оговаривались обсуждать проблемные моменты словами через рот, но, в конце концов, он мне напарник, а не психоаналитик.
– К Большому дому присматриваешься? – Андрюха легок на помине.
На город опускается ночь. Мы стоим на Воскресенской набережной у Литейного моста, а за нашими спинами – на Литейном проспекте – возвышается административное здание, ставшее с некоторых пор предметом шуток: мол, если у меня и будет личный кабинет, то только там.
– Ты прекрасно знаешь, что не светит мне никакой Большой дом, – сдержанно отвечаю я, хотя отчаянно хочется накричать на напарника. – Мне иногда кажется, на кассе в сетевом супермаркете я буду полезнее.
– Слав, тебя, случайно, не сглазили? – изумляется Андрюха. – Или, может, прокляли?
– Не сглазили и не прокляли.
– Значит, тебе надо в отпуск. Ты в отпуске когда в последний раз был? – Я молчу, а он продолжает: – Тебе обязательно надо в отпуск. Касса в сетевом супермаркете! Это же надо до такого додуматься. Ты о городе подумал? А обо мне? О чем мне сны смотреть и фантазировать?
– Мало ли у нормального мужика тем для снов и фантазий, – хмыкаю я.
– Может, я ненормальный, – фыркает Андрюха. – Ладно, рассказывай, чего сегодня наблюдаем.
– Литейный мост. – Я всеми конечностями хватаюсь за возможность перевести тему. – Легенду про мост-оборотень помнишь?
– Еще бы, – кивает он.
Одно из преданий, связанных с Литейным мостом, гласит, что его построили на месте, где в стародавние времена стоял мост-оборотень, под которым в безлунные ночи появлялся водоворот, затягивавший в себя людей, оказавшихся возле Невы.
– В общем, есть свидетельства, что здесь снова нечисто. Надо бы эту сову разъяснить.
С этими словами я иду к мосту. Андрюха не торопится следом.
– Слав, – окрикивает он меня и говорит без тени шутки: – Если ты уволишься, это будет предательство. Ты всех предашь – себя, меня, Питер…
Я ничего не отвечаю и шагаю на мост. Тот гулко вздрагивает, и с него точно слетает верхний слой. Подо мной расстилается уходящее во мрак прозрачное полотно, через которое видно, как крутятся в воде черные воронки. Вот ты какой – мост-оборотень! Определенно, это злой гений места, сущность, прикидывающаяся мостом и сжившаяся с этим обликом.
– Правду про тебя говорят! – гремит голос моста.
– Да? – усмехаюсь я, мысленно радуясь, что Андрюха остался на набережной. – И что же про меня говорят?
– Что умрешь ты не от холода и голода, не от пули и не от колдовства, а от гордости. В тебе так много гордости, что ты никогда не попросишь о помощи. Предпочтешь уйти и отказаться от всего, даже от жизни своей, но никогда не позовешь на помощь и никогда не признаешь, что тебе плохо. Ты до последнего будешь отталкивать руку того, кто захочет тебе помочь…
– А ты чего хочешь? – перебиваю я.
– Уже ничего. Ты уже тут. Обратного пути у тебя нет. Ты – это достаточная цена, чтобы мне не проявляться пару сотен лет.
– Дешево ты меня оцениваешь, – нарочито смеюсь я. – Наблюдающего можно было оценить дороже. Например, в пару тысяч лет.
– Торгуешься? – хохочет в ответ мост. – Торгуйся, торгуйся. Только правила здесь устанавливаю я. Тут моя власть.
– Если уж продавать себя, то подороже. – Я выпрямляюсь и всматриваюсь во тьму. – Ответь мне, откуда у тебя власть?
– Я здесь с тех пор, когда не было никакого города. Я здесь изначально, от сотворения мира. И имею право забирать столько энергии, сколько мне надо, по праву своего рождения.
– Я не спрашиваю тебя о твоем праве, – как можно жестче и размереннее произношу я. – А спрашиваю, откуда у тебя власть.
– Я имею право!.. – голос моста возмущенно дрожит вместе с самим мостом.
– Я, наблюдающий, заявляю о нарушении. – Я вкладываю в каждое слово максимальную силу. Когда говоришь с древним хтоническим созданием, все произнесенное должно звучать весомо и убедительно. – Ты применяешь право, не имея власти.
– Я имею право… – начинает мост, но потом прозаически бросает: – Я все равно тебя сожру!
Силы начинают меня покидать. Это не образное выражение, а самое что ни на есть реальное ощущение: мной было много вложено в слова, но еще больше вытягивает из меня мост. Он действительно задался целью меня сожрать, оставив лишь оболочку, которую потом смахнет в темные воды Невы, как шелуху от семечек.
– У тебя нет власти надо мной, – уверенно сообщаю я и прикрываю глаза, – а у меня над тобой есть.
Перед моим внутренним взором разворачивается исполинская конструкция города со всеми его уровнями и слоями. Нахожу тот, на котором зародился мост-оборотень, протягиваю руку и касаюсь указательным пальцем его исходной точки. Я понимаю, что могу сейчас схватить эту точку, вырвать и зашвырнуть в неведомое. На это, возможно, уйдет весь оставшийся ресурс, но раз я это вижу, значит, как меня учили, могу с этим справиться.
