«В театре небывалый по мощности бардак, даже стыдно на старости лет в нем фигурировать. В городе не бываю, а больше лежу и думаю, чем бы мне заняться постыдным. Со своими коллегами встречаюсь по необходимости с ними «творить», — писала в одном из писем Фаина Раневская.
Хорошо, что Чехов не дожил до наших дней, иначе непременно принял бы яд, сходив всего лишь на одну постановку его пьесы.
Очередь перед кассами театра вовсе не означает, что спектакль хорош, актеры талантливы, а режиссер гениален. Может, просто играет кто-то, намозоливший глаза в кино, или в бомонде пронесся слух, что спектакль в этом сезоне в моде.
Страшный сон современного режиссера — нахмуренные брови чиновника, принимающего спектакль. А ведь должно быть иначе: нахмуренные брови Станиславского, не принимающего его халтуру.
Сейчас в актеры может идти каждый, даже тот, у кого ни таланта, ни голоса. И раньше шли, да только публика освистывала, и уходили. А теперь профсоюз не позволит уволить самую бездарную бездарь, если та зачислена в штат театра.
После очередного едкого замечания Раневской актриса раздраженно:
— Фаина Георгиевна, вам нравится оскорблять и унижать людей?
— Кто вам сказал, что нравится? Может, я делаю это с усилием?
— Это так сложно, так сложно: сначала написать, а потом сыграть пьесу так, чтобы зрители не приняли антракт за финал и не бросились в гардероб. Станиславский не прав, сказав, что театр начинается с вешалки. Гардероб — лакмусовая бумага, если там много пальто и мало людей — спектакль удался, хуже, если наоборот.
— Фаина Георгиевна, вам понравился спектакль?
— Да. Я прекрасно выспалась. Правда, сначала мешало хлопанье кресел, зато потом, когда почти все ушли, стало спокойно. И в гардеробе никакой очереди.
Есть две категории известных артистов. Те, кому дали звание на юбилей, чтобы отвязаться, и те, кому звания вообще не дали, но народ их любит.
Если Верка Марецкая звезда, зачем ей место под Солнцем?
Раньше актеры на сцене заявляли о себе, а теперь только поддакивают…
Фаина Георгиевна услышала отзыв о работе немолодого уже актера:
— У него открылось второе дыхание:
— К сожалению, искусственное…
— Сегодня еще раз посмотрела фильм «Золушка». Знаете, Жеймо[25] играет с каждым разом все лучше, а вот я — все хуже.
(В фильме Янина Жеймо исполнила роль Золушки, а Фаина Георгиевна — роль мачехи).
— Фаина Георгиевна, как вы можете играть на разных сеансах по-разному, это же фильм, все снято на пленку? Кино тем и отличается, что ничего нельзя изменить, как сыграли, так и сыграли.
Раневская упрямо:
— Это вы в своем фильме «Рассвет в Вездесранске» сыграли плохо на века, а Жеймо с каждым разом играет все лучше.
— N талантливая актриса, — заявила Раневская.
— Раньше вы были иного мнения.
— Разглядела. Она даже ответственность снимает с себя так, словно это ночная рубашка. Не всякой дано.
— Никто не может быть абсолютно похожей на Любовь Орлову!
Не замечавшие у Раневской приступов льстивости, актеры ждут продолжения, которое следует незамедлительно:
— Даже ей это не всегда удается!
— Страшно раздражают актерские улыбки.
— Почему?
— Никогда не знаешь всерьез, или это ради репетиции?
Раньше актеры в театре служили, потом ролью жили, теперь роли играют, а скоро будут просто присутствовать на сцене. Навесят таблички: «Иванов», «Гаев», «Лопахин»…, а остальное зритель пусть сам додумывает.
Раневская, у которой было ничтожно мало ролей при ее таланте, очень страдала от невостребованности. Одна из актрис насмешливо посоветовала:
— Ах, Фаина Георгиевна, наслаждайтесь ничегонеделанием!
Раневская горько усмехнулась:
— Безделье доставляет удовольствие только тогда, когда у тебя куча неотложных дел.
Сейчас режиссеры в театре, как кошки: не нагадили, уже молодцы.
Известная актриса:
— Народным платят поминутно за пребывание на сцене! У меня роль в три слова! Аплодисментов — шквал, а денег — гроши.
Раневская сочувственно:
— Попросите роль фикуса в кадке. Он целый акт на сцене стоит. Представляете, какие деньжищи?!
— Какой ужас! На Западе женщин снимают голыми за деньги!
