– Назови свою цену, тот, кто держит сеть.
– Отдай мне то, чего в своем дому не знаешь.
– Тебе наследник, что ли, нужен? – скептически прищуривается наблюдающий и становится прежним Славкой. – Нет уж, потенциальными племянниками я расплачиваться не собираюсь. Сестрица не поймет. Она барышня нервная и в предназначение не верит.
– Умение держать сеть можно передать только своему ребенку, кровному или названому, – кивает хозяин клуба и тихо добавляет: – Но у меня что-то пока не ладится.
Славка вновь превращается в меч и чеканит:
– Слово услышано.
Я понимаю, что сделка заключена.
– Кто-то целенаправленно разрушает код. – Светозар поворачивается к монитору, выводит на него карту города и указывает пальцем на дом. – Судя по активности, они находятся здесь. Это группа, и они разрывают связи.
– Что ж ты хотя бы инквизицию не вызвал, Светик? – хмурится Славка. – Все сам хотел превозмочь? Скажи спасибо безопасникам из Центрального района, что меня дернули.
– Спасибо, – искренне говорит тот, и мы срываемся по адресу.
В указанном Светозаром доме располагается антикафе – жуткая дыра с колченогими столами, разномастными стульями и одиноким кофейным автоматом у входа. Из посетителей в зале сидят лишь три разновозрастные девицы (похоже, сестры) и, не отрывая пальцев от клавиатур ноутбуков, перекидываются отрывистыми фразами.
– Ага, – многозначительно изрекает Славка и, в упор глядя на девиц, говорит: – Приветствую вас, дочери божественного закона. Я, наблюдающий, вижу нарушение и заявляю об этом.
– Поздно, меч божественного закона. – Старшая из сестер перестает печатать и поворачивается на голос. – Этот город не заслуживает порядка. Он не заслуживает даже того хаоса, который скоро на него обрушится.
– В нем не осталось ничего, что имело бы смысл, – добавляет средняя, поправляя волосы.
– Даже кофе тут был паршивый, – кривится младшая и указывает на кофейный автомат, – а теперь и вовсе закончился.
Славка тяжело вздыхает, собираясь что-то сказать, но я оказываюсь быстрее:
– Девушки, кофе надо пить в правильных местах! Вы бывали в Кафе-на-Перекрестке?
Девицы дружно отрываются от ноутбуков и с интересом смотрят на нас. Кажется, об этом месте они слыхом не слыхивали.
– Что ж, этому городу можно дать еще один шанс, – говорит старшая сестра, когда мы уже сидим в Кафе-на-Перекрестке.
– Парочку, – сообщает средняя, отставляя чашку.
– Три, – уточняет младшая. – Третий шанс на то, чтобы такой кофе подавали везде, но если город им не воспользуется, будем ходить только сюда.
– Здесь много розеток и хороший вайфай, – подтверждает старшая.
– Пока сестрички в настроении, надо кое-что у них спросить, – шепчет мне на ухо Славка и обращается к девицам: – Вы же можете изменить код судьбы конкретного существа или сплести коды?
– Если на то есть Вышняя Воля, – кивает старшая.
Славка подсаживается ближе к сестрам, и они начинают что-то активно обсуждать. Я понимаю их птичий язык через слово, но прихожу к выводу, что речь идет о судьбе Светозара.
– Там баг на стороне клиента был, – наконец подводит итог третья сестра, – мы исправили. Теперь это фича. Передай тому, кто держит сеть, что наследник скоро придет. Кровный наследник.
Мы с наблюдающим берем кофе навынос и покидаем Кафе-на-Перекрестке. На улице темнеет. Смешно, думаю я: здесь темнеет, а у меня там, наверное, светлеет. Значит, я скоро проснусь.
– Это было круто, – говорю я Славке.
– Что круто? – напрягается он.
– Как ты работаешь. Как будто ты меч.
– Я в некотором роде и есть меч, – расслабленно выдыхает Славка, обнимая ладонями бумажный стаканчик. – Меч правосудия. Ты же слышал, как мойры меня назвали?
– Так это были мойры?! – вопросом на вопрос отвечаю я. – То-то я думаю, что-то знакомое! А это, стало быть, ткачихи судьбы!
– Теперь – программистки судьбы, – улыбается наблюдающий. – Привыкай, Андрюха.
Садовая улица – одна из главных улиц Санкт-Петербурга. Та ее часть, которая проходит через Адмиралтейский район и где Садовая улица граничит с Сенной и Садовой площадями, является знаковым местом и упоминается в городских легендах. Согласно петербургскому мифу, в этих местах располагается вход в иной мир и здесь можно встретить призраков и покойников, по поведению ничем не отличающихся от живых людей. Так что если вам кажется, будто встреченные в этих местах создания похожи на зомби или городских духов, возможно, вам не кажется.
Если же вы подозреваете, что у Кафе-на-Перекрестке тоже имеется свой прообраз с человеческого слоя реальности, то ваши догадки верны. Об этой локации будет сказано чуть позже.
Андрюха, у нас… Дикая музыка
«…и новая музыка, новая музыка, новая…» – гремит у меня над ухом.
Я вздрагиваю и разлепляю глаза. Дремать, прислонившись к парапету на набережной Мойки, – так себе развлечение, но с тех пор, как случился мой перевод в Санкт-Петербург, нормально выспаться у меня не получается. Особенно в последние три дня. Только начнешь клевать носом, немедленно раздается какая-нибудь бодрая песенка.
