Утренний обход. В кресле согнувшись, дремлет дежурный хирург. Устал за ночь. Сам не спал и не давал спать другим. Начмед с сочувствием:
– Вы, наверное, устали?
Отвечаю за хирурга:
– Да нет, просто у него болезнь Пейрони.
Начмед, снова забыв о болезни, проникаясь состраданием:
– Понятно. Извините. Ну хорошо, хорошо отдыхайте.
Тихо начинает трястись от смеха уролог. На вопрос начмеда о причине смеха, успокоившись, пытается сказать, что при болезни Пейрони у мужчин искривляется иное место.
– Какое? – пытается уточнить начмед.
– Так он целиком и представляет из себя это самое место, которое искривляется при болезни Пейрони.
Болезнь Пейрони – не повод попасть в реанимацию. Ничем жизни не грозит, ничего опасного, кроме интимных проблем. Но в жизни нет ничего, что не может стать поводом, поводом как выпить, так и поводом попасть в реанимацию. А в данном случае причинно-следственная связь налицо.
Корпоративная вечеринка. После окончания пара сотрудников, дама и месье, решили продолжить у нее дома, в интимной обстановке. Обстановка располагала, партнер был готов, только имел вот такую, даже не сказать, что болезнь, а просто некоторую особенность формы своего достоинства. Подруга, видно, стала иронизировать по поводу этого несколько легкомысленного и вздорного вида, за что получила удар в пятак. Но женщина она была горячая и неслабая и так оттолкнула мужичка, что тот приложился головой о стену и затих. Как потом оказалось, случился у него перелом височной кости и ушиб мозгов. Подруга испугалась, сама вызвала «Скорую», приехала вместе с ним и в приемном отделении подробно рассказала о ситуации дежурному врачу. Травматолог в приемном отделении выносит на обложку истории диагноз. Все правильно, все как учили. На первом месте основное заболевание, далее – его осложнения. В конце – сопутствующая патология. Думаю, что он пошутил. Возможно, даже был трезв. Хотя логика тут несомненная. И на первое место выносится: «Болезнь Пейрони». Травма черепа шла следом, в осложнениях.
Нам один хрен, что написано на истории болезни, тактика лечения от этого не меняется. Стандартный набор процедур: медикаментозная кома, ИВЛ. Вызов нейрохирурга.
Утренний обход. Начмеда, тетка средних лет, читает историю. Признаться, что о болезни она Пейрони не слышала, ей как-то не удобно. Вдруг это такая серьезная хворь, от которой крошатся черепа.
– Напомните, просто с утра вылетело из головы, что-то такое, до боли знакомое.
Пытаюсь сохранить серьезный вид:
– Так это часто встречается в среднем возрасте.
– Да я помню, не раз сталкивалась. Только вот как-то забыла, что там происходит.
Один из хирургов пытается сквозь смех сложить фразу типа:
– Скажите, вам что, до боли знакомо это заболевание?
Минут через пять удается объяснить начмеду, что же это такое на самом деле. И что там происходит. И почему это может быть знакомо до боли обоим партнерам. Та начинает понимать, в чем дело, и открыто посылает всех нас на то место, которое поражается болезнью Пейрони. Но под конец добавляет:
– И чтобы в истории болезни была запись о консультации уролога!
Новый взрыв хохота.
Приказ есть, надо выполнять. Звоню урологу, приходи, проконсультируй. Понимая, что и он меня сейчас пошлет туда же, ссылаюсь на приказ начмеда.
– А чего, говорит, я там увижу. Он же у него встать должен. Вот и передай начмеду, что ежели на нее у него встанет, тогда приду и посмотрю. А так чего смотреть, мало я концов видел? Я болезнь Пейрони все равно не лечу.
– А чего так. Вон реклама идет. «ОН-клиник». Говорят, оперируют. Деньги хорошие.
– Полезешь там оперировать. На хую славы не найдешь. Так хоть кривенько, но стоит. А так вообще мужика импотентом сделаешь.
Вечером уролог все же зашел. Посмеялся вместе с нами над историей. Но записи так и не оставил. Так что основное заболевание осталось не охвачено. Жаль, если мужик помрет, как бы расхождения диагнозов не было.
Молоденькая медсестра объясняет бабушке:
– Это маска, надо дышать кислородом.
Бабушке 93 года.
– Ой, дочка, раньше со мной такого не было.
– Не волнуйтесь, бабушка, все когда-то бывает в первый раз.
Поселился в больничке бомж. Еще в начале зимы он остался без ног, обоссавшись в сапоги и уснув на морозе. Отмороженные ноги отпиливали по частям. Бомж так привык к этой процедуре, что предлагал сам наточить пилу, комментировал по ходу операции действия хирургов:
– О, сегодня у вас хорошая пила, я по звуку слышу. Я разбираюсь, я плотник.
Выписать его было некуда, в какой-нибудь приют для инвалидов без документов не берут, вот и прятали полгода от проверяющих комиссий. Спрятать несложно, обычно его ставили в кладовке, за ведрами. И с ногами-то он был не велик ростом, а стал еще ниже. Понимает, что заведующий отделением рискует, пряча его, стоит тихо, не шумит. Мужичок оказался рукастым. Смастерил тележку, катается по вечерам по коридору, всем старается помогать. Постоянно что-то чинит или читает книжки.
