– Давай попробую.
– Нет, я не дам туда колоть, там рядом артерия. Позовите моего мужчину, он внизу, он ждет.
Внизу действительно болтался какой-то тип со стеклянными глазами.
– Да, сейчас. Приглашу сюда, ага, переодену. Уколи, брат, свою невесту, мне ей в вену не попасть.
– А вы не попадете.
Посмотрел. Да, задача непростая. Туннель в паху еще не сформирован, но уже такой рубец, что артерию не прощупать.
– Ты бы хоть туннель набила. Ладно, не ссы, я и не в такие вены попадал.
Ткнул наугад, не понял, вена, артерия. Но шприц наполнился кровью, значит, куда-то попал. Мадам отлетает сразу.
Гинеколог делает свою работу, выгребает в тазик сгнившее содержимое матки. Пора будить. Хлопаю по щекам – просыпайся, глаза открой. Просыпаться девушка явно не хочет, оценивает новое средство. Облизывает губы, смакует. Наконец что-то шепчет:
– А ничего… Похоже на кислоту…
– Еще бы, чистый продукт, не та дрянь, что ты себе в вену гонешь.
Собираюсь уходить, больше я не нужен, но пациентка неожиданно хватает меня за руку:
– Не уходи, милый…
– Ты, мать чего, совсем ох…ла? Какой я тебе милый?
– Любимый мой, ты мне в вену попал…
– Отпусти, – говорю, – нашла любимого.
На следующий день звонят с работы:
– Слушай, тебя тут какая-то невеста потасканная ищет, говорит, ты ей чего-то обещал. Просто хотели предупредить, вид у нее такой стремный. Вроде как не в себе. Такие все могут.
Маленькое наблюдение: бандит пошел чистоплотный. Должника собрались отвезти в лес для дальнейших мероприятий, а перед тем, как бросить в багажник, крайнюю плоть заклеили клеем, а в задницу залили монтажную пену. Чтоб оббивку не испачкал от страха. Клиенту удалось убежать. На ходу открыл багажник и вылез из машины. Подобран «Скорой». С крайней плотью проблем не было, сделано обрезание. А вот выковыривание монтажной пены из прямой кишки оказалось непростой задачей.
Модный это нынче термин: «Синдром профессионального выгорания». Почитаем статью, в которой описываются его основные проявления: «Проявляется нарастающим безразличием к происходящему на работе, дегуманизацией в форме негативизма по отношению как к пациентам, так и к сотрудникам…» Удобный термин, свой пофигизм и равнодушие можно объяснить просто:
– А что вы хотите, у меня синдром профессионального выгорания. Но иногда ощущаешь его проявления и на себе.
На днях прошу санитарку:
– Больного, с третьей койки, отвезите пожалуйста, на рентген.
Даю ей в руки историю болезни.
– А он сидеть-то может? Или на кровати везти?
– Сидеть не сможет. Но на каталку переползет, на кровати везти не надо.
– А чего с ним? На вид-то вроде молодой, не помирает.
– Да вот написано: «Спонтанный разрыв прямой кишки». Вчера его оперировали. Вроде все спокойно.
– Мужчина? – санитарка читает титульный лист истории болезни, – Мужчина… А кем работает-то? Бульдозерист? Ой, как нехорошо, как некрасиво-то… А чем же ему так? Не ужель кто своим бульдозером-то прошелся?
– Не знаю, мне без разницы, написано: травма производственная. Страховой полис есть. Больничный лист не нужен. Остальное меня не касается. Хотите, спрашивайте сами.
А раньше бы поинтересовался. Наверняка история бульдозериста интересна и полна внутреннего драматизма. Внутреннего – в более широком аспекте, а не только того, что произошел внутри его задницы.
Но любопытство победило, и все же попытался выяснил причину разрыва. На пидора вроде не похож. Знакомые хирурги даже удивились, что я интересуюсь подобной чепухой. Говорят, ты чего, первый раз видишь подобное? Он же приезжий, гастарбайтер? У нас часто азиаты с разорванным очком попадаются. У них такой способ наказания практикуется. Плохо работает, накосячит – его в наказание всей бригадой того, в задницу. Но этот же, говорю, славянин? Значит накосячил круто… В следующий раз умнее будет. Ничего, один раз – не пидарас.
Но вопросы остались:
1. Прописана ли подобная мера воздействия в трудовом договоре?
2. Разрешено ли в качестве поощрения поступить так же со своим руководством?
3. Если попадется человек нетрадиционной ориентации, может получиться, что он работать совсем не будет, или для них предусмотрено иное наказание?
Хирург матерится в перевязочной, зашивая бедро пьяной тетке. Глубокая рана на внутренней поверхности.
– Да не ори ты, сука, артерия не задета, сейчас зашьем и пойдешь ко всем чертям. Это кто ж тебя порезал?
– Родной муж. И представьте, моим любимым кухонным ножом.
– Мудила твой муж.
– Да нет, он хороший, дерется только когда выпьет. Мы с ним уже 30 лет прожили. Сейчас он пьет две недели.
– Твой муж, скотина пьяная. Попал бы, куда целился, отдал бы тебя гинекологам, пусть бы они зашивали.
Попытаемся передать обороты речи проверяющего.
Пять утра, звонок.
– Доброй ночи! Вас с полиции беспокоят, дежурный по отделу. К вам поступала гражданка такая-то?
– Поступала.
– Ну, и типа как она? В себя она, того, пришла?
