– Нет, ну и вы поймите. Сейчас до дома вы просто не доберетесь. Тем более ночью, без одежды. На улице минус тридцать. – Одежду не успели днем получить в приемном, да и получать особо было нечего. В мешке лежал окровавленный комок тряпок. – Что, мама ваша от голода умрет?
– Да нет, от голода она не умрет. Еды дома много, и до кухни она доберется.
Но дома нет портвейна. Мама без портвейна не уснет. Она привыкла по вечерам портвейн пить. Я это серьезно. Я ведь юрист по образованию. Я напишу расписку, и вам ничего не будет, даже если со мной что случится. Но я обещаю, что утром буду на месте.
– Слушай не говорите ерунды, не могу. В таком состоянии после операции вы не вполне оцениваете свое состояние. Ваша расписка ничего не стоит. Лежим до утра. Ничего с вашей мамой за один день не случится.
– Ну хорошо, – с грустью соглашается больной, – только, конечно, мама спать сегодня не будет.
Послав про себя на хер его маму с ее портвейном, чтоб она без него сдохла, иду в ординаторскую. Хирург встречает вопросом:
– Ну чего, берешь к себе?
– Да с какой стати? У меня и так ни одного свободного места.
– Ну так он же неадекватный! Еще в окно выпрыгнет!
– Слушай, с каких пор забота о маме стала признаком безумия? Вполне здраво рассуждает. Ну пьянь его мама, ну и хер с ней.
– Я тебе говорю, он из окна может выпрыгнуть.
– Никуда он не собирается прыгать. Захочет убежать – его охранник ночью не выпустит.
На наши крики прибежала дежурная медсестра. Узнав о причине спора, пообещала, что с поста она всю ночь никуда не отойдет. Пост напротив палаты. Если он только попытается высунуться, сразу позовет на помощь.
– Ну смотри, я предупредил, – пригрозил хирург, – тебе отвечать придется.
Остаток ночи нам вместе пришлось провести в операционной. К утру мы о нашей ссоре почти забыли.
Утром, перед сменой, решил проведать любящего сына. Захожу в палату, но его там нет. Я к медсестре:
– Где?!
Та клянется, что из палаты он не выходил. Спрашиваю соседей, куда делся. Соседи по палате рассудительно отвечают:
– А он из простыней веревку связал, с окна спустился и домой пошел. Ему же домой надо было. Вы ж сами ему простыней много дали.
Хирургическое отделение на четвертом этаже.
Действительно, несколько простыней было выдано для изготовления временного бандажа.
– А в чем же он пошел?
– А мы ему вот, это, одеяло сбросили. Шерстяное. Ну так он завернулся в него и побежал.
– Босиком?
– Ну да, ты скажешь, босиком. Тапки ему дали, вон – стояли там. Кожаные. От соседа остались.
– Мудаки!!!! Вы хоть подумали, как он до дома доберется? Он же в соседнем поселке живет!
Народ отвечал:
– Ну а мы чего, мы не знали, где он живет. Он сказал, что ему домой надо. Вот мы ему спуститься помогли, да. Подстраховали. А одеяло вниз скинули. Он и побежал домой.
Известная истина: толпа иррациональна, и объяснить массе, что она есть простое скопление мудаков, невозможно.
До его поселка по местным меркам было сравнительно недалеко. Километров пятнадцать. И то, если знаешь короткую дорогу через лес. Ночью, в феврале, пройти пешком этот путь не сможет ни один здоровый. В этом не было никаких сомнений. Ни одна попутная машина не остановится. Увидев такое чудо на дороге, завернутое в одеяло, только прибавят газу.
На пустой кровати лежала расписка:
– Я, такой-то, от лечения отказываюсь. Требую выписать… Предупрежден… Претензий не имею. Дата. Подпись. Все грамотно, но расписка утешала мало. Надвигалась катастрофа. Надо идти, докладывать начмеду. До конференции оставалось несколько минут, и по пути зашел в приемник. Пусть отметят в сводке, что с хирургии один выписан под расписку. Бумаги оформим потом.
В приемном покое сидит наш адвокат. В одежде его не пускают наверх в отделение.
– Сука! Ты где был? Мы тут поседели из-за тебя! Козел!
– Так доктор, я же вам говорил. Мне домой надо было. У меня дома мама одна. Я ей портвейна купил, вот и вернулся. Теперь ей на неделю хватит.
Как он смог голым пешком ночью добраться до дома, я представить не мог. А дома он был точно, как потом оказалось, его ночью видели в местном сельмаге.
– Пойдем со мной, поговорить надо.
Притащил его в ординаторскую. Сидевший там дежурный хирург перед обходом для храбрости допивал второй стакан водки. Он тоже был предельно ласков:
– Вернулся, родной? Ну так теперь лечись. Поправляйся скорее. А вот когда поправишься, мы с доктором тебе таких п…й дадим, что ты про маму свою навсегда забудешь. А теперь иди на х…
0,7 водки было допито вместе, но уже в радостном настроении. Обход прошел весело, от начмеда инцидент скрыли. По счастью, все обошлось. Больной даже не простудился. Через неделю поправился и был выписан. При его ранении – маленькое чудо. Правда, перед выпиской попрощаться не зашел. Ушел вечером накануне. За больничным приходила его жена.
