Насчет железнодорожных инженеров появился еще один повод задать им вопрос:
– А вы знаете, в честь кого назван новый мост в Санкт-Петербурге, и вообще, кто такой Бетанкур? Тем, кто не знает, а знающие про Бетанкура еще не попадались, предлагал прогуляться вдоль фасада своего института, посмотреть, кому у входа поставлен памятник. А статью о нем можно прочесть даже в Большой советской энциклопедии.
По моим представлениям, железнодорожники должны об этом знать. Пусть это и не нужно для работы, так же как инженеру-механику нет нужды помнить закон Ома, а электрику, ну, например, об эффекте Доплера, хотя мне иногда приходится вспоминать и то и другое. А не знаете, не надо меня обвинять в том, что я забыл, кто первый провел операцию по поводу аппендицита. Может это вообще и не врач был, в те времена более подходящие инструменты для операций были у палачей, да и навык был побольше, и крепче нервы.
Рассказывает врач-эндоскопист:
– Делаю колоноскопию. Больной на левом боку, я, естественно, сзади. Диктую по ходу продвижения эндоскопа по кишке сестре результаты осмотра.
– Так, тонус сфинктера, слизистая, характер, одиночный полип, размеры, полиэтиленовый пакет…
– Что за хрень, доктор, – возмущается больной, – откуда у меня в кишке пакет?
– Не знаю, не знаю, откуда у вас в жопе пакет. Надпись даже на нем, цифры какие-то. Если слово не нравится, я в заключении напишу – фрагменты полимерных пленок. Больной в негодовании вскакивает, и тут я вижу, что лампочка эндоскопа светит у больного на животе. У него, оказывается, колостома, а эндоскоп проник в полиэтиленовый калоприемник. Друзья-хирурги забыли предупредить. Пошутили…
В последнее время читать прессу невозможно. Все записались в политологи, все имеют свое мнение, спешат высказать. Никто не задумывается, что его мнение не волнует абсолютно никого. Почему-то комментаторы забыли старое правило: если твое мнение кого-то интересует, если ты не без оснований считаешь, что к нему прислушаются – выскажи. А есть в этом сомнения – лучше держи его там, где на днях местный поселковый наркодилер прятал свою выручку.
Вечером звонок из приемного отделения. Молодая девушка-хирург просит содействия:
– Вы не могли бы нам помочь? У нас тут больной, у него денег много…
Времени мало, перебиваю:
– Он что, хочет ими поделиться?
– Нет, нам их не достать.
– В жопу, что ли, он их засунул?
– Да, понимаете, и глубоко…
– Ну а чем я могу помочь? Дайте слабительного, а в задницу вазелин, сам прохезается. Наверняка не в первый раз. Ну или зажимом попробуйте. Потерпит.
– Отказывается он, сопротивляется, я не знаю, что делать. Может, под наркозом? А то оперировать придется.
– Он с ментами? Вот пусть и подержат, а вы ему в глотку влейте магнезии, с полстакана.
– Да с ментами… А откуда вы знаете?
– Просто не знаю другого места, где деньги в задницу запихивают, кроме участка. Денег-то там много? Стоит возиться?
– Ой, полицейские говорят, должно быть полмиллиона.
– Хера себе! Минимум пачка? Да ну, что за очко надо иметь. Хотя попадаются специалисты, знатоки и любители анальной жизни.
– Я не знаю, я пальцем только достаю, они в рулончик свернуты.
– Ну если достаете, вы там пальцем-то пошевелите, пересчитайте на ощупь. И скажите, что меньше чем за половину мы не согласны. Пропофола[4] у меня мало, пусть терпит.
– Попробую, спасибо.
Спускаться в приемный покой лень, если надо – позовут в операционную. Делюсь информацией с напарником, он моложе и его почему-то страшно заинтересовала ситуация:
– Пойдем, посмотрим. Интересно.
Ладно, пошли.
Больше шутить не буду никогда. Обещаю. Доктор воспринимает мой совет как руководство. В приемном отделении картина: двое сотрудников удерживают скованную наручниками орущую жертву, хирург шерудит своими пальчиками в очке, пытаясь пересчитать купюры. Смешно…
Через пару минут к нам возвращается способность разговаривать.
– Ладно, дай-ка я попробую.
Натягиваю перчатку девятого размера на свою ладошку, так, иди сюда, милый, теперь моя очередь. Милый, посмотрев на мои пальцы, начинает кричать:
– Стойте, ребята! Я сам! Пустите!
И не добежав со спущенными штанами до унитаза вываливает на пол кучу денег. На вид, сумма явно меньше заявленной, но пересчитывать лень, хотя и говорят, что деньги не пахнут.
Захожу в палату, формальный визит, заполнить бланки осмотра анестезиолога.
– Скучаем?
– Да, лежу, пока из всех процедур мне только пах побрили. На хрена пах брить, когда оперировать будут сонную артерию, на шее?
– У нас всем бреют, если кому-то будет нечего делать, то можно яйца почесать. А бреют, чтоб ничего не мешало, специально со стороны, с которой пареза нет. Вот тут ваша подпись, через пару часов в операционной встретимся.
