на протяжении не одного десятилетия его коллега вспоминал: «это была цельная натура. Со своими морально-нравственными устоями. Трезвыми, реальными взглядами на жизнь. Человек большой скромности, честности и порядочности. Он был коммунистом в лучшем понимании этого слова. И остался бы таковым, что бы ни случилось с ним, с партией и страной в дальнейшем.
Он был верен своим политическим убеждениям, которые сформировались у него под влиянием непростых условий жизни государства. Он оставался верным им до конца.
Вместе с тем он не раз говорил, что нельзя стоять на одном месте, что движение вперед, если мы хотим идти дорогой прогресса, требует постоянного совершенствования жизни общества и государства, творческого подхода к большому и малому, без конъюктурного подхода к решению проблем, с которыми мы сталкивались и от которых зависела судьба Отечества»[68].
Отметим и следующее чрезвычайно важное, но не понятое писавшими об Андропове, обстоятельство. Для него были святы такие ныне напрочь забытые понятия, как партийный долг и партийная дисциплина. А без учета этого обстоятельства невозможно понять личность Андропова.
Юрий Владимирович возглавил КГБ при СМ СССР в пятьдесят два года. Он был намного старше всех своих предшественников при их назначении на этот пост — И. А. Серову было 49 лет, А. Н. Шелепину — 40, а В. Е. Семичастному и всего 37 лет. И, в отличие от них, у него за плечами была несравнимо бо́льшая школа партийно-государственной службы. Андропов был не только современником образования Комитета государственной безопасности при СМ СССР, но и в качестве заведующего отделом и секретаря ЦК КПСС одним из крайне ограниченного числа получателей его информационной продукции.
Разумеется, Андропов был, в полном смысле слова, человеком своего времени, своей эпохи, что вполне понятно и закономерно. Хотя он, в отличие от многих других руководителей, не «по поручению», и даже не «по должности», думал о настоящем и будущем. И не только нашей страны, но и всего мира.
Его глубоко лично волновала судьба страны, партии, с политикой которой он ассоциировал всю свою деятельность. Следствием этого являлось его стремление сначала — в качестве секретаря ЦК КПСС, в затем кандидата и члена Политбюро ЦК, внести личный вклад в обоснование, выработку и реализацию намеченной политики партии.
Андропова возмущали явления равнодушия к законным интересам людей, факты моральной нечистоплотности, отступления от этических норм поведения, карьеризм.
Являвшийся в 1958–1964 гг. одним из сотрудников будущего генсека Ф. М. Бурлацкий подчеркивал, что Юрий Владимирович понимал политику как искусство возможного: он знал не только то, что нужно делать, но и как этого добиться в конкретных условиях.
Именно Бурлацкому принадлежит характеристика Андропова как Homo Politicus, то есть Человека Политического. Может быть, как никто другой среди тогдашних руководителей, — подчеркивал он, — Андропов «чувствовал и сознавал жесткие политические рамки на пути назревших преобразований»[69].
Развивая эту мысль, Бурлацкий отмечал, что Андропов, «собственно, иначе и не мыслил, кроме как политическими категориями… Это значит, что он рассматривал вопрос с точки зрения государственной политики страны, тех последствий, которые может иметь то или иное событие или решение для ее интересов»[70].
И от дипломата, каковым, по сути, Андропов оставался в 1957–1967 гг., и от государственного деятеля — кандидата в члены и члена Политбюро ЦК КПСС, депутата Верховного Совета СССР, — мы вправе ожидать продуманных, взвешенных, выверенных оценок, выводов и решений. Хотя и далеко не все предложения Андропова, разработанные коллективами под его руководством, принимались партийным ареопагом.
Люди старших поколений являлись свидетелями немалого числа весьма экстравагантных экспромтов высших должностных лиц государства в 1956–1964 и в 1985–1991 гг., которые повергали профессионалов в состояние глубокого шока. Одним лишь из примеров подобного «профессионализма» является тот факт, что, при подписании соглашения о выводе советских войск из Демократической Республики Афганистан, бывший министр иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе просто …забыл поставить вопрос о судьбе 311 советских военнопленных, находившихся в плену у моджахедов!
Будучи убежденным коммунистом, материалистом, рационалистом и реалистом, Андропов был в то же время… идеалистом. Идеалистом в том высоком смысле этого слова, что был убежден в том, что рациональные человеческие идеи, убеждения, способны преобразовать окружающую человека реальность, окружающий мир. И, более того, действовал в соответствии с этими своими убеждениями. В отличие от многих других партийно-государственных функционеров, становившихся со временем либо циниками, либо лицемерами, творцами либо эпигонами «двойной морали», «двойных стандартов» мысли и поведения.
Видимо, именно благодаря цельности натуры Ю. В. Андропова, свойственного ему единства слова и дела, он и остался в памяти многих его современников. (Отметим попутно, что, несмотря на вполне успешные партийные карьеры, ни один из его преемников на должности заведующего Отделом ЦК КПСС — К. В. Русаков (1967–1972 гг. и 1977–1986 гг., К. Ф. Катушев (1972–1977), В. А. Медведев (1986–1988) — не получил такой известности и популярности, как Ю. В. Андропов.)
Помимо этого, большинство работавших с Андроповым мемуаристов подчеркивают его исключительные трудолюбие и работоспособность.
Будучи заведующим отделом, затем секретарем ЦК КПСС, председателем КГБ, ему приходилось ежедневно «поглощать и переваривать» огромный объем информации — до нескольких сотен машиносписных страниц текстов.
Помимо этого — прорабатывать и согласовывать вопросы, уточнять и ликвидировать неясности, принимать ответственные решения и готовить проекты соответствующих документов, давать поручения и оценивать их исполнение, знакомиться с представленными иными ведомствами документами, проводить их экспертизы, вносить коррективы и предлагать дополнения и уточнения, подписывать документы в инстанции, проводить оперативные совещания, встречаться со многими людьми самого разного социального положения…
Самой сильной чертой личности Андропова, писал Бурлацкий, сохранивший чувство глубокого уважения к своему бывшему патрону, «была деловитость, умноженная на острое видение политической стороны любой проблемы… Он умел при случае произнести четкую, яркую речь, но делал это крайне редко. Он больше всего дорожил практическими решениями и тщательно контролировал, чтобы все делалось так, как было задумано и принято. Организационный талант, вероятно, составлял главную особенность этого лидера нашей страны»[71].
Для Андропова «не было мелочей. Любая работа, которую он делал, должна была быть безукоризненной, доведенной до конца и по возможности блестящей».
«ЮВ», как многие годы за глаза называли Андропова его сослуживцы, «не терпел полуфабрикатов, ненавидел небрежность и органически не выносил любое проявление безответственности. В этих случаях он мог быть безжалостным: Не смог — это понятно. Но не постарался — такое он не прощал никогда. И все вокруг него действительно очень старались, не столько за страх, сколько за совесть… За малым исключением ЮВ подбирал вокруг себя такой „приход“, который был способен отвечать высокому уровню его требований»[72].
Обратной стороной высокой требовательности к подчиненным была требовательность к себе, сочетавшаяся с высокой самодисциплиной.
По свидетельству многих сослуживцев, Андропов был «на редкость организованный [руководитель], не терпел пустозвонства. Но был внимательным слушателем. Требовал:
— Говори точно! Изложи — обоснуй свою точку зрения! Не надо поддакиваний! Вы мне нужны с вашими предложениями! Знаниями! Не бойтесь высказываться по полной форме!
Нередко наработанные „командой Андропова“ соображения по тем или иным вопросам внутриполитического и международного развития расходились с оценками и прожектами „Старой площади“, то есть ЦК КПСС[73]. „Не сезон!“ — тогда с огорчением говорил Юрий Владимирович своим коллегам.
Составной частью убеждений Андропова, что осталось мало замеченным его биографами, являлся демократизм. Именно подлинный демократизм, а не „либерализм“, в чем его немало упрекали недобросовестные современники и критики последующих лет.
Демократизм как в вопросах государственной политики, общественной жизни — он был одним из немногих партийных руководителей, кто неоднократно на протяжении десятилетий напоминал о задаче построения общенародного государства в нашей стране, — так и в поведении, общении с окружающими.
Еще один крайне важный штрих характера Андропова: не терпел пренебрежительного отношения к письмам и просьбам людей. Они не должны были оставаться без ответа»[74].
Вопреки мнению многих, у Андропова с его подчиненными были теплые, дружеские отношения, не отягощенные высокомерием и «комчванством», как называл этот порок в одной из последних работ В. И. Ленин.
Со всей очевидностью об этом свидетельствует следующий экспромт, сохраненный сотрудниками Андропова:
Молва идет среди народа,
Что всех людей вмиг портит власть.