– Пришла, можете приехать, опросить.
– А мне чего, делать нечего? Она как, типа это, сама таблеток наелась или кто затолкнул?
– Не знаю.
– Как не знаете? А мне чего написать, меня того, начальство дрючит, дело.
– Мы не даем по телефону информации посторонним. Извините, но я с вами не знаком.
– Ну как так не знаком? Я дежурный (такой-то), я вот он тут, сижу. Можете проверить.
– А мне больше заняться нечем? Откуда я знаю, что вы из полиции? Скажу одно, она в сознании, опросу подлежит. Приезжайте, опрашивайте.
– Ну щас, да, все брошу, примчусь. Опрашивать. Скажете тоже. Вы мне сказать можете, сама она того или кто запихнул?
– Я повторяю, не знаю, кто и что в нее заталкивал, мне не интересно.
– Ну! А я бы поинтересовался, ничего хоть так себе коза?
– Ну вот приедете и поинтересуйтесь.
– Ладно, так и запишем.
Что запишем, куда?
На операционный стол хирург с анестезиологом перетаскивают огромную тушу. Даже без одной ноги она весит не менее двухсот. Сегодня приходится ампутировать вторую. Законный вопрос, а как мы ее потом переложим? За что ухватиться? Опытный хирург успокаивает:
– Так ведь она легче станет, и можно будет перекатывать. Как в боулинге. Ты же увлекался. Кстати, пошли сходим в выходной.
Однажды решил, что пора самому попробовать побыть в роли пациента. Это трудно, стать профессиональным больным. После этого смело могу сказать всем друзьям и коллегам:
– Пожалуйста, не болейте! В общем, решил полежать в больничке, лечь на плановую операцию. Ерунда, операция пустяковая. Но ведь у нас любое дело может выйти известным путем. Свои хирурги предлагали, давай мы тебе сделаем, мы раньше эти вещи часто оперировали. Но это было раньше, а сейчас 2–3 раза в год, да и с наркозом там нюансы есть. А я как-то излишней храбростью не страдаю. Решил так: пойду туда, где эти операции на потоке, по 2–3 в день, и где меня никто, надеюсь, не знает. Приду как обычный пациент, по записи. Просил ни на отделение, ни на местную кафедру никому не звонить, не предупреждать, чтобы не было никакого лишнего внимания. Беру направление, собираю бумажки, в назначенный день прихожу. Оформился в приемном историю, топаю на отделение. Первый сюрприз. На хирургическом отделении ни одного мужского места. Одна свободная коечка в коридоре. За ночь всю больницу завалили экстренными больными. В коридоре толпа народа, очередь на консультацию к профессору, очередь в перевязочную. Негде сесть, нет места походить. Стою, жду. Часа через три начинаю интересоваться, а чего, собственно, я тут жду? Нет мест, ну бывает, могу завтра прийти. Тут про меня вспомнили:
– А, это же тот, который сегодня лечь на операцию должен. А что делать? Пришел заведующий. Извиняется:
– Ну вы же понимаете, ну всякое бывает, сейчас я договорюсь, на терапии переночуете.
– Лучше, говорю, давайте так, я сейчас поговорю с анестезиологом и поеду домой. А с утра голодный приду, живу я не далеко. Понятно, что так нельзя, но и в коридоре ночевать не хочется.
Анестезиолог был краток. Задал только один вопрос, все ли лекарства я переношу. Ответил, что от запаха севорана болит голова. О севоране, говорит, не мечтайте, нету. Пропофола тоже. Хотите – принесите свой. Можете принести кетонал, обезболить после операции нечем. А я и не мечтаю. Наш обычный тиопентал меня вполне устроит, миллиграммов 400. На том расстались.
Прихожу на следующий день с утра, к 9:00. На стене висит расписание операций. Моя фамилия напротив графы на 11, вторая очередь. Нашел свободный стульчик в коридоре, сижу в пальто, жду. Мест в палатах по-прежнему нет. От скуки заснул сидя. Толкает меня какая-то медсестра, по виду – анестезистка:
– Пойдем, укольчик сделаю.
Заняты все процедурные, перевязочные. Нашли место в клизменной, где штаны можно спустить без лишних свидетелей.
– Сейчас, подождите минут 15, и за вами приедут.
А я тут ощущаю от укольчике приход очень даже славный. А когда лет 10 никакой дури в организме не было, понимаю, что уснуть могу прямо сейчас, даже стоя. А я в пальто, стою с вещами посреди коридора, а стульчик мой уже занят. Сквозь туман вижу, как плывет заведующий. Я к нему:
– Слушайте, мне сейчас промедол вкололи, боюсь, что сейчас выключусь. Мне бы прилечь где-нибудь?
– Ха! Какой тут тебе промедол? Да мне, чтобы назначить наркотик, это семь подписей собрать, размечтался. Анальгин с димедролом получил!
– Да, говорю, анестезистка с оперблока приходила, и потом, что я, полный лох, промедол от димедрола по действию не отличу?
– А, ну тогда может быть и промедол, если анестезистка, как своему. Повезло тебе. Короче, оставь сумку в ординаторской. Можешь там пока и сумку оставить. Пока будешь в операционной, я кого-нибудь выпишу. А где раздеться? Короче, где наш оперблок, знаешь? Бери вон ту каталку и с ней езжай. Там разденешься и ляжешь. Санитара если найду, скажу, чтоб твои вещи забрал. Да, и ноги в коридоре перебинтуй.