Слышу разговор на лестнице, сосудистый хирург из областной больницы делится воспоминаниями с коллегами. Рассказывает случай.
– Как-то, лет 10 назад, оперировали мы в одной районной больнице бабушку с тромбозом лучевой артерии. Под местной анестезией. И вдруг бабушка разговаривать перестала. Я заглянул за рамку, смотрю, а бабушку раздуло так, что голова на подушке не помещается, и не дышит. Шок, значит, анафилактический. Тут появляется какой-то анестезиолог, молча, как зомби, начинает собирать наркозный аппарат. Я ему кричу: – Быстро, быстро! – а он мне:
– Быстро, это у министра, а ты иди на х… И с последним бабушкиным вдохом сует ей в трахею трубку. Молча ставит центральный катетер, заряжает шприц с адреналином и уходит курить. И из коридора слышу:
– Ну чего встали, работайте. Хули не предупредили, что ночью решили операцию замутить? А если б я поссать не пошел в пять утра? Сидели б в полном говне.
А меня от стресса радикулит схватил, согнуться не могу. Он мне предлагает, давай, промедол уколю, спишу на вашу бабушку. Короче, запомнил я случай, это было ярко, это был единственный раз, чтоб меня где-то послали.
Случай показался знакомым, подхожу к беседующим:
– А вы знаете, я почему-то тоже запомнил двух мудозвонов, которые в баллончик сосудистого катетера, вместо физраствора новокаин налили. Никакого стерильного раствора больше не нашли. Ну и лопнул ваш баллончик где-то в стволе на уровне сонной артерии, и бабушке новокаин прямо в мозг. А на истории же крупно было написано: «Новокаин не переносит».
– В жизни у меня не было, чтоб баллончик лопался, а тут такое совпадение. А кстати, чего с бабушкой?
– С бабушкой? Бабушку я не будил два дня, пусть мозги отдохнут. А на третий день повторный тромбоз, руку пришлось ампутировать. Так что она проснулась уже без руки. А вы-то погорячились, обещали ей руку сохранить. Очень недовольна была. Все кричала, что жалобу напишу. Пишите, говорю, пишите, только чем?
Два немолодых анестезиолога перекладывают больного на операционный стол. Больной очень тяжелый, в смысле состояния. Уже в глубоком наркозе, на искусственной вентиляции легких. Кажется, все готово для броска. В последний момент вспоминается, что руки привязаны к кровати. Начинают распутывать узлы веревок. Разрезать жалко, веревки выдают редко.
– Да ты их от кровати отвяжи, легче. Потом все равно руки привязывать.
– Да это ты свою от кровати отвяжи. Здесь-то чего привязывать. Правую сейчас отрежут.
– Забыл. Ну пусть тогда вязка на руке останется. Унесут на веревке. Удобно.
– Да жалко. Веревки – дефицит. Пригодится еще.
Узел, наконец, поддался.
– Плохой дед. Как думаешь, со стола снимем?
– Снять-то снимем. Только похоже дед свою руку еще на этом свете догонит. Ну ты готов?
– Готов.
– Ну тогда на счет три. С Богом.
Иной раз читаешь записи кого-нибудь из коллег на его страничке и думаешь: неужели все реаниматологи такие крутые? Встает перед тобой некий образ человека, лишенного страха, уверенного в себе, способного справиться с любой ситуацией. Человека, не имеющего сомнений в правильности своих действий. В общем, второй после бога, а иногда и первый. Лично я таких врачей боюсь, и вам советую опасаться. Как-то пришла устраиваться на работу доктор среднего возраста, заявившая с порога:
– Я очень хороший реаниматолог. Это уже насторожило. Человек должен сомневаться всегда, а особенно в том, а хороший ли он реаниматолог. А на вопрос, почему же тогда твоя трудовая книжка распухла от записей, ответила уклончиво, объясняя частую смену работы происками недоброжелателей, тем, что никто не желал иметь в подчинении человека, более грамотного, чем он сам. Ну что, бывает, повода отказать в приеме не было, а жаль. Было понятно, что человек себя еще покажет.
Как-то раз тетенька пошла со своим напарником покурить. Поскольку в стране и в больнице идет борьба с курением, курить приходилось в местах не приспособленных, не в нормальной курилке, а где-нибудь в сортирах, душевых или в санитарных комнатах. Вот они стоят, курят в санитарской, и вдруг ее напарник падает как скошенная былинка. Напарник был законченный алкаш, но тогда вроде был трезв, хотя говорят, что у него припадки случаются иногда даже у трезвого. И падает не просто, а головой прямо в бак, в котором санитарки развели какой-то свой антисептик. Хорошо, если анолит, и хорошо, если он в баке был уже разбавленный. В общем, как упал он головой в этот раствор, так в нем и трясется. Вначале пузыри пускает, а потом уже трясется тихо, без пузырей. А лучший реаниматолог от испуга кричит на все отделение: – Врача! Срочно позовите врача!
Забыла, что другого-то врача на отделении нету, что второй-то врач бьется головой в тазике. Пришел санитар, очень удивился:
– Ты чего орешь?
– Врача позовите!