И все ж опаснее напасть,
Что чаще люди портят власть!
Бывший помощником Юрия Владимировича с 1973 по 1979 г. Игорь Елисеевич Синицын в своих воспоминаниях отмечал, что «демократичная манера поведения не изменилась у Андропова, даже когда он стал членом Политбюро ЦК КПСС, особо подчеркиваю это обстоятельство потому, что напускной „демократизм“, простота и доступность, нередко исчезают у некоторых личностей по мере их продвижения по ступеням партийно-служебной иерархии, да и еще, с годами, как известно, людям свойственно меняться…
На критику или замечания других участников совещаний или коллективных обсуждений Андропов отвечал: „А что ты предлагаешь?“
Он принимал чужие соображения только после острой дискуссии, с тщательным взвешиванием всех „за“ и „против“, а иногда отвергал, видя дальше и глубже своих помощников и сотрудников. При этом он объяснял им ход своих мыслей»[75].
Многие, сталкивавшиеся с Андроповым, отмечали необычайную культуру его поведения и межличностного общения с окружающими, что заметно контрастировало со стереотипами номенклатурного поведения.
И. Е. Синицин подчеркивал его неизменную корректность, «никогда никого не унижал и не отзывался худо за глаза. Терпеть не мог мата. Быстро переходил с подчиненными на „ты“, но делал это по-дружески. Слово „ты“ в его устах звучало аналогом доброго отношения. Но если вдруг он переходил на „вы“, это означало высшую степень неодобрения им поведения данного персонажа, служило своего рода ругательным словом».
Многие авторы упоминали о стихотворных экспромтах Юрия Владимировича, которые были заботливо сохранены его коллегами. И известная часть этого рукописного наследия председателя КГБ и Генерального секретаря ЦК КПСС также по-своему раскрывает и оттеняет его личность, внутренний мир и мировоззрение.
Прекрасно понимая, увы, что «чаще люди портят власть!», Андропов избегал, исключил из своего поведения те соблазны, которые предоставляет нестойким людям подъем по карьерной лестнице, остался идеалистом-романтиком, строго придерживавшимся принципов скромности в быту и жизни, устремленности на «делание дела», что было для него главным.
Один из его помощников подчеркивал, что Андропов «поражал своей эрудицией, реалистическим подходом к жизни, умением ценить юмор и иронизировать. У него была мгновенная реакция на мысль собеседника»[76].
И. Е. Синицин также отмечал, что Андропов «терпеть не мог антисоветские анекдоты, видимо, не только из-за их сути, ниспровергающей то, что для него было святым».
Многие близко знавшие Андропова мемуаристы отмечали, что он отличался внутренней культурой, умом, жизненной мудростью, деловитостью и поражающей работоспособностью, принципиальностью и энергией. Также отмечали жизнелюбие и юмор Андропова.
На переданное ему в больницу сочувствие подчиненных, он ответил весьма нетривиально:
Лежу в больнице. Весь измучен.
Минутой каждой дорожа,
Да! — Понимаешь вещи лучше,
Коль задом сядешь на ежа!
Нельзя не коснуться и темы, на которой спекулировали многие, писавшие об Андропове. Это здоровье Юрия Владимировича.
Как известно, Андропов перенес два инфаркта (в 1957 и 1966 гг.), помимо этого страдал рядом хронических недугов — констатируя этот прискорбный факт, мы стремимся лишь подчеркнуть самообладание, хладнокровие и силу воли этого человека, всецело отдававшего себя тому, во что он верил, и делу, которому служил.
Личный врач семьи Андропова И. С. Клемашев также подчеркивал, что его режим работы и отдыха «был нездоровым и ненормальным. Работу он начинал в 9 часов утра и ранее 21 часа не заканчивал, и если к этому добавить еще бесконечные звонки…»[77]. И. Е. Синицын также отмечал, что, будучи председателем КГБ, по будням Андропов работал с 9 до 21 часа, по субботам — с 11 до 18, по воскресеньям — с 12 до 16.
Судя по его мемуарам, не слишком склонный к идеализации Андропова, И. С. Клемашев все же отдавал должное своему именитому пациенту: по его мнению, он «был патриотом своей Родины, бескорыстно и самозабвенно служил своей стране и ее народу… был человеком необыкновенной силы воли и всегда о себе говорил, что будет работать до последнего вздоха и умирать стоя».
Видевший и знавший Андропова в неслужебной, домашней обстановке, имевший немало возможностей для общения в ней со своим пациентом, И. С. Клемашев подчеркивал, что Юрий Владимирович был «человеком неуклонной принципиальности, необыкновенно чутким и деликатным, верным своим обещаниям и слову, всегда точным и аккуратным, дисциплинированным в личной и общественной жизни»[78].
Все биографы Андропова, включая крайне негативно относившегося к нему С. Н. Семанова, отмечали, что дети Андропова Игорь и Ирина были непривычно и необычно для отпрысков высокопоставленных родителей того времени скромны, трудолюбивы, никогда не пользовались родственными связями в личных целях, что порождало не только удивление, но и искреннее уважение.
Таким образом, и в воспитании детей Юрий Владимирович демонстрировал свою скромность, глубочайшую приверженность неписанному морально-этическому кодексу поведения руководителя. Что являлось ярким исключением в то время, хорошо известным как в нашей стране, так и за рубежом. Может быть, это являлось следствием того, что Андропов лично принимал участие не только в обсуждении, но и создании Морального кодекса строителя коммунизма.
Став генерал-полковником (17 декабря 1973 г.), а затем и генералом армии (10 сентября 1976 г.), всю свою прибавку к окладу по воинскому званию Юрий Владимирович поручил помощникам переводить на счет одного из детских домов. Поступок, весьма нетривиальный как тогда, так и, тем более, в сегодняшнее время.
Добавим к этому, что когда в 1979 г. вышел из печати первый сборник избранных статей и выступлений Ю. В. Андропова, крупнейшее в СССР издательство Политиздат[79] настаивало на выплате причитавшегося ему гонорара. Но Ю. В. Андропов отказался. Тогда был приведен «убийственный» аргумент: Брежнев не отказывается от получения начислявшихся ему Политиздатом гонораров!
И Андропов нашел «выход»: передать причитавшийся ему гонорар детскому дому имени Ф. Э. Дзержинского. А помощникам своим дал команду сделать так, чтобы никакая информация об этом не просочилась в прессу[80].
В немногие свободные часы и минуты, а рабочий график Андропова с 1967 г. был крайне напряженным, включал и субботы и воскресенья, — такова была личная, человеческая плата за высокий пост государственного служения, предполагающий и величайшую личную ответственность за порученное дело, — Юрий Владимирович любил читать, слушать музыку.
Любив театр, после мая 1967 г., ставший хорошо известным по портретам членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС, он перестал посещать спектакли.
В заключение еще несколько слов, характеризующих личность четвертого председателя КГБ при СМ СССР. Следствием подлинного, принципиального демократизма Юрия Владимировича было неприятие сталинских извращений социалистических идей, о чем имеется немало убедительных свидетельств. Поэтому Ю. В. Андропов был бескомпромиссным и последовательным сторонником «курса XX съезда партии» на десталинизацию и демократизацию государственной и общественной жизни. Он был одним из немногих руководителей страны, кто являлся искренним приверженцем идеи создания общенародного государства.
Секретарю ЦК КПСС Андропову пришлось, что называется, «по должности» познакомиться с юридическими и партийно-политическими оценками периода «культа личности», поскольку проблематика эта могла подниматься в ходе переговоров с иностранными делегациями.
Способствовало этому и знакомство Ю. В. Андропова с докладом второй комиссии ЦК, так называемой Комиссии Н. М. Шверника[81], по изучению материалов о репрессиях 30–50-х гг. (Николай Михайлович Шверник — председатель Комиссии партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС). По нашему мнению, образование этой комиссии было абсолютно оправданным решением и свидетельствовало о стремлении Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева глубоко разобраться с причинами отступлений от демократических принципов партийной жизни, продолжить курс десталинизации общественно-государственной жизни страны.
Созданная в январе 1962 г. во главе с Н. М. Шверником Комиссия Президиума ЦК КПСС по расследованию причин и обстоятельств политических репрессий 1930–1950-х гг. (в ее состав входили секретарь ЦК А. Н. Шелепин, заведующий отделом административных органов ЦК Н. Р. Миронов, Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко, председатель КГБ В. Е. Семичастный и первый зампредседателя КПК З. Т. Сердюк), представила секретариату ЦК результаты своей работы летом 1964 г.
В основу подготовленных комиссией справок были положены материалы судебных процессов, документы прокурорских проверок по ним, объяснения бывших сотрудников органов госбезопасности, прокуратуры и суда, а также работников партийного и государственного аппарата.
