Вместе со своей сестрой и сообщницей, Лорин Галиндо, Линн Девин учредила в 1997 году агентство по усыновлению Seattle International Adoptions, и до 2001 года компания передала приемным родителям из США сотни камбоджийских детей. Скандал по делу «о деньгах для незаконного усыновления детей» разразился после того, как ФБР закрыло агентство Девин и обнаружило, что Галиндо получала суммы до 10 000 долларов от граждан США, которые хотели усыновить ребенка, а затем платила их нищим матерям не больше 100 долларов, чтобы те отдали им своих детей. Представитель ФБР так прокомментировал эту ситуацию: «У нас есть свидетели того, что некоторые дети не были сиротами, их выкупили за гроши у нищих родителей. Матерям платили по 100 долларов, а кому-то велели притвориться, что они всего лишь няни».
Когда процесс усыновления Мэддокса был завершен, Лорин Галиндо привезла его Джоли в Африку. И актриса, вполне естественно, была сильно расстроена, когда узнала, что эта процедура может быть поставлена под вопрос. Когда Билли Боб с Анджелиной ждали получения опеки над Мэддоксом, процесс был отложен по той причине, что США запретили брать приемных детей из Камбоджи из-за возникших прецедентов незаконного усыновления. Но это не охладило пыл актрисы. И только когда запрет сняли, Мэддоксу позволили отправиться к своим новым родителям.
Джоли была очень расстроена, когда возникла угроза потерять Мэддокса из-за обвинения в осуществлении незаконных сделок, предъявленного владелице агентства по усыновлению, в которое она обращалась.
Нет необходимости говорить, что Джоли провела Рождество 2003 года, планируя масштабную законную акцию, чтобы удержать своего двухлетнего сына, и она была настолько решительно настроена, что ее ничто не могло остановить. «Мой мозг закипает от всяких тревожных мыслей, — сказала Джоли. — Не только о Мэддоксе, но и обо всех приемных детях и родителях этих детей».
Но она была уверена, что дело не зайдет так далеко, что ей придется отказаться от своего сына. «Я никогда не отдам моего маленького мальчика обратно, — заявляла она решительно. — Я подарила ему дом, свою любовь, и он мой». Актриса подчеркивала, что она «сделала все возможное», чтобы удостовериться в том, что у Мэддокса нет родной матери в Камбодже. «Я бы никогда не украла ребенка у его матери. Я могу только догадываться, как это страшно. Если кто-то из его родителей выжил, тогда я бы хотела встретиться с ними. И я бы желала, чтобы Мэддокс тоже встретился с ними. Но я не видела никаких свидетельств того, что кто-то из его родителей жив». На самом деле в предыдущих интервью Джоли даже предположила, как, по ее мнению, могли погибнуть родители Мэддокса: «Скорее всего, это были пехотные мины».
Актриса подчеркивала, что она «сделала все возможное», чтобы удостовериться в том, что у Мэддокса нет родной матери в Камбодже.
Доктор Кек Галабру, глава камбоджийского агентства по защите прав человека LICADHO, так высказался на этот счет: «Самое худшее, что можно сказать о ней, это то, что она руководствовалась скорее сердцем, чем разумом, но я верю, что у этого ребенка есть, по крайней мере, один родитель в Камбодже. Я не думаю, что он сирота или его бросили, скорее его выкупили, как домашний скот. Такая торговля не вызывает ничего, кроме шока».
В попытке защитить свои действия Галиндо объясняла, что именно нечеткое определение понятия «сирота» вызвало все эти проблемы. «У американцев и камбоджийцев разные определения для тех 50 000 детей, которые находятся в приютах. Американские власти считают, что для того, чтобы ребенка можно было с юридической точки зрения назвать сиротой, оба его родителя должны быть мертвы, но в Камбодже достаточно сказать, что они отказались от него или исчезли, и в этой бедной стране такие ситуации очень распространены».
К большой радости для Джоли, представители прокуратуры в итоге решили, что данное расследование не изменит статуса ни одного ребенка, усыновленного через агентство, и она смогла расслабиться, зная, что Мэддокса у нее никто не заберет. Тем не менее, угроза потерять его довела актрису до крайней степени отчаяния. В какой-то момент она заявила, что переехала бы в Камбоджу навсегда «в одно мгновение», если бы это было нужно, чтобы не расставаться с сыном, отметив: «Я не могу уже жить, не могу дышать без него».
По иронии судьбы именно Билли Боб когда-то предупреждал ее о подобном развитии событии. По словам источника, близкого Джоли, «Билли Боб озвучивал сильные опасения по поводу того, что положением бедных камбоджийских женщин просто пользуются ради собственной выгоды. Его сомнения относительно всего процесса усыновления лишь ускорили расставание пары. Теперь его слова преследовали Анджелину».
Пусть драматические события декабря 2003 года и явились для Джоли большим потрясением, но в итоге они не заставили ее отказаться от идеи усыновления.
