Например, в дискуссиях на международной конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра», проводившейся в нашей стране в 1990-е гг., более 90 процентов выступлений, времени и внимания уделялось именно деятельности 5-го управления и пятых подразделений территориальных органов, что, естественно, не могло не формировать искаженного представления слушателей и читателей о их назначении, задачах и деятельности.
Правда же истории состоит в том, что Ю. В. Андропов действительно был инициатором образования нового подразделения в структуре КГБ, призванного бороться с идеологическими диверсиями спецслужб недружественных иностранных государств. Однако отнюдь не он был «изобретателем» этого термина: еще в 1955 г. авторы статьи «Агентурная разведка» в Большой Советской энциклопедии подчеркивали: «Наряду со шпионажем а[гентурная] р[азведка] капиталистических государств занимается также экономической, политической и идеологической диверсией»[183].
Но, как отмечал сам Андропов, в оценке деятельности органов безопасности «должен быть всегда конкретно-исторический подход. Здесь важен учет требований текущего момента, средств и методов, используемых противником, конкретных задач в области обеспечения безопасности Советского государства».
Кто-нибудь из читателей может задать вопрос: а актуально ли знание реальных обстоятельств того невидимого информационного противоборства двух ведущих держав мира сегодня? Стоит ли ворошить прошлое? Нам ответ на этот вопрос представляется однозначным по следующей причине.
В 1998 г. президенту США Б. Клинтону был представлен доклад РЭНД-Корпорейшн «Strategic Informational Warfare Rising» («Возрастание значения информационного противоборства», MR-964-OSD).
В нем формулировались, в частности, следующие задачи «информационного противоборства второго поколения», то есть основанного на успешном, с точки зрения руководства США, опыте холодной войны 1945–1991 гг. против СССР:
— подмена у граждан иностранных государств традиционных нравственных ценностей и ориентиров созданием атмосферы бездуховности, разрушение национальных духовно-нравственных традиций и культивирование негативного отношения к культурно-историческому наследию;
— манипулирование общественным сознанием и политической ориентацией социальных групп в целях создания обстановки напряженности и хаоса;
— дезинформация населения о работе государственных органов, подрыв их авторитета, дискредитация органов управления;
— подрыв международного авторитета государства, его сотрудничества с другими странами.
Обратим внимание на первую из указанных задач — «подмена традиционных нравственных ценностей и ориентиров, создание атмосферы бездуховности, разрушение национальных духовно-нравственных традиций и культивирование негативного отношения к культурно-историческому наследию». По сути дела, она является квинтэссенцией замысла, изложенного в известном «плане А. Даллеса для СССР». И, по нашему мнению, дает окончательный и однозначный ответ на не прекращающийся спор относительно подлинности этого «плана»[184].
А уже в декабре 1999 г. «Стратегические рекомендации по информационному противоборству второго поколения» были утверждены в качестве директивы Совета Безопасности США. Таким образом, в США и других западных странах опыт холодной войны не только изучается, анализируется, но и «творчески перерабатывается» для дальнейшего «практического применения» в новых геополитических целях[185].
Центр изучения политики имени Вудро Вильсона Вашингтонского университета с 1994 г. реализует международный исследовательский проект «Cold war» («Холодная война»), а также выпускает ежеквартальный информационный бюллетень. В нашей же стране, насколько мне известно, подобные исследовательские проекты не реализуются.
Безапелляционным критикам отечественных органов безопасности следует напомнить, что КГБ «работал от противника», то есть — против замыслов и действий иностранных спецслужб и аффилированных с ними зарубежных организаций, конкретных лиц. Чекистам при этом было необходимо разобраться, какие цели преследуют иностранные спецслужбы, какие действия они предпринимают или планируют предпринять для достижения поставленных целей, каких лиц, в том числе граждан нашей страны, планируют привлечь для реализации этих замыслов.
Причем сами эти граждане, естественно, далеко не всегда осведомлялись об имеющихся в их отношении планах, хотя и могли догадываться об этом. Например, о причинах необъяснимой «щедрости» иностранцев на «гонорары» за те или иные услуги. (Метод постепенного вовлечения в преступную деятельность, ныне хорошо известен благодаря современному отечественному кинематографу.) Естественно, такие граждане попадали в поле зрения чекистов, которые отнюдь не жаждали «крови» собственных сограждан.