Комиссия констатировала факты «грубейших нарушений социалистической законности, относящихся к периоду культа личности Сталина».
В выводах комиссии указывалось, что рассмотренные ею дела были фальсифицированы, «массовые репрессии 1937–1938 годов были совершенно необоснованными и никакими объективными причинами оправданными быть не могут, являлись следствием произвола и беззаконий. В вопросах карательной политики Сталин стоял на чуждых марксизму-ленинизму позициях»[82].
Знакомство с материалами Комиссии Н. М. Шверника, самостоятельные размышления об открывшихся злоупотреблениях и преступлениях предшествовавшего исторического периода, не могли не сформировать у Андропова, как и у очень многих его современников, собственного понимания путей развития социализма. А после его назначения председателем КГБ при СМ СССР — и целей, задач и методов деятельности органов государственной безопасности Советского Союза.
В то же время политическая ситуация начала меняться после избрания 14 октября 1964 г. Первым секретарем ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. Отказываясь от реального изучения периода «культа личности», его трагических уроков, извлечения горестных выводов из его перегибов и извращений, пытаясь ревизовать решения XX и XXII съездов КПСС, партийная номенклатура ставила препоны развитию критики и самокритики в обществе, расширению гласности в работе партийных органов и общественной жизни, принципов самоуправления, что не могло не вызывать тревоги и озабоченности у части социально-политически активного населения страны.
Ю. В. Андропов, о чем имеется немало свидетельств, не был сторонником «номенклатурного» стремления к зажиму критики и ограничению инициатив граждан, не разделял подобных взглядов, и что бы ни говорили и ни писали о герое моего повествования, был последовательным сторонником принципов демократии, общенародного государства, курса XX съезда КПСС. Для прояснения позиции Ю. В. Андропова по этим вопросам приведем выдержку из стенограммы заседания Политбюро ЦК КПСС по вопросу об отношении к истории партии и критике культа личности Сталина от 10 ноября 1966 г.
Ю. В. Андропов отметил: «действительно существуют проблемы в области идеологической работы, в том числе и с вузовской молодежью. Это вопрос не новый… Но, мне кажется, мало что делается в направлении улучшения воспитательной работы с молодежью. Настоящих учебников, раскрывающих всю глубину происходящих событий в жизни партии и народа, за последние годы мы не даем. Вот почему возникает разная путаница в головах, особенно у нашего молодого поколения… Надо выработать единую точку зрения на базе марксистско-ленинского учения по основным вопросам внутренней и внешней политики партии».
В то же время, освещения вопросов о И. В. Сталине, о Великой Отечественной войне, перспективах развития страны и партии «просят и ждут от нас друзья в социалистических странах, да и все коммунистическое движение мира. Действительно, нужен учебник, настоящий марксистско-ленинский труд, который бы раскрывал все многообразие и богатство нашей эпохи. У нас на самом деле возник ничем не обоснованный провал в теории и особенно в истории между ленинским периодом и современностью. Ведь в этот период была партия, был советский народ, столько проведено созидательной работы, а мы об этом периоде толкуем вкривь и вкось, а за нами повторяют и в соцстранах, и не только повторяют, наши враги используют это против нас.
…Нам надо очень серьезно продумать вопросы в связи с 50-летием Советской власти и 100-летием со дня рождения В. И. Ленина. Словом, очень большая работа предстоит нам в этой области»[83].
В отношении личности И. В. Сталина до конца жизни Андропов не разделял ни один из известных диаметрально противоположных взглядов по отношению к этому человеку: ни восхищенного, ни уничтожительного.
Он полагал, что «всем нам надо с этим глубоко разобраться», имея ввиду необходимость очень выверенной, взвешенной исторической оценки.
Наверное, главным мучившим его вопросом был тот, что на протяжении десятилетий не имел ответа: как такое могло происходить в нашей стране? Однако желанием разбираться с этой острейшей политической проблемой никто из его современников «не горел».
Назначение Юрия Владимировича Андропова на должность руководителя национальной спецслужбы, чрезвычайно ответственную в любой стране мира, было, разумеется, в значительной мере случайным. Но это «партийное поручение» стало самым длительным, хотя и неожиданным, в трудовой биографии героя моего повествования.
В то же время оно однозначно свидетельствует о том, что руководство СССР было уверено как в несомненной личной честности и порядочности, партийной принципиальности Андропова, так и в его немалых организаторских способностях, вкупе с качествами эффективного руководителя. И эти ожидания полностью оправдались.
Назначение Андропова на пост председателя КГБ говорит и о его возросшем авторитете в глазах Л. И. Брежнева, других членов Политбюро ЦК, поскольку уже чуть более чем через месяц после этого назначения Андропов был избран кандидатом в члены этого высшего политического органа Советского Союза, что являлось значительным «карьерным» партийным ростом.
Вряд ли предусматривалась его многолетняя работа на посту руководителя органов госбезопасности — такой практики не было ни в СССР, ни в других странах. Сам же Андропов сообщил своим ближайшим сотрудникам, что Брежнев говорил о 2–3 годах его пребывания на посту председателя КГБ, обещая вернуть его на работу в здание ЦК КПСС на Старой площади.
Надо сказать, что Андропов переместился в новый кабинет в комплексе зданий КГБ на площади Дзержинского, достроенном в 1946 г. по проекту академика А. В. Щусева, без всякого энтузиазма и тем более вдохновения. Он не знал ни работы органов госбезопасности по существу, ни людей, служивших в этой организации.
Впервые переступив порог исторического кабинета на третьем этаже бывшего дореволюционного страхового общества «Россия», где ранее работали не только Ф. Э. Дзержинский и В. Р. Менжинский, но и Г. Г. Ягода и Л. П. Берия, обоснованно подчеркивал один из мемуаристов, «Юрий Владимирович испытывал разные чувства и признавался в том, что не был уверен, к какому результату приведет его служба на чекистском поприще. Он понимал, что не в состоянии с ходу поставить какие-либо новые свежие задачи, прекрасно отдавая себе отчет в том, что для этого потребуется время, а его-то как раз у него и не было»[84].
В моем восприятии, Андропов полностью соответствует понятию «солдат партии», готовый самоотверженно, с полной отдачей, трудиться на любом посту, который будет ему определен партией.
И таких дисциплинированных и исполнительных, нередко — чрезвычайно талантливых рядовых и руководителей у партии в нашей стране в XX веке, как известно, было немало. Причем на различных уровнях — от колхоза и цеха, конструкторского бюро и министерства до ЦК КПСС. Это были искренне преданные социалистической идее, своим идеалам люди, движимые в своей жизни именно духовными, идеалистическими мотивами и стремлениями.
И таких, по своему нравственно-психологическому складу, по отношению к делу, людей немало в мире и по сей день. Другое дело, что предмет их веры, точнее — глубоко персонифицированной личной убежденности, то есть основополагающая идея, идеи или идеология — у них могут быть различны. Можно ведь быть убежденным гуманистом, а можно — и шовинистом, интернационалистом или националистом, консерватором или поборником социального прогресса.
Андропов, подобно миллионам людей на планете, был убежденным коммунистом. И этим он завоевал уважение людей во многих государствах мира.
Во что он верил
Можно быть уверенным, что в эту историю золотыми буквами будет вписан тот несомненный факт, что без твердой миролюбивой политики Советского Союза наша планета была бы не только куда более опасным местом для жизни человека, но, вполне возможно, ее уже постигла бы непоправимая беда.
Обратим внимание на одно чрезвычайно важное обстоятельство, странным образом не привлекшее внимание биографов Андропова. В ставшей на Западе бестселлером еще в середине шестидесятых годов прошлого века книге «Искусство разведки» («The Craft Of Intelligence») в 1953–1961 гг. возглавлявший ЦРУ США Аллен Даллес прямо писал: «западные разведывательные службы (это хорошо известно коммунистам), аккуратно ведут персональные досье на членов компартий всех рангов и уровней, от высших до низших, и тщательно фиксируют их действия и выступления, факты личной и общественной жизни»[86].
Несмотря на то что Запад познакомился с Андроповым, когда он, Чрезвычайный и Полномочный посол Советского Союза в Венгерской Народной Республике, волею судьбы оказался в эпицентре антисоциалистического мятежа в этой стране, информационное досье на него в разведках ведущих капиталистических государств — США, Великобритании, ФРГ, Израиля и Франции, по всей видимости, было заведено только в марте 1957 г.
Разумеется, заведующий только что созданным Отделом ЦК КПСС, курировавший связи с социалистическими странами, не мог оставаться вне поля зрения зарубежных спецслужб, советологических и иных исследовательских центров, обслуживающих как правительства, дипломатию, так и «компетентные органы» своих государств.