Пусть драматические события декабря 2003 года и явились для Джоли большим потрясением, но в итоге они не заставили ее отказаться от идеи усыновления. Она полюбила Мэддокса, и было очевидно, что этот ребенок всего лишь один из многих детей, которых она собирается взять под свое крыло, не важно, будет ли рядом с ней партнер или нет.
«В мире так много брошенных детей, — сказала Джоли, — и я бы хотела, чтобы больше людей серьезно задумалось об усыновлении. Я чувствую, что смогла реализовать свою потребность иметь ребенка, войдя в этот прекрасный детский мир, и дать ему всю любовь и заботу, которую может подарить мать».
Семья в состоянии войны
Появление Мэддокса в жизни Анджелины привело к исчезновению из нее не только Билли Боба, но и ее отца. С тех пор, как Джон Войт бросил ее маму Маршелин, предоставив ей право воспитывать Анджелину и ее брата в одиночку, отношения отца и дочери были, по меньшей мере, нестабильными. И хотя он старался видеться со своими детьми при любой возможности и делал все, чтобы поддерживать их и вдохновлять, Войт, по мнению Анджелины, все равно не дотягивал до идеального образа отца. В детстве, естественно, она была намного более близка с матерью. И хотя временами Джоли пыталась преодолеть чувство обиды и установить с отцом добрые отношения, было очевидно, что актриса так никогда и не смогла оправиться от того, что отец оставил семью. И как результат, она не желала полностью впускать его в свою жизнь.
Хотя он не всегда был рядом, Войт, как и большинство отцов, стремился сказать свое слово в отношении того, как ведет себя его дочь, как она одевается, по поводу ее профессиональных решений и личной жизни. Однако по большей части Джоли чувствовала, что он не имеет права вмешиваться.
Усыновление ребенка кардинально изменило жизнь Анджелины: актриса обрела счастье, но она развелась с Билли Бобом, да и взаимоотношения с отцом стали напряженными.
Ребенком она часто конфликтовала с ним, в то время как ее брат пытался сглаживать конфликты. И Войт полагал, что это, вероятно, происходило потому, что они были очень похожи по характеру — оба были своенравными и вспыльчивыми. Джоли призналась, что «в споре мы всегда занимали почти противоположные позиции» и что это было в основном связано с тем обстоятельством, что она не могла забыть о той боли, которую он причинил ее маме. Любому ребенку тяжело видеть, как один родитель бросает другого. И Джоли с самого раннего детства замечала, как сильно страдает ее мама из-за развода.
Войт осознавал тот урон, который он нанес своим уходом, и признавался: «У меня возникли сложности в браке, и я завел роман. Было много боли и гнева. Развод оставил эмоциональные шрамы в ду ше моих детей».
И если Джоли, возможно, пыталась простить отца, она, вполне очевидно, не могла забыть всего произошедшего. «Мой отец всегда был готов позвонить, если требовалась его помощь, но ощущение брошенности все равно остается», — сказала она.
Войт сам заметил, насколько глубокий след оставил его уход в сердце дочери, и в попытке «наверстать упущенное время» он взял Анджелину с собой в Японию, когда она еще была совсем малышкой. Но актер видел, что уже тогда что-то изменилось в его дочери.
Отношения с отцом у Анджелины не всегда складывались хорошо: то, что он оставил семью, было краеугольным камнем. Сейчас же, когда Джоли усыновила Мэддокса и рассталась с любимым человеком, ей особенно была нужна поддержка семьи. Но получит ли она ее от Войта?
«Она напоминала привидение, — вспоминал он. — У нее был отсутствующий взгляд. Она уже не была такой энергичной, как прежде». И пусть Войт стал главным виновником потрясения в своей семье, нельзя сказать, что сам он вышел изо всей этой передряги невредимым. «Это был один из самых тяжелейших периодов в моей жизни, — сказал он о своем разводе. — Я всячески пытался быть ближе к своим детям и вести себя корректно с их матерью.
Я не оправдываю себя. Я мечтал сделать мир лучше, и в то же время я чувствовал, что разрушил его в некотором роде».
Когда она училась в старших классах, Джоли ходила к психотерапевту, но тогда она, казалось, безразлично относилась к тому факту, что все ее проблемы автоматически связывали с разводом ее родителей. Тем не менее, она признала, что жизнь с одним родителем заставила ее стремиться к независимости, и, как следствие, она неохотно заводила тесные отношения с другими людьми. «Не знаю, было ли мое детство чем-то хуже, чем у других, но очень тревожно и печально наблюдать, когда один из родителей не уважает другого, — сказала она. — Это, вероятно, оказало на меня сильное влияние в том смысле, что я захотела быть самодостаточной».
Хоть он и не жил со своими детьми каждый день, но это не останавливало Войта в его стремлении высказывать свое мнение относительно того, как их воспитывают. И тот факт, что Маршелин позволила бойфренду Анджелины жить в их доме, когда его дочери было всего четырнадцать лет, вызывал у него заметное неодобрение. Как все заботливые отцы, Войт хотел, чтобы его маленькая девочка носила красивые платьица и всегда оставалась невинной.