– Да, у меня есть слабости, – говорю я мосту и накрываю ладонью точку его зарождения, – да, я много чего боюсь, но пока не отрекаюсь от власти, данной мне здесь. Когда отрекусь, тогда и поговорим, а пока – убирайся.
Я сжимаю пальцы, но точка извивается и вырывается у меня из руки. Мост-оборотень изгибается дугой и со всей силы выплевывает меня на другой – настоящий Литейный – мост. Проезжаюсь спиной по асфальту, ударяюсь затылком о перила. Покрытие подо мной вибрирует, в голове стоит звон, а я лежу и понимаю, что сил у меня больше нет. Мне осталась только та самая пустая физическая оболочка. Что ж, усмехаюсь я себе и темному небу надо мной, полежу немного, а потом поползу. Вот это будет представление – наблюдающий, передвигающийся ползком. Спешите видеть, только у нас, только сейчас!
– Слава! Ты как? – рядом со мной опускается Андрюха, подхватывает меня за плечи.
– Нормально, – сквозь гул в голове отвечаю я. – Сейчас полежу, и оно все пройдет… Совсем…
– Слава! – в голосе напарника звучат даже не встревоженные, а истерические ноты. – Слава, не отключайся! Говори со мной!
– Все нормально, – повторяю я и понимаю, с каким трудом дается мне каждое слово. – Все же на кассе такой фигни нет. Карьерный рост, опять же. А здесь что?
– Здесь Питер. Здесь я. Слав, не уходи, пожалуйста! Не оставляй меня!
– Куда я уйду?.. Ты же видишь, я больше никуда не иду…
Физическую оболочку можно просто сбросить, думаю я. Сейчас отряхнусь, и станет легче. Андрюхе я этого, конечно, не говорю.
– Я больше никуда не иду…
Закрываю глаза и проваливаюсь в бездонную черноту, наполненную золотыми и серебряными крупицами. Они вращаются и складываются в широкую дорогу, в конце которой сияет яркий неземной свет.
Я делаю по ней шаг, но внезапно дорога трескается, и из нее начинает расти громада Исаакиевского собора, а потом, точно потерянная и вновь обретенная Атлантида, из-под дороги, из вселенской черноты всплывает весь Питер – величественный город из золота и серебра. Вспыхивают Ростральные колонны. Я стою на обломках дороги и недоумеваю: как так, где мой свет в конце туннеля? Откуда здесь Петербург? Опять Петербург?!
Из города мне навстречу выходит Андрюха, скрещивает руки на груди и заявляет:
– Я тебя не отпускал. Возвращайся.
– Точно ненормальный, – ворчу я и открываю глаза.
Чувствую я себя как в расхожей фразе: «Если у вас все болит, значит, вы еще живы». Мое тело уже не пустая оболочка, а кожаный мешок с костями и мышцами, которые ломит так, как если бы мне пришлось разом обежать все слои города по диаметру и по периметру. Вокруг расстилается привычный ночной Питер, а напарник крепко прижимает меня к себе.
– Я от твоих выкрутасов когда-нибудь инфаркт получу, – устало шепчет Андрюха. – На кассу он собрался.
– Не пойду я на кассу, – хриплю я пересохшим горлом. – Куда я от тебя вообще уйду? Ты… ты мой напарник, а напарников поодиночке не существует.
– Не существует, – эхом соглашается он.
Голос его звучит так, будто Андрюха только что перестал испытывать невыносимую боль, а по тому, как сбивается его дыхание и подрагивают грудь и руки, я понимаю: мой напарник плачет.
Литейный мост – автодорожный разводной мост через Неву. Соединяет Центральный район с Выборгской стороной. Мост построен через самое глубокое место Невы, где глубина достигает двадцати четырех метров.
Поскольку строительство моста сопровождалось несчастными случаями, вокруг него немедленно начали рождаться легенды. Среди них и легенда о кровавом камне, требующем человеческих жертв, и легенда про мост-оборотень.
Согласно последней, Литейный мост построен на том месте, где в древности стоял мост-оборотень. В безлунные ночи под таким мостом разверзался водоворот, утаскивавший за собой всех, кто оказался возле реки, а сам мост окутывался туманом и исчезал вместе с теми, кто по нему в тот момент шел.
Андрюха, у нас… Никто не уйдет обиженный
– Слав, ты чего хочешь? – спрашиваю я.
– Шавермы с пивом! – не раздумывая, выдает наблюдающий.
Вечереет. Мы со Славкой сидим на одной из скамеек, установленных вокруг обелиска на месте последней дуэли Пушкина, и ждем, когда сюда явятся те, кто вызывает дух Александра Сергеевича. Ладно бы вызывали они его, чтобы задавать дурацкие вопросы. Наши нарушители равновесия заставляют дух поэта работать на себя в полном соответствии с устойчивым выражением: «Кто это будет делать? Пушкин?» Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, поэтому мы разговариваем обо всем, что приходит в голову.
– Я, вообще-то, о высоком, – ехидно замечаю я. – Ты для души чего хочешь?
– Для души у меня все есть, – неспешно произносит Славка, точно одновременно производит в уме какие-то подсчеты. – По крайней мере, прямо сейчас. Только шавермы с пивом и не хватает. Вот не надо на меня так смотреть! Сам, небось, думаешь про коньяк!
– Про виски. В это время суток я бы предпочел виски, – сообщаю я и продолжаю допрос, простите, расспросы: – Слав, скажи, почему мы еще ничего не делали на человеческом слое города?