На Андропова в каждой уважающей себя спецслужбе мира было заведено «информационное досье», в котором концентрировались все получаемые из Москвы и столиц других государств материалы, касающиеся его деятельности, как официальные, включая выступления, статьи, публикации в прессе, так и поступавшие из различных неофициальных источников — от агентурных сообщений до разного рода слухов, сплетен и домыслов. И в этом обстоятельстве нет ничего необычного — таков уж удел каждого государственного деятеля, достигшего поста определенного уровня в существующей партийно-государственной иерархии.
Подчеркнем также, что методы изучения выступлений, работ, эпистолярного наследия также широко применяется как в психологии для изучения личности[87], так и с той же целью профессиональными историками.
Разумеется, в информационных досье на Андропова на Западе фиксировалась также вся доступная их создателям информация о международных переговорах секретаря ЦК, обсуждавшихся на них вопросах, предложениях и соглашениях сторон. Согласитесь, что такое досье сразу стало полезнейшим источником информации о новом председателе КГБ для руководства несоциалистических государств после назначения Андропова на новый государственный пост. В ноябре 1962 г. в заокеанском досье Андропова появляется запись о том, что он поднялся на более высокую ступень в партийно-государственной иерархии, будучи избранным секретарем ЦК КПСС. «Андроповское досье» в зарубежных исследовательских центрах и спецслужбах также пополнялось и после его назначения на пост председателя КГБ, тем более, с учетом того факта, что и на этом посту он, в качестве кандидата, а затем и члена Политбюро ЦК КПСС, оставался, как принято ныне выражаться, «публичным политиком».
Попытаемся в связи с этим кратко смоделировать часть «досье» на Андропова, приблизив его по стилю к информационным сообщениям иностранных дипломатических представительств в Москве. Однако предварим его важным выводом, который аналитики разведки сделали лишь через несколько лет его активного изучения.
Будучи заведующим Отделом ЦК, уже на этом посту, как и на всех последующих, Андропов показал себя именно как самостоятельно мыслящий политик, а не как бездумный чиновник, номенклатурно-аппаратный исполнитель, что выделяло его в ряду иных обитателей политического Олимпа того времени.
И, выступая в качестве весьма высокопоставленного партийно-государственного деятеля, Андропов давал изрядную пищу для размышлений как своим непосредственным слушателям, согражданам, так и зарубежным аналитикам.
Публичные выступления Юрия Владимировича, восприятие их самыми различными аудиториями — от трудовых коллективов и собраний избирателей до оперативного и руководящего состава органов КГБ СССР, членов ЦК и Политбюро ЦК КПСС, и породили, по нашему мнению, в конечном счете тот загадочный, на первый взгляд трудно объяснимый феномен Андропова, о котором мы скажем далее.
Попробуем в связи с этим взглянуть на политические позиции и взгляды Андропова глазами аналитика западной разведки. (Здесь и далее, как это принято в аналитических записках, мы, не оговаривая это особо, в каждом конкретном случае будем выделять жирным шрифтом те мысли, события, обстоятельства, фрагменты, которые, по мнению аналитиков, заслуживают особого внимания при ознакомлении с текстами.)
При этом следует подчеркнуть, что, в отличие от других высокопоставленных руководителей, о чем имеются многочисленные свидетельства, Андропов тщательно лично работал над подготовленными помощниками текстами его выступлений.
По словам одного из его помощников в ЦК КПСС, Андропов являлся не только руководителем, но и активным участником «процесса создания политической мысли и слова»[88], что особенно важно для анализа и оценки его творческого наследия. Этот же метод «мозгового штурма» Андропов использовал и на посту председателя КГБ при СМ СССР. Именно с учетом данного обстоятельства, публичности деятельности Андропова в ЦК КПСС, а потом и в качестве кандидата/члена Политбюро ЦК КПСС, Генерального секретаря ЦК КПСС «досье Андропова», существовавшие за рубежом, представляют несомненный интерес и сегодня. Ибо в дипломатии, политической аналитике, разведывательных оценках и прогнозах чрезвычайно большое значение имеет именно кто, что, где и как сказал…
Разумеется, деятельность Отдела ЦК, возглавлявшегося Андроповым, как и вся внешнеполитическая деятельность советского государства, протекала в условиях, жестко задававшихся складывающейся международной обстановкой, политикой холодной войны и позициями США на мировой арене.
Первое крупное политическое выступление секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова состоялось 22 апреля 1964 г., когда он, по поручению Политбюро, выступил с докладом на торжественном собрании, посвященном 94-й годовщине со дня рождения основателя советского государства В. И. Ульянова-Ленина. Следует отметить, что эти доклады были особенно почетными и престижными, свидетельствовали о большом авторитете докладчика в партийном руководстве страны.
В нем он заявлял, что: «Ленинизм дает ясные ответы на вопросы, которые затрагивают самые коренные интересы и чаяния народов», и в этом, по мнению Андропова, был скрыт «прежде всего, секрет могучего влияния ленинизма на исторические судьбы человечества»[89]. На наш взгляд, следует подчеркнуть, что это утверждение было действительным личным кредо Андропова.
Личный врач семьи Андропова в 1965–1968 гг. И. С. Климашев, описывая свои впечатления от общения с Юрием Владимировичем, отмечал, что он «был сыном и пленником своей эпохи… и марксистско-ленинского мировоззрения», считал «что социалистический выбор, марксистско-ленинский подход к общественно-государственному устройству, к жизни общества и человека — единственно правильный и ведет к истине и благополучию общества»[90].
По глубокому убеждению Юрия Владимировича, «настоящий ленинец — это не только борец против старого, но прежде всего — творец, созидатель, строитель нового мира».
В отличие от многих других партийных руководителей и догматиков, он прямо заявлял: «на каждом повороте истории теория научного коммунизма обогащается, пополняется новыми идеями и выводами, поднимается на новую высоту».
Характеризуя международную обстановку того времени, Андропов подчеркивал, что «борьба двух линий, двух исторических тенденций — линии социального прогресса, мира, созидания и линия реакции, угнетения и войны — неуклонно ведет к тому, что на исторической арене социализм отвоевывает у старого мира одну позицию за другой».
Напомним, что с этой оценкой было согласно и руководство США, считавшее необходимым сначала «сдерживать коммунистическую экспансию», а затем перейти к «отбрасыванию коммунизма», а также искать замаскированные троянские подходы к борьбе с коммунизмом под видом «наведения мостов».
По мнению Андропова, новый этап исторического развития поставил «важнейшие теоретические и практические вопросы о том, как совершенствовать социализм и строить коммунизм, какими методами вовлекать массы в это великое дело, какой должна быть роль партии, роль государства в новых условиях», что определялось новой Программой КПСС (1961 г.) как задача перехода от государства «диктатуры пролетариата» к общенародному государству.
«Много нового, — подчеркивал докладчик, — надо было внести в теорию марксизма-ленинизма, чтобы учесть те исторические изменения, которые произошли в мире в результате побед национально-освободительных революций на огромных континентах Азии, Африки, Латинской Америки. Жизнь поставила перед народами освободившихся стран вопрос о дальнейших путях борьбы за полную независимость и социальный прогресс».
Опять-таки, отметим, что с выводом об изменениях в мире в результате побед национально-освободительных революций соглашались и западные аналитики, искавшие пути усиления своего влияния в странах бывших колониальных империй.
Внимание западных исследователей не могло не привлечь и следующее заявление секретаря ЦК КПСС, прямо направленное против комначетничества и догматизма — «марксизм-ленинизм сегодня это не только великое наследие основоположников нашего учения, но и все богатство опыта и теоретической деятельности коммунистических партий мира, опыта борьбы рабочего класса и всего освободительного движения».
Развивая это положение, Андропов подчеркивал, что «марксистско-ленинская теория считает, что нет и быть не может вечных правил, пригодных для любых времен, для любых ситуаций. Ленинизм, безусловно, требует применения революционной теории в соответствии с конкретными историческими и национальными особенностями той или иной страны».
В то же время западные аналитики хорошо понимали, что продолжение заочной политической дискуссии с китайским руководством, обвинявшим КПСС «в политическом ревизионизме», может оказать серьезное негативное влияние на развитие мирового коммунистического движения.
В связи с этим советологи не могли не обратить внимания и на слова Андропова о том, что «попытки вытравить из ленинизма его интернациональное содержание, игнорировать международный опыт рабочего движения, подменить революционное учение рабочего класса различного рода теориями, выражающими узко понятые национальные, а иногда и откровенно националистические устремления, идут вразрез с ленинизмом, противоречат интересам социализма».
