– …и кто умеет играть на флейте, – заканчиваю я.
– Ой, – девушка испуганно прижимает ладони к груди, – я про такое и не думала. Я думала, она потерялась или ее кто-то со своими инструментами случайно унес. Тут же при открытии такая неразбериха была. Мы сначала места перепутали…
– С кем?! – хором спрашиваем мы с Андрюхой.
– С «Собаками-барабаками»! – сообщает высокий парень. – Их солиста в тот день подруга бросила, он расстроился и место спутал.
– Когда менялись, Сашка пообещала ему сыграть, чтобы сердце успокоилось, – добавляет тот, что пониже.
– Сашка – это я, – поясняет девушка и представляет нам своих коллег: – А это Фома и Герман.
– И кто знал?! – ликует Андрюха, глядя на меня. – И кому выгодно?!
– Солисту «Собак», – озвучиваю я его мысль для Сашки, Фомы и Германа. – Особенно если он не только поет, но таки умеет играть на флейте.
– Умеет. – Девушка всплескивает руками. – Он же мне тогда еще сказал, что сам может и лучше меня знает, что ему надо.
Солиста «Собак-барабак» мы находим сидящим на газоне. Рядом с ним лежит открытый футляр с флейтой.
– Точно моя! – ахает Сашка. – Матвей, немедленно отдай флейту! Я ее который день по всему острову ищу!
– Да забирай! – бросает парень. – Никакого толку от нее нет, от твоей флейты! Никакая она не волшебная! Все ты наврала, кошка драная!
– Это ты, собака страшная, желать не умеешь! – топает ногой Сашка. – Я поняла, ты Розку хотел вернуть, а так нельзя!
Они с Матвеем и впрямь становятся похожи на кошку с собакой, которые вот-вот сцепятся.
– Не хотел! – огрызается он. – Точнее, хотел, но не так, как ты думаешь! Я хотел, чтобы вокруг нее играла музыка – моя, ее любимая, наша общая. Вспомнит она о том, что у нас было хорошего, – вот ей песня о любви. Загрустит, а мой голос ей споет, что все будет хорошо. Так бы она ко мне и вернулась.
– Так вот кто эту дикую музыку вызвал! – подаю я голос, пока Сашка с Матвеем не переругались окончательно. – Послушай, друг, не знаю, как там твоя Роза, но я из-за этой музыки не высыпаюсь. Она, видимо, считает своим долгом держать меня в тонусе. Так что давай отменяй.
– То есть сработало?! – Матвей вскакивает на ноги. – Сработало, да?! Только я не знаю, как отменить…
– Вот так всегда, – говорит ему Андрюха. – Запомни, а лучше запиши: если собираешься во что-то влезть, сначала подумай, как будешь вылезать обратно. На будущее пригодится.
– Никакая эта музыка не дикая, – вздыхает Сашка. – А даже если и так, сейчас я ее приручу.
Девушка берет флейту и начинает играть. Пока она играет, мне кажется, что мир звуков приходит в движение и то, что раньше было хаотичным, становится упорядоченным.
– Теперь все, кому важно услышать нужную музыку в нужное время, будут ее слышать, – сообщает Сашка, закончив композицию, – но только не прямо в голову, а по радио, по телевизору, из открытого окна, из проезжающей машины, от уличных музыкантов…
– И Роза тоже будет слышать? – уточняет Матвей.
– И Роза тоже, – согласно кивает Сашка.
– Неужели наконец высплюсь, – говорю я, когда мы с Андрюхой неспешно бредем по аллее.
– С твоей работой – не факт, но никакая дикая музыка тебя точно больше не побеспокоит. Она теперь вся домашняя.
– Знаем мы этих домашних, – смешливо ворчу я. – Они к себе больше внимания требуют. То лоток поменяй, то лапы помой, то вообще подои. Совсем без человека обойтись не могут!
– А ты человек? – серьезно спрашивает мой спутник, в глазах у него при этом светится лукавство.
– Не факт, – сдерживая улыбку, не менее серьезно отвечаю я.
– Я так и знал!
Мы дружно смеемся, и наш смех сливается с музыкой, звенящей над островом. Он становится частью этой музыки.
Новая Голландия – это комплекс из двух рукотворных островов в Адмиралтейском районе Санкт-Петербурга, ограниченный рекой Мойкой, Крюковым и Адмиралтейским каналами. В настоящее время острова открыты для посещения и являются общественным пространством. Однако долгое время комплекс был закрыт, что способствовало рождению множества мифов и легенд. Так, Новая Голландия считалась масонским местом (в частности, говорили, что на связь с масонами указывает ее треугольная форма, напоминающая знак «Всевидящее око»). В серии «Дикая музыка» это обыгрывается в том числе отсылками к опере Моцарта «Волшебная флейта», которую тоже считают связанной с идеями и ритуалами масонства.
Кроме того, эта серия приглашает читателя заглянуть в музыкальное закулисье Санкт-Петербурга, раскрывая историю о предметах силы в руках тех, кто в этом понимает, и тех, кто не властен над ними.
Андрюха, у нас… Золотая заклепка
– Слав, ну что ты киснешь? Скажи «сыр»!
– Колбаса.
– Какая колбаса?
– Копченая!