Работа у меня, казалось бы, несложная: ходить по городу и наблюдать за равновесием сил на разных его слоях (город, чтоб вы знали, он как многослойный пирог). Только порой ходить и наблюдать приходится с утра до ночи и обратно. Потому что, если тебя не послали прицельно (начальство, например, уж пошлет так пошлет), сразу и не узнаешь, где и в чем состоит нарушение.
Взять ту же музыку. Формально она ничего не нарушает. На нее пока никто не жалуется. Однако лично меня этот феномен тревожит, но даже спросить про него не у кого… Стоп, как это не у кого?! Совсем котелок мой от недосыпа не варит. Есть у кого!
– Андрюха, – говорю я в пространство, – у нас тут музыка какая-то… дикая…
Мой негласный помощник (хотя мне порой кажется, что это я у него на подхвате) буквально сразу же материализуется рядом со мной. Выглядит он как персонаж популярного сериала и утверждает, что видит себя таким во сне, но мы оба понимаем, что всё намного хитрее. Как по мне, в этой ипостаси он является то ли одним из духов-хранителей Санкт-Петербурга, то ли частью его культурного кода (второе так наверняка).
– Привет, Славка, – иронично улыбается Андрюха. – Чего у нас опять плохого?
Если про сон все же правда, с завистью думаю я, его тело отдыхает, пока душа со мной в образе героического мента приключается.
– Музыка дурацкая, – ворчу я. – Источника у нее нет. Объяснения тоже нет. А главное, она мне спать не дает.
– Поэтому ты не даешь спать мне?
Не спрашивайте, как получается, что мы живем в одном городе, но у меня день, а у него ночь. Мы постановили считать, что раз пространство сложно, а время нелинейно, то возможно все. Андрюха тем временем прислушивается к этому самому пространству и выдает:
– Дурацкая, говоришь? Как по мне, хороший такой джаз. Классика джаза, между прочим.
– Джаз?! У меня только рок-н-ролл или попса… голимая, – фырчу я и примирительно добавляю: – Это пока не нарушение, но я не понимаю, что происходит, а очень хотелось бы. Может, у тебя есть идеи, откуда эта музыка берется? Вдруг у тебя было дело про каких-нибудь музыкантов или еще что?
– Музыканты… – Он задумчиво потирает подбородок, а потом решительно спрашивает: – Скажи, в этом конкретном пространстве Новую Голландию тоже реконструировали?
– Да, – киваю я.
– Тогда идем. Покажу тебе настоящих питерских музыкантов. Да не смотри ты так. Скоро поймешь, что я имею в виду.
Когда мы входим на территорию рукотворного острова, мне действительно становится все понятно. Осенью (особенно там, где погода переменчива до безобразия) все уличные фестивали благополучно мигрируют с улиц в специально отведенные для этого помещения. Фестиваль уличных музыкантов на Новой Голландии, напротив, был в разгаре. Так что его участники и впрямь могли называться настоящими питерскими – их не пугало хмурое небо над головами.
– Сейчас найдем кого-нибудь колоритного, и спросишь у него про свою музыку, – заверяет меня Андрюха и резко останавливается, ловя в объятия невысокую кудрявую девушку: – Сударыня, надо не только под ноги смотреть, но и по сторонам!
– Простите! Извините! – растерянно выдыхает она и, поднимая на него глаза, спрашивает: – Вы тут нигде случайно флейту не видели?
– Волшебную? – усмехается мой спутник, разжимая руки.
– Да, волшебную флейту, – робко отвечает девушка.
– Славка, это же по твоей части? У гражданочки волшебная флейта пропала. Как давно, кстати, и при каких обстоятельствах?
– Не совсем по моей, – отвечаю я. – По моей будет, если эта флейта и впрямь волшебная, а ее волшебство станут использовать не по прямому назначению.
– Она правда волшебная! Честно-честно! – мелко кивает девушка.
– Так когда и при каких обстоятельствах… – смешливо повторяет Андрюха.
– В самом начале фестиваля, три дня назад. – Девушка призывно машет нам рукой и устремляется в ту же сторону, куда мы сами намеревались пойти. – Вон там наше место. Ребята вещи распаковывали, я микрофон настраивала, потом смотрю – а флейты-то нет. Сначала решила, что мы ее на репбазе забыли. Теперь у меня такое ощущение, будто она где-то здесь, на острове, только никак не пойму где.
Около кирпичной стены девушку ждут два парня с гитарами – один потолще и повыше, второй потоньше и пониже. К стене за их спинами прикреплен баннер с надписью «Котейкины затейки», из чего я делаю вывод, что это словосочетание является названием музыкального коллектива.
– Чем именно она волшебная, эта флейта? – интересуется Андрей.
– Разгоняет тучи, поднимает настроение. А если тот, кто играет, пожелает что-то от чистого сердца и вплетет это в мелодию, желание сбудется, – отвечает девушка.
– А если не от чистого? – уточняю я.
– Не от чистого не сработает.
– Тогда ищи, кому выгодно. Если правонарушения совершить нельзя, но можно сделать что-то хорошее, взял тот, кому это хорошее очень нужно… – начинает Андрюха.