Наша партия, отмечал Андропов, «объективно оценивает заслуги и роль Сталина и вместе с тем видит, что в ряде важных вопросов он допускал нарушения ленинских принципов коллективного руководства и норм партийной жизни. На своем XX съезде КПСС не только осудила культ личности, но и восстановила ленинские нормы жизни партии и государства, создала условия для воплощения в жизнь ленинских идеалов социализма и коммунизма».
Уже в этом своем политическом выступлении секретарь ЦК КПСС Андропов, принимавший участие в разработке новой Программы КПСС, подчеркивал: «Ленин учил, что важнейшим условием успешного социалистического строительства является широкое и всестороннее развертывание социалистического демократизма, вовлечение в управление производством и всем обществом широчайших масс, развитие творческой инициативы.
Демократия — это не только одна из главных целей социализма, важная сама по себе; без нее невозможно успешное развитие производительных сил, построение материально-технической базы нового общества. Превращение государства диктатуры пролетариата в общенародное государство, превращение партии рабочего класса в партию всего народа — яркое свидетельство развития социалистической демократии».
Внимание аналитиков зарубежных спецслужб не миновали слова из доклада Андропова о том, что «жизнь показала, что развитие мировой системы социализма действительно сопровождается известными трудностями, связанными с преодолением старых традиций, старой психологии, унаследованной от капитализма. Приходится также решать сложные задачи, связанные с ликвидацией экономической отсталости ряда стран, вступивших на путь социализма. Но все это трудности роста, которые могут быть успешно преодолены совместными усилиями социалистических стран»[91].
Слова секретаря ЦК КПСС о живучести, сохранении пережитков и стереотипов прошлого в сознании части населения, сигнализировали аналитикам разведки о том, что, воздействуя на эти факторы, чем, собственно, и занимался многочисленный аппарат идеологических диверсий, можно создать «Советам» дополнительные трудности внутриполитического характера.
По словам Андропова, задача состояла в том, чтобы, «не пытаясь выйти за рамки существующих исторических условий, не игнорируя реальные процессы, делать максимум возможного для укрепления братских взаимоотношений между суверенными социалистическими народами. А это недостижимо, если не учитывать всей их сложности, а подчас и противоречивости. Наша партия исходит из того, — подчеркивал Андропов, — что единство между социалистическими странами может быть достигнуто только на основе строгого учета национальных интересов каждой социалистической страны».
И если руководитель «отдела соцстран ЦК КПСС» задавался вопросами: как совместить национальные, государственные интересы каждой социалистической страны с интересами всего содружества? Как направить в русло социалистического интернационализма бурные потоки возросшего национального сознания? — то аналитики западных спецслужб искали ответы на вопросы о том, как можно максимально эффективно способствовать росту националистических настроений, обострять межнациональные отношения в социалистических странах? Как стимулировать «конфликт интересов» в межгосударственных отношениях, способствовать обострению противоречий между государствами «советского блока»?
Если секретарь ЦК КПСС Андропов говорил о следующих принципах взаимоотношений между социалистическими государствами:
— развития и углубления экономических и политических связей, сотрудничества во всех областях общественной жизни на основе взаимной выгоды, соблюдения собственных интересов;
— равноправия;
— взаимного уважения суверенного права территориальной неприкосновенности, несовместимого с вмешательством во внутренние дела друг друга, с навязыванием одной страной своего опыта другим государствам;
— объединения усилий в области обороны, а также совместной защиты социалистических завоеваний народов этих государств.
То западные аналитики задумывались о том, какие «бомбы» можно было бы подвести под реализацию этих принципов на практике.
Справедливости ради следует, однако, отметить, что Советский Союз, нередко выступавший в роли «старшего брата» в семье народов социалистических стран, порой отходил от принципа соблюдения собственных национальных интересов, обеспечения взаимной выгоды, что приводило к росту социально-экономической напряженности и экономических трудностей в самом СССР. Выступая в Берлине на Международной научной сессии, посвященной столетию I Интернационала 26 сентября 1964 г. Ю. В. Андропов подчеркивал: «Общность политики и интересов рабочих всех стран, единство коренных целейдиктуют необходимость братской солидарности перед лицом объединенного классового врага — международной буржуазии»[92].
С этой «интернациональной солидарностью» администрации США придется воочию столкнуться через несколько месяцев после начала эскалации военных действий против народов Южного и Северного Вьетнама.
Андропов подчеркивал, что «марксизм-ленинизм — это учение о социалистической революции и строительстве нового общества во всех странах мира. И его основоположники, естественно, исходили из того, что при коммунизме отношения между народами должны строиться на совершенно новой основе». И к этому вопросу, даже на посту председателя КГБ при СМ СССР и члена Политбюро ЦК КПСС, Андропову придется возвращаться еще неоднократно.
Далее секретарь ЦК КПСС отмечал, что «пролетарский интернационализм — это важнейший принцип марксистско-ленинской идеологии, который служит объединению усилий национальных отрядов рабочего класса, служит надежной гарантией против проявлений в рабочем движении национальной ограниченности». Этот принцип означает «солидарность всех революционных, антиимпериалистических сил: мирового социалистического содружества, рабочего и демократического движения в развитых капиталистических странах, национально-освободительного движения… В современных условиях пролетарский интернационализм предполагает единство действий в борьбе за укрепление и развитие социалистического содружества, за победу пролетарской революции, за национальное и социальное освобождение угнетенных народов, за дело мира, демократии и социализма во всем мире».
В то же время Андропов весьма прозорливо подчеркивал, что «в наши дни национальный фактор превратился как в идеологии, так и в политике в важную силу, которую коммунисты не могут не учитывать. Наши противники даже заговорили о том, что именно национализму суждено стать плотиной, которая остановит дальнейшее движение коммунизма».
И сегодня, ретроспективно оценивая события 1989–1992 гг. и последующих лет, нельзя не признать, что опасность национализма не была в полной мере оценена политическим руководством СССР, равно как и намеренное целенаправленное использование идеологии национализма в инспирировании развала советского государства. Хотя и в дальнейшем председателю КГБ Ю. В. Андропову, даже в своих публичных выступлениях, придется еще неоднократно возвращаться к проблеме противодействия распространению идеологии национализма.
Далее по этому поводу докладчик отмечал: «Реакционные классы… пытаются притупить остроту классовой борьбы трудящихся, сохранить строй капиталистической эксплуатации. Борьба за то, чтобы идеология, владеющая умами масс, отражала интересы трудового, патриотического большинства каждой нации, за то, чтобы национальные цели не подменялись националистическими, связана с действиями различных социальных сил не только внутри какой-либо страны, но и в мировом масштабе… Буржуазия прилагает все силы, чтобы направить национальное движение в выгодное ей русло — в русло межнациональной и расовой розни, увести его от решения истинных задач — задач национального возрождения, которое возможно только на основе социального прогресса. Коммунисты считают своим долгом бороться против всяких попыток противопоставить решение национальных задач решению задач социальных, против всяких проявлений расистской, шовинистической идеологии».
Отмечая «объективное возрастание роли национального фактора в жизни народов», подчеркивали зарубежные аналитики специальных служб и дипломатических ведомств, секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов заявил, что этот процесс поставил «перед международным коммунистическим движением задачу — тщательно изучить его разнообразные проявления, выдвинуть такие лозунги, которые выражали бы чаяния масс, направленные на укрепление своей национальной самостоятельности, усиливали бы их стремление двигаться по пути социального прогресса… В результате открываются благоприятные возможности для единства действий коммунистов с социалистами и другими демократическими партиями, складывается широкая социальная база для борьбы за преобразования, выходящие за рамки обычных реформ».
Зарубежные аналитики-советологи и «кремленологи» не могли не обратить внимания и на заявление Андропова о том, что «весь ход исторического развития, особенно за последние десятилетия, показывает, что в странах капитала социальные задачи рабочего класса, завоевывая поддержку самых широких слоев народа, приобретают тем самым все более общенациональный характер. Вместе с тем для коммунистов совершенно очевидно, что подлинно национальные задачи не могут быть успешно решены в отрыве от решения интернациональных проблем, что национальные интересы каждого народа не могут быть отделены от интересов всего прогрессивного человечества… Наиболее рельефно необходимость такого сочетания обнаруживается в борьбе за мир и мирное сосуществование стран с различным социальным строем».
Подчеркнем то, на наш взгляд, чрезвычайно важное обстоятельство, что уже в процитированном фрагменте содержится признание глубокого взаимовлияния внутригосударственных и международных процессов, что через тридцать с небольшим лет получит политологическое название процесса глобализации, так что отнюдь не западные политологи и социологи являются первооткрывателями этого объективного феномена нашего времени.
Зарубежные аналитики выделяли фразу Андропова о том, что «защита независимости социалистических государств от империалистической агрессии и само строительство новых общественных отношений невозможны без поддержки и использования опыта, накопленного мировым социализмом».