В связи с этим одной из функций пятой службы КГБ было ограждение различных социальных групп населения — молодежи, верующих, представителей научно-технической и творческой интеллигенции и некоторых других — от акций идеологических диверсий зарубежных спецслужб и антисоветских организаций.
Вопрос о назначении, сущности и содержании идеологических диверсий до сих пор вызывает оживленную дискуссию. Что же скрывается за этим понятием? Некоторые, например, полагают, что этим эвфемизмом пытались спрятать, скрыть «борьбу с инакомыслием», «с диссидентами».
Однако из предмета и контекста исторического анализа и рассуждений подобных авторов исключаются концептуальные взгляды стратегов США и других ведущих империалистических государств на цели, задачи и методы геополитического противоборства с СССР, а также на роль и назначение «психологической войны». В связи с этим коротко коснемся некоторых концептуальных положений внешнеполитических стратегов США, не утративших своего значения и в XXI веке.
В «Прогнозе возможного развития политической обстановки в мире до 1957 г.», разработанном Объединенным комитетом стратегического планирования США (11 декабря 1947 г.), предельно откровенно признавалось, что определяющим фактором мирового развития является «идеологический конфликт и столкновение интересов между советским блоком и западными державами». Поскольку «никакая другая система ценностей так не противоречит нашей, не является столь непоколебимой в своей цели»[186].
Уже 14 декабря 1947 г. директивой президента Г. Трумэна 4/A на ЦРУ было возложено ведение «психологической войны» против СССР в мирное время.
В директиве Совета национальной безопасности (СНБ) № 68 от 14 апреля 1950 г. «Задачи и программы национальной безопасности» также прямо указывалось, что «основа противостояния США — СССР „это конфликт идей“». В связи с чем откровенно признавалось: «мы должны… также пытаться изменить ситуацию в мире путем, исключающим войну. Мы должны стремиться разрушить планы Кремля и ускорить распад советской системы»!
Для чего предлагалось: «помимо утверждения наших ценностей, наша политика и действия должны быть направлены на то, чтобы вызвать коренные изменения в характере советской системы, срыв планов Кремля — это первый и важнейший шаг к этим изменениям. Совершенно очевидно, что это обойдется дешевле и будет более эффективно, если изменения явятся результатом действия внутренних сил советского общества»[187].
Для достижения этих целей предусматривалось «усиление активных и своевременных мер и операции тайными средствами в области экономической, политической и психологической войны с целью разжигания и поддержания недовольства и бунтарских настроений в отдельных стратегически важных государствах-сателлитах», а также «усовершенствование и повышение активности действий разведки». Также подтверждалась решимость на ведение «открытой психологической войны, направленной на поощрение массового отказа населения от соблюдения верности Советам и подрыв планов Кремля всяческими способами».
Следует также подчеркнуть, что в американских концептуальных документах, наряду с понятием «психологическая война», как синонимичные ему, использовались такие термины, как «идеологическая война», «политическая война», «идеологический фронт», «идеологическое наступление». Однако наибольшее распространение получил термин именно «психологическая война».
Авторы исследовательского проекта «Троя» для учреждения Межведомственной организации иностранной информации (Interdepartmental Foreign Information organization, IFIO), призванной руководить всей информационно-пропагандистской деятельностью США, под политической войной понимали «взаимосвязанные и скоординированные по времени межгосударственные действия — дипломатические, экономические, военные, информационные и пропагандистские, снижающие риски военных конфликтов. То есть направленные на достижение положительного результата, вытекающего из американских национальных интересов»[188]. Однако данный термин не получил широкого применения.
Позднее, в 1953 г., Объединенный комитет начальников штабов США утвердил следующее определение понятия: психологическая война — запланированное применение пропагандистских и иных информационных мер, предназначенных для воздействия на мнения, чувства, поведение противника или других групп иностранных граждан, которое обеспечит проведение нужной политики, достижение запланированных целей или проведение военной операции[189].
Государственный департамент США не скрывал, что «нашей первоочередной задачей мирного времени является планомерное ослабление влияния и мощи России при балансировании на грани войны, а также преобразование нынешних сателлитов России в независимые государства, самостоятельно действующие на международной арене…». К «мирным средствам» достижения геополитических целей относилось и право ЦРУ на проведение тайных операций