Мы идем по набережной в сторону Большеохтинского моста. Настроение у моего спутника, что называется, ниже плинтуса. Если бы я не видел Славку в деле, в жизни не поверил бы, что это питерский наблюдающий – меч правосудия, призванный следить за равновесием сил и вмешиваться, если видит нарушение. Сейчас это просто нахохлившийся подросток. Капюшон на голове, руки в карманах толстовки, смотрит себе под ноги, сутулится и огрызается на каждое мое слово.
– Славка…
– Не мешай мне, я думаю!
– Куда меня послать? – отшучиваюсь я, чтобы разрядить обстановку.
– Угадал! – язвит он.
– Послать, значит? А кто кричал: «Хьюстон, тьфу, Андрюха, у нас проблемы?!»
– Я?! Я никогда не кричу! – срывается на крик наблюдающий и ускоряет шаг.
Вздыхаю, тоже засовываю руки в карманы и устремляюсь следом. У нас с наблюдающим есть договоренность: когда ему что-то непонятно в питерских реалиях, он зовет меня. Сегодняшний вызов был странным. Славка ничего толком не объясняет и, похоже, всеми силами пытается от меня избавиться. Не на того напал. Я любопытный и упрямый.
– Так что у нас за проблемы? – осторожно спрашиваю я, когда мы поднимаемся на мост.
Тот производит гнетущее впечатление. Он пуст. Славка молча осматривает конструкции моста. Я слежу за его взглядом и с удивлением замечаю: во многих местах металл поврежден – будто кто-то отгрызает кусок за куском мелкими острыми зубами.
– Мосты разрушаются, – обреченно сообщает Славка. – Пока это не сильно заметно, но, если они исчезнут, пропадет связь между слоями.
Город, как мне теперь известно, состоит из разных слоев: из человеческой реальности с ее прошлым, настоящим и будущим, из сказок, мифов и легенд, из кино и снов (я лично прихожу на встречу с наблюдающим из последних). Они отделены друг от друга, но в то же время представляют собой единое целое – совсем как разные этажи одного здания. Если бы рухнула сеть, связывающая эти слои, они перемешались бы – и в Петербурге воцарился бы хаос. Теперь, если я верно понял, может выйти наоборот: слои города станут изолированными друг от друга.
– Да уж, – соглашаюсь я, – действительно проблемы и действительно у нас. Тогда я не смогу приходить на твой зов.
– Именно, – отвечает наблюдающий и добавляет: – Тот, кто в этом замешан, назначил мне здесь встречу.
– Ты пунктуален, наблюдающий, – раздается над нашими головами.
На арке моста стоит молодой человек, при виде которого в памяти всплывает нечто вроде: «Высокий, худой, стройный, с иконописным лицом византийского письма». От него веет чем-то демоническим. Надо полагать, он и есть демон.
– У нечисти своего лица нет, – бросает Славка. – Она ходит в личинах.
– На себя посмотрите, – усмехается демон. – Сами в личинах ходите. Кто из нас после этого нечисть?
За его спиной клубится темное облако из существ, похожих на летучих мышей. Такие же существа материализуются на конструкциях моста, и теперь я вижу, что это они грызут балки и опоры.
– Чего ты хочешь, князь? – с вызовом в голосе спрашивает Славка.
– Золотую заклепку, – с улыбкой отвечает тот.
Когда Большеохтинский мост – тогда еще мост Императора Петра Великого – возвели, по городу прошел слух, будто одна из его заклепок золотая. Если ее найти, то успех, богатство и процветание будут обеспечены ее обладателю на веки вечные.
– А шнурки тебе не погладить? – оскаливается наблюдающий.
– Я же тебе, дурашке, работу облегчаю, – смеется демон. – Я хочу нарушить равновесие, но могу отказаться от своего намерения, если ты, наблюдающий, найдешь и отдашь мне золотую заклепку.
– Золотая заклепка – миф, – отвечает Славка. – Тебе ли того не знать.
– В пространстве городских мифов она – реальность.
– Тогда что тебе мешает взять ее самому?
– На нее наложен зарок, – нехотя признается демон. – Ты, наблюдающий, не стоишь ни на одной стороне силы. Тебе ни один зарок не причинит вреда. Ты можешь обойти любое слово. Ты сам – мастер всякого слова.
– Я не пойду на должностное преступление.
– А так?
Демон отталкивается от арки и совершает невероятный прыжок с переворотом, который заканчивается у меня за спиной. Миг – и к моему горлу приставлено остро отточенное лезвие ножа. «Как банально», – тоскливо думаю я.
– Поторопись, наблюдающий. Иначе твой приятель отправится на встречу с Создателем, а мои слуги завершат свою работу.
Славка внимательно и спокойно смотрит мне в лицо, точно призывая не совершать резких движений, утвердительно кивает и щелкает пальцами. С их кончиков срывается голубой огонек и медленно плывет по воздуху. У одной из вертикальных конструкций огонек замирает и начинает мигать. Наблюдающий подходит к конструкции и проводит ладонью по заклепке, около которой дрожит огонек, стирая краску и металл. Под ними оказывается чистое самородное золото. Золотая заклепка пульсирует, точно внутри нее разгорается солнце. Славка поворачивается к нам с демоном, растягивает губы в торжествующей улыбке и звонко выкликивает:
– На Неве стоит мост железный, на мосту лежит клад полезный. Человек божий клад сей возьмет, а на нечистого кара падет. Ключ, замок, слово мое крепко.