Западных политиков и дипломатов, а также представителей спецслужб, не могли не заинтересовать и следующие слова Андропова о роли Коммунистической партии Китая в международном коммунистическом движении: «Такая политика руководства КПК очень выгодна империалистам, которые уже давно мечтают любыми средствами ослабить, расшатать нашу сплоченность. Империалисты хорошо понимают, что социалистические страны, идущие врозь, — это совсем не то, что те же страны, выступающие как единая сила. Характерно, что в последнее время правящие круги Запада, понимая тщетность своих надежд на ликвидацию социализма вооруженным путем, все больше делают ставку на такие экономические и политические методы, которые приводили бы к разобщению нашего содружества».
Андропов подчеркнул, что «коренные интересы народов стран социализма, всех прогрессивных сил современности… диктуют необходимость объединения усилий в борьбе с империализмом, в борьбе за дело мира и социализма. Рано или поздно эти реальные интересы народов пробьют себе дорогу, перетянут на чаше весов субъективные моменты, связанные с неверной позицией».
Аналитики ЦРУ и разведок других стран сообщали из Москвы, что, выступая перед преподавателями МГУ 2 ноября 1966 г., Андропов отметил:
«Выход социализма на международную арену в качестве системы государств привел к изменению общей ситуации на мировой арене, ослаблению империализма и все более проявляющемуся перевесу сил социализма над империализмом. …международная обстановка все решительнее меняется в пользу народов, борющихся за независимость, демократию и социальный прогресс… Своим примером братские страны социализма революционизируют умы трудящихся в странах капитала, вдохновляют борцов национально-освободительного движения, в огромной мере облегчают им борьбу за национальное и социальное освобождение»[93].
Вследствие этого, подчеркнул Андропов, «правящие классы капиталистических государств вынуждены считаться с социалистической системой как реальным фактором, воздействующим на ход мирового развития».
Утверждение нового типа — социалистических общественных отношений, продолжал секретарь ЦК КПСС, «на свой лад признают теперь и наши классовые враги. Причем не только в социологических теориях, но и в политических доктринах и даже в тактике борьбы против социализма».
Справедливость этого вывода, очевидного в то время для внимательных западных читателей и аналитиков, подтверждает как последовательное выдвижение администрацией США внешнеполитических доктрин «сдерживания» (1947 г.), а затем «отбрасывания коммунизма» (1954 г.), так и переход к концепции «наведения мостов» или «институционного проникновения в социалистическую систему» (1964 г.).
«Мы видим, — продолжал секретарь ЦК КПСС Андропов, — империализм вынужден все больше прибегать к иной тактике борьбы… — к тактике глубоких обходных маневров, которая исходит из молчаливого признания того факта, что новый строй прочно утвердился в социалистических странах ивоенной силой его ужене опрокинешь. В борьбе против социализма империализм теперь все больше рассчитывает на пресловутую „эволюцию“ социалистических стран, на какие-то внутренние изменения социализма, которые они пытаются вызватьс помощью различных политических, экономических и идеологических средств.
Надо, конечно, понимать опасность этой тактики, надо ее разоблачать, противопоставлять ей нашу умелую тактику… Нельзя не видеть и того, что переход к такой новой тактике означает принятие империализмом… нашего вызова на мирное соревнование. Естественно, что в этих условиях еще большее значение приобретает укрепление социализма, успешное решение проблем строительства нового общества и упрочение социалистического содружества. В борьбе двух мировых систем решать должны не ракеты, не ядерные бомбы, а законы истории и то, насколько умело мы ими овладеваем».
Отмечая успехи стран социалистического содружества, продолжал секретарь ЦК КПСС, «мы вместе с тем должны отдавать себе отчет в том, что формирование этого содружества не является простым и легким делом». Тем более, что «…империализм пытается всячески воспрепятствовать процессу становления и развития мировой системы социализма, старается оказывать давление на социалистические страны, противопоставлять их друг другу».
Подчеркнем, что обо всем этом куратор международных связей ЦК КПСС знал не понаслышке, а был информирован как советскими дипломатическими органами, партийным руководством социалистических государств, так и разведслужбой КГБ СССР. Еще в 1966 г. Андропов подчеркивал, что «отношения между странами социализма должны строиться на строгой юридической договорной основе».
Он пророчески предрекал, что «от дальнейшего совершенствования системы экономических связей и сотрудничества, обеспечивающей нормальную жизнь и широкие перспективы развития для всех социалистических стран, в конечном счете во многом зависит будущее всей мировой системы социализма. Речь идет о системе взаимовыгодных отношений, которые устраивали бы каждую из стран социализма, помогали строить коммунизм».
Аналитики зарубежных спецслужб подчеркивали слова Андропова о том, что «научный подход к изучению мировой системы социализма как нового, неизвестного прежней истории социально-экономического образования требует, не ограничиваясь констатацией уже достигнутого, не ограничиваясь описанием успехов и побед, идти дальше и глубже, раскрывать многообразные процессы, с которыми сталкиваются социалистические страны… необходим серьезный и всесторонний анализ проблем, возникающих в ходе строительства социализма в странах, различных по своим условиям, традициям и уровню развития. Необходим также анализ проблем, которые встают в ходе формирования принципиально нового типа международных отношений».
Об этом же многие современные аналитики говорят и сегодня, но… уже применительно к исследованию проблем глобализации!
Надо проводить четкую грань, подчеркивал Андропов представителям научной общественности, «между явлениями, хоть и имеющими точки соприкосновения, но различными по своему значению: между национализмом, с одной стороны, и национальными чувствами и интересами — с другой. Опыт показывает, что ни одна партия рабочего класса, стоящая у власти, не может пренебрегать национальными чувствами и интересами своего народа».
Национализм же на практике «ведет к обособлению нации, к противопоставлению ее другим нациям. Исторический опыт… говорит о том, что в определенных условиях национализм может проникнуть в партию, в той или иной мере подчинить себе ее идеологию и политику».
Весьма актуально и для сегодняшнего дня звучат и следующие слова Андропова: «национализм — реальная опасность. С ней надо бороться, бороться последовательно, упорно и умело».
Однако и через двенадцать лет зарубежные аналитики отмечали, что Андропов был вынужден по-прежнему повторять что «непримиримая борьба против всех проявлений и пережитков национализма и шовинизма, против тенденций национальной ограниченности и исключительности, идеализации прошлого и затушевывания социальных противоречий в истории народов, против обычаев и нравов, мешающих коммунистическому строительству — это неизменный принцип национальной политики партии»[94].
Также прозорливо секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов указал необходимость изучения «задачи совершенствования его [социалистического государства] политического механизма. Важность этой проблемы не приходится объяснять. Судьбы социализма самым прямым и непосредственным образом связаны с тем, как, какими методами и в каком направлении осуществляется руководящая роль партии, как функционирует государственный аппарат, какова реальная степень привлечения широких масс к управлению делами государства, общества».
Следуя принципам диалектики и теории управления, Андропов пояснял: «В своей политике мы должныучитывать все возможности и вариантыбыть готовыми к любому повороту событий».
Как мы уже говорили, «досье Андропова» продолжало пополняться и в последующие годы. Однако интерес к жизни и опыту развития социалистических государств у члена Политбюро ЦК КПСС Ю. В. Андропова сохранился и в дальнейшем. При этом у него не было снисходительно-высокомерного отношения к этим государствам, свойственного натурам ограниченным и недалеким.
И по-прежнему актуальными являются его слова о том, что «сосредоточение усилий на поисках новых форм и методов подхода к органическому сочетанию национальных и интернациональных интересов в современных условиях представляется исключительно важной задачей»[95].
Из множества пополнявших «досье Андропова» документов мы приведем здесь лишь те фрагменты, что характеризуют видение Юрием Владимировичем по-прежнему актуальных проблем международной и внутренней политики.
В сентябре 1977 г. досье на Андропова в зарубежных спецслужбах было дополнено следующим сообщением:
«Выступая с докладом, посвященным 100-летию со дня рождения основателя советской спецслужбы ВЧК Феликса Дзержинского, председатель КГБ СССР и член Политбюро ЦК КПСС Андропов подчеркнул:
— Известно, что отдельные годы были омрачены незаконными репрессиями, нарушениями принципов социалистической демократии, ленинских норм партийной и государственной жизни. Эти нарушения были связаны с культом личности и противоречили существу нашего строя, характеру политической системы социалистического общества. Но они не могли приостановить поступательное движение социализма. Партия решительно осудила и искоренила подобные нарушения, создав твердые гарантии соблюдения социалистической законности»[96].
Из этой констатации следовали рекомендации аналитиков выступления Андропова зарубежным антисоветским центрам о том, что тема массовых политических репрессий в Советском Союзе должна шире освещаться в передачах радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа», вещавших на СССР и другие страны «советского блока» в канун пятидесятилетия Великой Октябрьской Социалистической революции.