Бедняга мучается, что в душевой не может дотянуться до кранов. Но руки сильные. Подставляет стул, забирается в старую железную раковину и под смесителем раковины устраивает себе душ. Зрелище для сильных: кажется, что человек вылезает из сливного отверстия.
Наконец удалось ему выправить документы и отправить в приют. Попрощались, привыкли. Расстались, думали, навсегда. Но нет. Познакомившись с одной из наших медсестер, женился. Та взяла его к себе жить. Смотрим – возит его в кресле-каталке по поселку. Любовь…
С утра занесло в институтскую клинику. Встречаю в коридоре старую знакомую, вернее, не очень старую, давнюю. Лицо в красных пятнах, и явно не рада встрече:
– Ой, не смотрите на меня, представляете, никогда аллергии не было.
– Представляю. Ботокс? Ничего, это бывает, пройдет.
– Нет, ну вы всегда сумеете сказать что-то приятное. Ну ботокс, ботокс, но ведь хочется…
Смотришь, как растет культурный уровень народонаселения. На календаре день рождения Шекспира, а в поселковом семейном драматическом театре уже состоялась постановка по мотивам пьесы «Укрощение строптивой». Краткое содержание:
– Ты зачем столько таблеток сожрала? Сдохнуть хочешь?
– Хочу! Меня муж сегодня избил!
– А за что?
На лице сплошной синяк. Распухшие губы говорят слова:
– Потому что я сука! Я – блядь!
– Самокритично. Только где ты таких таблеток столько набрала? Они же по рецепту?
– Мужу нарколог с психиатром выписывают. Он у них на учете…
– Так убьет когда-нибудь. В прошлый раз когда у нас была, так это он тебе нож в спину воткнул?
– Он, он, а как воткнул-то! Аккурат между лопаток. Хер он меня убьет! Я и сама могу. Разве не помните, он у вас лежал с проломленным черепом? Моя работа!
– А так это твой муж был? Помню, фамилия редкая. Так брось его, пока вы не поубивали друг друга. Хотя конечно, гармоничная у вас семья. Какие страсти кипят.
– Точно, Шекспир у нас дома отдыхает. А что, все так живут. Где я другого найду? Этот хоть хороший, когда не пьет – не дерется. Трезвый он супермужик. Сейчас вещи принесет – и я домой.
– Жди, принесет. Звонил он вчера, лыка не вяжет.
– А детей кто сегодня в город отвезет? Я их обещала на выставку сводить? Убью, скотину.
– Когда обещала? В воскресенье? А сегодня? Сегодня уже вторник. Ты тут уже три дня проспала.
– Бля… Ну я и сука!
Плохо, что на работе много детей, когда ты уже подзабыл, как работать с детишками. Привыкаешь, учишься заново. После операции просыпается мальчишечка лет девяти, хороший такой мальчонка, из приличной семьи. Рассказывал про свою кошечку, как он по ней скучает и она по нему тоже. Анестезистка слегка придерживает его на столе. Привязывать не стали, все-таки ребенок. Слышишь первые его слова после наркоза:
– Слезь, блядь!
Все, значит сознание ясное, можно отвозить в палату.
Пожилой профессор, доктор наук, физик. Всю жизнь проработал в одном из НИИ. НИИ, как и многое в перестройку, накрылось известным местом. Но старичок бодрый и на пенсии решил подзаработать. Устроился гардеробщиком во дворец бракосочетания. По традиции каждый брачующийся должен после церемонии отблагодарить гардеробщика. В советские времена, помнится, давали рубль. Сейчас – не знаю. У гардеробщиков была своя традиция. В конце смены скинуться и выпить за новую ячейку. Традиция, несмотря на ту же перестройку, сохранилась и окрепла. Дедушка не пил, но в коллектив влиться пришлось. До дома доехал на автопилоте. С порога послал бабушку подальше и уснул. Супруга перепугалась и вызвала «Скорую». Дед под 80, лежит на полу в луже мочи и в рвотной массе. Молодежь со «Скорой», не зная силы традиций, приволокла дедушку в больницу с диагнозом «инсульт». Дедушка начинает приходит в рассудок, причем ведет себя совершенно адекватно. Пытается встать, падает, матерится. Наложил в штаны. Спрашиваю жену, ну и кто здесь увидел инсульт. Обычный пьяный мужик. В ответ крик:
– Вы с ума сошли! Он в жизни никогда больше рюмки не выпил, мы почти 60 лет вместе прожили, ни разу, никогда пьяным его не видела. Как вы не смеете!
Обращаясь к мужу:
– Коля, тебе плохо? Скажи, Коля!
Коля совершенно внятно:
– Пошла ты на х… сука. Как ты, блядь, мне остоп…
– Доктор, что с ним, скажите правду, с ним очень плохо?
– Не думаю, что сейчас ему очень плохо. Завтра да, завтра будет нехорошо. Просто наболело. Накопилось за 60 лет, это нормально.
Мир окончательно перевернулся, восточная женщина должна сидеть дома, а не изгибаться на полу приемного отделения, изображая эпилептический припадок.