Рассказывает знакомый из клинической больницы:
– А чего, не пойму, вы тут с делириками мучаетесь? У нас с ними не церемонятся, если кто-то только начинает путаться, его сразу в реанимацию, на трубу, и дня на три на ИВЛ.
Спрашиваю, как так? У вас же больница по «Скорой» не работает, все операции плановые. Откуда белая горячка? Товарищ объясняет:
– Ну так область у нас большая. С иных мест, если не на машине, со всеми пересадками будешь почти 2 дня добираться. А по пути еще к какому-нибудь шурину завернут. Сам понимаешь, перед операцией для храбрости надо принять. Вот пока едут на плановую операцию, протрезвеют, еще денек у нас полежат, не в этот же день сразу их брать, вот и все, здравствуй, белая горячка. Нет, ну конечно, если там на сердце какая-то операция, или сосудистая, мы их не берем, ждем, когда в себя придут. А мениски, эндопротезы, это запросто, пока спят, заодно и прооперируются.
Встречаю старого знакомого. В свое время он был широко известен в кругу питерских психиатров, имея яркую форму параноидной шизофрении. Носил в себе бред галактического размаха. Обидно, что за последний десяток лет превратился в жалкое слабоумное существо, совершенно безобидное, с тяжелым дефектом личности. Нет ни бреда, ни голосов. Даже таблеток не требует. Раз в год районный психиатр определяет его отдохнуть на месяц в санаторий имени Кащенко, но и то больше из жалости, когда у пациента кончаются деньги и элементарно не хватает на еду. На пенсию по инвалидности прожить трудно, а подзаработать удается редко. Хоть в прошлом он отсутствием интеллекта не страдал, работал инженером, отлично зная несколько языков, неплохо зарабатывал как переводчик. Но иногда у него все-таки появляются какие-то деньги, и тогда он банально запивает.
Вот и на днях, выпив бутылку водки, за второй шагнул с четвертого этажа. Так было быстрее. Испуганная родня притащила его в больницу. На первый взгляд травм никаких не было. Приземлился удачно. Но пришлось оставить до утра. Пусть свое слово скажет его лечащий доктор из психоневрологического диспансера.
Утром знакомый врач-психиатр отвечает по телефону сонным голосом:
– Понимаешь, это нет, это не шизня. Он должен был понимать, что делает. У него уже лет десять никакой продукции. Просто по пьяни свалился в окно. У вас чего, мало таких? Если травм нет, гони его домой, а родне скажи, чтоб денег ему не давали.
Травм видимых не было, но почему-то у пациента стал раздуваться живот. Урчание кишок стало слышно на расстоянии. Вдобавок оба конца пищеварительной трубки извергали зловонные газы. Появилась мысль, а не разорвана ли при падении кишка? Тогда придется брать в операционную, на стол, чего страшно не хотелось.
Сомнениями поделился с районным психиатром. Тот начал мне читать лекцию о том, что при шизофрении тотального слабоумия нет, слабоумие специфическое. Личность при этом способна на необычные поступки и решения.
– Да ты слушай, это я и так знаю. Ты бы лучше объяснил, отчего у него живот раздувается.
– Ну так когда он пьет, то начинает одним горохом питаться. Суп, там, гарнир.
– Ну а на какой хрен?
– А ты чего, не понимаешь? По той же причине, что и из окна выпрыгнул.
Я начал чувствовать себя полным идиотом. Я действительно ничего не понимал. Никакой логики.
– Говорит, что за водкой торопился. Так быстрее, чем спускаться по лестнице.
– Так и тут то же самое. Вот ты в вашем поселке хоть раз в магазин заходил?
– Естественно, заходил.
– А ты хоть раз там видел, чтоб в водочный отдел очереди не было.
Честно признаюсь, что, пожалуй, не видел. Даже ночью.
– А вот если тебе срочно выпить надо, ты как поступишь?
– Попрошусь без очереди. Типа, мужики, спасите, трубы горят.
– И чего тебе ответят?
– Скорее всего, просто пошлют подальше. И то в лучшем случае.
– Правильно! Потому что у всех трубы горят, у всех жены рожают и все на поезд опаздывают. А вот он подойдет к отделу со своим раздутым животом и скажет, что если не пустите без очереди, то я сейчас так пердну, что всем плохо будет. Живот свой покажет. И веришь, всегда пускают. Все ж его в поселке знают. А кто сомневается – так он так подпустит сытности, что просто пипец. Вообще в отделе никого не останется. Теперь понял? Ну ладно, я вечерком зайду, оставлю запись.
Теперь я понял. Понял, что таких вершин интеллекта мне никогда не достигнуть. Осталось только склонить голову перед величием человеческого разума.
История, правда, имела трагический финал. Не успел я выгнать шизофреника. Больного взяли в операционную с подозрением на травму кишок и кишечную непроходимость. Стереотипность мышления хирургов-материалистов не позволила им поверить в подобное объяснение. Распоров живот ничего не нашли. Хватило бы простой клизмы. Зашили. Но организм, ослабленный долгим запоем и строгой бобовой диетой, не выдержал. Жаль, загубили такую яркую личность. Так гаснут звезды.