Что касается отдельных личностей, продолжал Ю. В. Андропов, «время от времени попадающих в сети ЦРУ и других подрывных центров, то такие отщепенцы никак не отражают настроения советских людей. Конечно, даже в период формирования новых, коммунистических отношений можно отыскать отдельные экземпляры людей, которые в силу тех или иных причин личного порядка или под влиянием враждебной пропаганды из-за рубежа оказываются благоприятным объектом для вражеских разведок.
Но мы знаем и другое. Ни один из таких людей не смог и не сможет получить сколько-нибудь серьезной поддержки… Иначе и быть не может. Наше государство — социалистическое, общенародное. Защита и охрана его безопасности являются делом, отвечающим интересам всего народа».
Ю. В. Андропов неоднократно подчеркивал, что обращение к историческому опыту необходимо не для того, чтобы «еще раз вспомнить о славном боевом прошлом», а прежде всего для того, чтобы снова обратиться к назревшим проблемам современности, «чтобы на историческом опыте… учиться решать задачи сегодняшнего дня»[97].
Касаясь столь актуального и для сегодняшнего дня вопроса как межгосударственные отношения, то член Политбюро ЦК КПСС Ю. В. Андропов 22 апреля 1976 г. пояснял: «Политика мирного сосуществования, как известно, предполагает переговоры, соглашения, поиск взаимоприемлемых, подчас компромиссных решений, налаживания взаимовыгодного сотрудничества с капиталистическими государствами». Однако мирное сосуществование не должно означать вмешательства во внутренние дела других государств.
А «что касается идеологической борьбы», — подчеркивал он, и в чем могли убедиться не только его современники, но и все мы, то «никто не может „отменить“ ее, так же как никто не может „отменить“ классовую борьбу вообще». И, поскольку «в идеях находят свое выражение интересы классов, представления об их целях и идеалах, о путях развития общества. И коль скоро эти интересы и представления сталкиваются, неизбежна и идеологическая борьба»[98].
Те, кому сегодня за сорок пять, помнят, что модная в свое время борьба «за деидеологизацию» на практике обернулась лишь попытками насаждения новых идеологем и мифологий, в том числе касающихся и исторического прошлого нашей страны.
Поэтому и сегодня актуальные слова Андропова о том, что «практика, опыт антиимпериалистической борьбы показывают, что объединенные действия, солидарность всех сил демократии и прогресса — главное политическое оружие трудящихся, что подлинный интернационализм — решающее условие осуществления национальных чаяний каждого народа. Именно на этих позициях стояла и стоит Коммунистическая партия Советского Союза»[99].
По нашему мнению, Ю. В. Андропов являлся одним из немногих государственных деятелей той поры, не только нашей страны, но и мира, кто реально понимал взаимосвязь и взаимозависимость внутригосударственных и общепланетарных процессов.
Но, как известно, далеко не всегда вполне обоснованные анализы, оценки и прогнозы встречают понимание и отклик у своих современников, оставаясь лишь частью, фрагментом интеллектуально-культурного наследия человечества. Как это, например, произошло и с теорией конвергенции нашего соотечественника П. А. Сорокина, предупреждение которого о двух ее типах — позитивном и негативном, — так и осталось непонятым бывшими советскими руководителями.
Правильно поступает сегодня тот, — подчеркивал Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов в апреле 1983 г., «кто, поставив перед собой вопрос: „Что же такое социализм?“ — обращается за ответом прежде всего к трудам Маркса, Энгельса, Ленина. Однако нельзя уже ограничиваться только этим. Ныне понятие „социализм“ не может рассматриваться иначе, как с учетом богатейшего практического опыта народов Советского Союза, других братских стран. Этот опыт показывает, сколь непросты многие проблемы, встающие на пути социалистического созидания. Но он свидетельствует и о том, что лишь социализму под силу решения самых сложных вопросов общественного бытия.
Именно социализм устраняет вековые барьеры, разделявшие труд и культуру, создает высокой прочности союз рабочих, крестьян, интеллигенции, всех работников физического и умственного труда, при ведущей роли рабочего класса. Он приобщает трудящиеся массы к достижениям науки и техники, литературы и искусства, обеспечивает небывалое общественное признание творческой деятельности интеллигенции. Именно социализм сплачивает в дружную семью прежде разобщенные национальной рознью народы, обеспечивает справедливое решение национального вопроса, порожденного эксплуататорским строем. Именно социализм, способствуя расцвету национальных форм жизни, формирует и новый тип международных, межгосударственных отношений, исключающих всякое неравноправие, основанных на братском сотрудничестве и взаимопомощи»[100]. (с. 246).
И подобные размышления Андропова представляли несомненный интерес для тех европейских политиков, которые уже в те годы задумывались об интеграции «общеевропейских процессов», завершившихся в 1993 г. образованием Европейского Союза.
И пока еще внимания исследователей не привлекло развертывание на Европейском континенте двух ассиметрично-синхронных процессов: интеграции в Западной Европе и развала сначала социалистического содружества, а затем — и входивших в него государств: Чехословакии, Югославии, Советского Союза… Таким образом, история обретает современное и актуальное политическое звучание.
При этом Андропов подчеркивал, что «наша партия исходит из того, что единство между социалистическими странами может быть достигнуто только на основе строгого учета национальных интересов каждой социалистической страны». Другое дело, что этот принцип равноправия и взаимовыгодности отношений подчас приносился в угоду и жертву политической конъюктуры.
Процесс создания новых общественных отношений, подчеркивал Андропов, «не похож на геометрическую прямую: он труден и извилист, он включает в себя временные отступления, проходит через периоды трудностей в отношениях между отдельными социалистическими странами». А достижение поставленных целей должно базироваться «…на трезвом анализе обстановки, на конкретных факторах, которые действуют, несмотря на возникшие трудности»[101].
Но трагический парадокс истории состоит в том, что именно политическое руководство Советского Союза в конце 1980-х гг. отказалось от принципов объективного анализа и учета всей совокупности складывающихся объективно условий, от определения конкретных целей и путей их достижения, уповая на абстрактные «инициативу и активность масс».
22 апреля 1976 г. Андропов подчеркивал, что «социализм демократичен по самой своей природе, ибо он не может существовать, не может развиваться, не вовлекая в активное политическое творчество, в управление обществом и государством многомиллионные массы трудящихся».
Андропов пояснял, что понятие диктатуры пролетариатав марксизме противопоставляется «…не демократии, а диктатуре буржуазии, которая по сути своей неотделима от господства капитала»[102].
В реальной действительности, подчеркивал член Политбюро ЦК КПСС Ю. В. Андропов, и в чем на собственном опыте пришлось в будущем убедиться современникам ранее невиданного социального эксперимента по возврату от социализма к капитализму, «диктатура, то есть политическая власть буржуазии, опирающаяся на созданный ею аппарат принуждения, существует даже в государствах самой развитой буржуазной демократии».
Он выражал уверенность, что «по мере утверждения общенародного государства, которое вырастает из государства диктатуры пролетариата, неуклонно идет и процесс развертывания, совершенствования демократии»[103].
Повторимся, что речь идет о личном представлении Ю. В. Андропова о перспективах развития советского общества. Это абсолютно не означает, что общественное развитие в СССР шло беспроблемно и бесконфликтно, о чем Андропов был информирован гораздо лучше других руководителей страны, даже не желавших подчас знать и слышать о наличии противоречий, предкризисных и кризисных явлений, не желавших вникать в суть конфликтных ситуаций, разбираться в них и предпринимать какие-либо практические меры.
С завершением перехода к социализму, отмечал по этому поводу Андропов, «с упрочением нового, социалистического уклада жизни преодолеваются острейшие социальные столкновения в обществе, в основе которых в конечном счете лежит его раскол на враждебные классы. Этот вывод не имеет, однако, ничего общего с тем упрощенным, политически наивным представлением, будто социализм несет избавление вообще от всех противоречий и расхождений, от любых житейских неурядиц. Кстати сказать, по-своему это представление эксплуатируют и наши идейные противники, когда они пытаются опорочить новый строй, указывая на то, что и при нем в жизни людей есть и трудности, и разочарования, и очень нелегкая порой борьба нового со старым».
В то же время кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС и председатель КГБ при СМ СССР Ю. В. Андропов обращал внимание не только своих подчиненных, но и однопартийцев, всех руководителей и граждан и на необходимость общего предупреждения преступлений: «Борьба партии и Советского государства с фактами нарушения законных прав трудящихся, с пренебрежением к их нуждам, с бюрократизмом, а также воспитание людей в духе патриотизма, честного выполнения своих гражданских обязанностей способствуют устранению почвы для антиобщественных поступков. Этому способствует и повышение благосостояния трудящихся, дальнейшее развитие советской демократии, рост уровня культуры и сознательности масс в нашей стране»[104].