Раневская басом:
— Что же тут удивительного? Женщин всегда снимают за деньги. Бесплатно — только по любви или в ЗАГСе.
Молоденькая актриса демонстрирует новую прическу и хвастает тем, как трудно найти хорошего мастера и как дорого это стоит.
Раневская некоторое время молча прислушивается к болтовне, потом мрачно интересуется:
— Милочка, стоит ли тратить столько денег на уход за своими волосами, если головой вы все равно не пользуетесь?
Актриса на сцене шепотом:
— Мне срочно нужно уйти! Боюсь не успеть — у меня расстройство желудка.
Раневская театральным шепотом:
— Милочка, бояться не следует, а то результат получится немедленно…
Во время очередного порицания выпивающего актера:
— Он не пьет, он бутылки коллекциони рует.
— Пусть бы коллекционировал полные.
— Нельзя. Скажут — спекулянт.
— Уйду в ТЮЗ[26] зайчиков играть…
— Фаина, какой из тебя зайчик?
Со вздохом:
— Значит, толстую разожравшуюся слониху.
— Гениальный актер спит в каждом. К сожалению, у большинства — мертвым сном.
— Полно вам, у этого актера всего один недостаток.
— Какой, Фаина Георгиевна?
— Отсутствие всех достоинств.
Талантливейшего и очень любимого зрителями актера Геннадия Бортникова без конца ругали за приверженность к однополой любви.
Раневская возмущенно:
— Идиоты! Генку Бортникова любят за талант! Если бы зрители любили за задницу, я была бы примой.
В нашем театре любая актриса может стать примой, при условии, что это Верка Марецкая или Любовь Орлова.
Тротуары у театра в дни спектаклей вымощены поклонницами Генки Бортникова.
Раньше были прекрасные пьесы и гениальные режиссеры, потом режиссеры стали просто хорошие, теперь режиссеры — говно, осталось испортиться пьесам и театра не будет.
— Фаина Георгиевна, вас так любят зрители!
— Не меня, а моих героинь. За ними меня никто не видит.
С тоской:
— Теперь в театр ходят в чем попало, в том, в чем и на работу… Скоро вовсе будут в пижамах ходить.
— Фаина Георгиевна, какая вам разница, в чем сидят зрители? Главное, чтобы они приходили, смотрели и слушали.
— Смотреть и слушать они могут в кино, а в театр ходят душу лечить. Для этого настрой нужен…
— У этой актрисы прекрасное образование…
— Вы уверены, Фаина Георгиевна? Она вообще непонятно как попала на сцену.
— Как попала, как раз понятно. Но ее образования вполне хватает, чтобы расписываться в ведомости на зарплату. И это хорошо.
— Чем же это хорошо?
— Представляете, что было бы, окажись она грамотнее? Она писала бы пьесы!
Марецкая о новом актере, который непонятно как оказался в театре:
— Боже мой, как он будет играть, он же заикается?!
Раневская «успокаивает»:
— Не переживайте, это только когда разговаривает.
В театре, как и во всех других учреждениях культуры (и не только культуры), дважды в неделю проводились политзанятия, на которых полагалось конспектировать работы классиков марксизма-ленинизма, а по окончании учебного года сдавать своеобразный экзамен на «политическую зрелость».
Конечно, к актерам не очень придирались, но пропустить возможность немного поиздеваться над народными артистами тоже не могли, хотя принимали у них этот экзамен отдельно от остальных.
Первым «допрашивали» Завадского. Ему решили задать очень серьезный вопрос:
— Расскажите о работе Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».
Солидный и важный Завадский несколько секунд, словно размышляя, крутил в руках свой знаменитый карандаш, без которого не появлялся нигде, потом важно кивнул:
— Знаю! Дальше…
Чуть растерявшиеся члены комиссии вспомнили другую работу:
— Хорошо, расскажите о работе Энгельса «Анти-Дюринг».
Ситуация повторилась, Завадский чуть подумал и снова кивнул:
— Знаю! Дальше…
Поняв, что ничего не добьются, Завадского отпустили.
Вызвали Веру Марецкую. Актрису решили подробно расспросить о троцкизме.
— Троцкизм — это… — горестным голосом начала великолепная актриса, — это…
И вдруг она принялась буквально заламывать руки в отчаянье:
— Это такой ужас! Такой кошмар! Я… я не могу… Не заставляйте меня рассказывать об этом ужасе…
Ее поспешно отпустили, чтобы не случилось истерики.
Раневской не пришлось отвечать на подобные вопросы, но Марецкая ехидно поинтересовалась, как Фаина вышла бы из такого положения.