Конечно, несмотря на безусловную справедливость этих слов, нельзя не признавать, что, к сожалению, на практике они далеко не всегда в Советском Союзе реализовывались на практике, являлись доминантой деятельности руководителей и чиновников разного уровня, которых тогда нередко называли «слугами народа» и которыми они не являлись в действительности.
Вновь, через десять лет, накануне принятия новой Конституции СССР, 9 сентября 1977 г., на что обращали внимание аккредитованные в Москве иностранные дипломаты и журналисты, председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов отмечал: «Советские законы, предоставляют самые широкие политические свободы каждому гражданину, ибо они отвечают демократическому характеру социалистического общества. Вместе с тем они ограждают наш советский строй от попыток отдельных людей использовать эти свободы во вред обществу, во вред правам других граждан. Это демократично и справедливо, ибо то, что служит упрочению нового общества, отвечает и коренным интересам каждого честного советского человека»[105].
Насколько это заявление Андропова соответствовало действительности, мы еще скажем подробнее далее.
По высказанному Андроповым убеждению, «социализм создает совершенно новые отношения между государством и личностью, неразрывно связывая интересы личные и интересы общественные».
Однако «расширение прав и свобод органично связано с повышением ответственности каждого перед обществом, с соблюдением гражданских обязанностей. В самом деле, если кто-то из членов общества пренебрегает своими обязанностями, игнорирует нормы общественного поведения, то тем самым он наносит ущерб и себе самому, и другим людям, не говоря уже об интересах общественных».
В связи с этим, заявлял Юрий Владимирович, «мы не можем закрывать глаза на то, что в нашем обществе имеются еще факты недостаточно развитого чувства общественного долга… Поэтому, всемерно заботясь об усилении воспитательной работы, и в частности о правовом воспитании граждан, придавая первостепенное значение методу убеждения, наше государство в то же время прибегает и к мерам принуждения против отдельных лиц, совершающих антиобщественные действия»[106].
В докладе, посвященном 100-летию со дня рождения Ф. Э. Дзержинского, в сентябре 1977 г. председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов откровенно предупреждал:
Зарубежные аналитики также выделяли для политического руководства своих государств и следующие строки из этого доклада Андропова:
— Мы считаем гуманным защиту интересов общества. Мы считаем гуманным своевременно пресечь преступную деятельность тех, кто мешает советским людям спокойно жить и работать… И пусть нам не твердят в таких случаях о гуманизме…
Постоянные попытки вмешательства в наши внутренние дела, клеветнические пропагандистские кампании не могут расцениваться советским народом иначе как свидетельство враждебных намерений, идущих вразрез с принципами разрядки, с духом хельсинкских соглашений[107].
Конечно, кое-что из приведенного высказывания Андропова можно было бы попытаться оспорить. Не следует только забывать о том, что, начиная с последнего десятилетия прошлого века, весь мир неоднократно становился свидетелем как грубых и циничных попыток США, НАТО и Европейского Союза вмешательства во внутренние дела Российской Федерации и других государств, включая и государства СНГ, так и пропагандистских кампаний и атак, нередко лопавшихся как зловонные пузыри[108].
И именно поэтому уроки истории помогают не только заглядывать в будущее, но и стремиться целенаправленно строить его в соответствии с желаемым идеалом. Хотя человеческие представления об общественном идеале также не являются неизменными, а развиваются в соответствии с прогрессом человечества.
Ю. В. Андропов в своих выступлениях часто повторял: «Наше государство — государство общенародное. Оно является таковым не только потому, что выполняет волю всего народа, но и потому, что вся деятельность органов государственной власти, подчиненная интересам трудящихся масс, осуществляется при их повседневной поддержке и непосредственном участии. Направляемые партией процессы развития политической системы, политической надстройки общества органически сочетают укрепление социалистической государственности с развитием социалистической демократии»[109].
В отличие от многих других партийных руководителей, также произносивших «правильные» и объективно верные слова, которые, однако, не являлись их личными убеждениями, для Андропова его политическое credo, излагавшееся в публичных выступлениях перед различными аудиториями, являлось основой всей его партийно-государственной деятельности.
Помимо этого критикам Андропова следовало бы сопоставить приводимые нами его слова с текстом статьи 3 Конституции Российской Федерации 1993 г., для того, чтобы понять, сколь мало наше общество продвинулось по пути решения задач, более тридцати лет назад обозначенных Юрием Владимировичем.
По-видимому, не понятыми современниками оставались предупреждения Андропова о том, что если «выделить главное направление в современной буржуазной критике нашей советской демократии, неизбежно приходишь к выводу, что эта критика, хотя ее и маскируют „заботой“ о свободе, демократии, правах человека, на деле направлена против социалистической сущности нашего общества». А в их суровой справедливости современникам Ю. В. Андропова пришлось убедиться через какие-то 10–12 лет.
Поэтому, продолжал член Политбюро ЦК Ю. В. Андропов, зарубежные пропагандисты «стремятся рядиться в одежды радетелей „демократизации“ социализма, его „улучшения“. Нетрудно, однако, увидеть подлинную направленность подобных „забот“. Их цель сводится к тому, чтобы подорвать изнутри советскую власть, ликвидировать завоевания социализма… Именно поэтому наша общественность столь решительно и единодушно дает отпор попыткам подобного рода. Нерушимое социально-политическое и идейное единство, бдительность советского народа — надежная гарантия того, что нынешние идеологические диверсии ждет такой же полный провал, как и прежние диверсионные вылазки против Советского государства»[110].
Отметим и то важное обстоятельство, что Ю. В. Андропов один из первых в отечественной истории еще в 1975 г. поднял вопрос о защите не только интересов государства, но и советского общества и его граждан. Что спустя почти два десятилетия вылилось в общем-то справедливую формулу «защиты жизненно важных интересов личности, общества и государства»[111].
Не менее оправданным оказалось и предостережение Андропова о том, что «на историческом опыте мы убедились в том, что жесткая централизация, которая в определенных условиях является объективно необходимой, в том случае, когда она излишне гипертрофируется, неизбежно ведет к неоправданному сворачиванию социалистической демократии и возникновению отрицательных явлений»[112].
К сожалению, предупреждение это не было своевременно понято и уже в середине 1980-х гг., после смерти Ю. В. Андропова, упомянутые «отрицательные явления» стали главным фактором дестабилизации общественно-политической обстановки в стране.
Еще одной актуальной задачей Андроповым называлась борьба с бюрократизмом, «худшим внутренним врагом нового общества», ограждение людей от бездушия, грубости, чиновничьего формализма, равнодушия, хамства и произвола, так хорошо знакомых нам сегодня! Таким проявлениям не должно быть места в обществе, строящем коммунизм!
Ю. В. Андропов подчеркивал, что «уровень и рост народного благосостояния есть прямое следствие качества работы, трудовых усилий всех и каждого. А такие явления, как нарушения трудовой дисциплины, взяточничество, хищения социалистической собственности, и другие антиобщественные поступки мешают людям нормально жить и работать».
И поэтому «борьба с уголовными преступлениями и антиобщественными проявлениями — задача не только государственных органов, но и всего общества, гражданский долг всех честных советских людей, всех трудовых коллективов. Чем активнее будет выполняться этот долг, тем быстрее мы искореним это зло»[113].
Как видим, уже тогда Андроповым ставилась проблема поиска путей формирования гражданского общества, ибо гражданское обществонемыслимо без укоренения в сознании людей чувства гражданственности, ответственности за общее благо, что, похоже, не понимают и некоторые наши современники сегодня…
В дальнейшем нам не раз еще придется возвращаться к теоретическому наследию Юрия Владимировича.
Небезынтересен вопрос и о том, как новый председатель КГБ был воспринят своими коллегами на Лубянке.
Один из мемуаристов просто воспроизвёл мнение об Андропове одного из работников аппарата ЦК КПСС:
— Ребята, вам повезло!
Юрий Иванович Дроздов, задолго до 18 мая 1967 г. неоднократно встречавшийся с Ю. В. Андроповым, высказался по этому поводу более пространно: собранная чекистами в ЦК КПСС на своего нового шефа информация «была благоприятна: опытный государственный деятель, контактный, интеллигентный человек, способный дойти до понимания проблем рядовых исполнителей, умеющий быстро разбираться в людях, их деловых качествах».
Андропова, отмечал Дроздов, встретили с надеждой на реорганизацию спецслужб: «ждали, что станет больше порядка, организованности, меньше волюнтаризма, злоупотребления, нарушений законности. И эти надежды оправдались», подчеркивал Юрий Иванович[114].