разводился. С Рощиным у них была боевая ничья, над чем оба смеялись.
Пить он стал, потому что пил его отец, а мама этого не запрещала. Пьянство Белкина-папы было в порядке вещей. Он же никому не мешал! Требовалось от него только одно: каждый месяц отдавать зарплату. За вычетом денег на карманные расходы.
Внешне Валерик был очень похож на папу. А вот характером…
Характер у него был петушиный. Валерик задирался, нахальничал, старался произвести впечатление на окружающих. Мол, вот я какой! Отважный! Мамин панический страх перед громом небесным и тихое папино отчаяние загнал глубоко внутрь. Но они там были, вот в чем проблема! И Валерик себя панически боялся. Боялся нервных срывов, депрессий, запоев. Единственным, кто мог прогнать этот страх, был Евгений Рощин. Единственной фразой: «Ты всегда можешь на меня рассчитывать».
Рощин знал, где достать денег, когда они нужны были Валерику до зарезу. В моменты, когда Валерику негде было жить, подсовывал ему женщин. Свободных и с отдельной квартирой. У Рощина был широкий круг знакомств, разумеется, он знал, какая из дам, близких к театральным кругам, нуждается в утешении. Наконец, Рощин давал ему работу. Без Рощина актера Валерия Белкина просто не существовало бы.
Но рекомендации Евгения Рощина стоили дорого. За них приходилось платить. Валерик долгое время думал – чем? Да, он оказывал Женьке мелкие услуги. Когда надо было уломать какую-нибудь звездную актрису с плотным рабочим графиком на роль в спектакле Рощина или утешить жену влиятельного человека. Но это все мелочи. Он же кругом у Рощина в долгах! И фактически в рабстве!
Валерик хотел бы с Женькой порвать, начать самостоятельную жизнь. У него случались приступы отчаяния. Как же так? Кругом зависит от Женьки! Не всю же жизнь за него прятаться! Но с некоторых пор их связывало нечто большее. И это уже было не преодолеть…
Туше
Овчарка была на привязи. Расцветал подсолнухом воскресный день, разворачиваясь к весеннему высокому солнцу, погода стояла хорошая, по дачному поселку гуляли дети. Алексей со вздохом подумал, что Сережке с Ксюшей хорошо было бы сейчас за городом. А вместо того, чтобы везти семью на дачу, он мотается по чужим поселкам и пытается понять, что случилось вчера между двумя и пятью часами дня. Потому что в тот день, когда Петра Андреевича Волового будут хоронить, решил дать Анастасии Вячеславовне полный отчет, почему погиб ее муж. Она должна знать.
Отставник, живущий в маленьком ухоженном домике, копался на своем небольшом участке. Алексей увидел его за забором и окликнул:
– Эй! Товарищ! Проехать можно?
Мужчина разогнулся. Потом пошел к воротам, прихватив по пути тряпку и вытирая руки. Визиту он ничуть не удивился. Усмехнулся:
– Опять к нам, значит. А ворота-то не заперты. Проезжайте.
«Пассат» въехал на территорию и остановился. Алексей высунулся в окно:
– Куда тут у вас можно?
– Так вы ко мне?
– Ну да.
– А я думал… Девка его приехала.
– Какая девка? – спросил Барышев.
– Белкинская. С родителями. На машине. Марки «мерседес». Минут десять назад.
– А при чем здесь родители? – удивился Алексей.
– Выходит, разводят их. Вещи собирают. Поссорить, значит, хотят.
– Так артист в тюрьме!
– А кто знал?
– Вы им сказали, что его ночью забрали?
– Сами скажите. Я только глянул, кто приехал, к кому приехал. Вопросов они не задавали. А я в советчики не нанимался. Сюда проезжайте, к калитке. Участок у меня небольшой. Нечего его колесами утюжить.
Алексей повернул налево и, проехав метров пять, затормозил. Они с Барышевым вылезли из машины, тот стал потягиваться, разминать могучие плечи. Отставник смотрел на гостей с усмешкой.
– Режиссера, значит, убили. Ну-ну…
– Что, в «Новостях» сообщение было?
– Сказали. В криминальной хронике. Мол, ждите подробностей. А подробности сами ко мне пожаловали.
– А где тут у вас можно присесть? – спросил Серега.
– Не насиделись в машине? Что ж. Это можно. В беседку проходите.
В дом он их не позвал. Но овчарку, которая при виде гостей залаяла, отвел в сени и запер дверь. В глубине сада, среди старых плодовых деревьев, спряталась беседка. Не стандартная, какие вдоль обочины стоят: заказывайте, привезем! Самоделка. Но с любовью сработана. По всему участочку ровные грядки, на иных уже и зелень полезла. Везде видна заботливая хозяйская рука. Крепкий мужик.
– Один живете? – поинтересовался Алексей.
– Хозяйки у меня нет, – сказал отставник таким тоном, что развивать тему значило с ним рассориться.
Мужчины прошли в беседку, уселись на лавочки.
– Квасу могу предложить, – сказал хозяин. – Квас хлебный, с изюмом.
– Спасибо, но потом, – вежливо отказался Алексей. – Как ваше имя-отчество?
– Иннокентий Павлович.
– Скажите, Иннокентий Павлович, а вы Рощина знали?
– Нас друг другу не представляли.
– Но видели?
– Разумеется. Он приезжал к Белкину и вместе с Белкиным.
– И как он вам?
– Мне с ним детей не крестить, – пожал плечами отставник.
– И все же? Как человек?
– Как человек и я не подарок. Живу тут один, как бирюк. Дружбы ни с кем не вожу, по гостям не хожу и к себе не зову. Люди скажут: со странностями. А Рощин… Рощин был человек злой. И отчаянный.
– Почему вы думаете, что злой?
Алексей по-прежнему задавал вопросы, а Барышев молчал, слушал.
– Лицо у него такое. Худое, кожей обтянуто. Как у больного. А по слухам – здоров. Спортсмен хороший. Значит, что-то его изнутри жгло. Покоя не давало. Артист был в полном у него подчинении.
– А откуда у Белкина эта дача? – задал свой главный вопрос Алексей.
Иннокентий Павлович тяжело вздохнул. Потом задумался.
– История эта давняя, – сказал, наконец, он. – Раньше это был поселок, где жили одни военные. Дачные участки давали от министерства. Это сейчас в свободной продаже. И новые русские сюда набежали. Место уж больно хорошее. Так вот, отец ее был генералом…
– Отец… кого?
– Марины. Фамилию называть не буду. Фамилия известная, и человек был хороший. Уча сток этот он мне выхлопотал. Тогда с этим было не просто, но Иваныч помог. Светлая ему память…
Он помолчал. Алексей не торопил. Расскажет. За живое задело.
– Отец ее был генералом, а она, значит, генеральская дочь. Единственный ребенок в семье. Балованная, понятно. Мать ее была со странностями. Женщина красивая, но…Тосковала отчего-то. Домработницу держали, шофера. Словом, было все. Я их жизни не знаю, знаю только дачную. А здесь все было чинно, пристойно. Привезут – увезут. Я думаю, избаловали Маринку. Как принцесса росла! Ни в чем нужды не было. Подросла, стала сюда с компанией приезжать. Шумно у них было. Очень уж шумно. А дальше пошло-поехало. В институт устроили – бросила. Учиться не хочу. Работать не хочу. Иваныч приходил, жаловался. Упустили девку. А он все по горячим точкам. Генеральша, понятно, ждет. Переживает. А дочка знай себе откаблучивает. Пьянки, мужики…
– И что, мать не могла с ней справиться? – угрюмо спросил Барышев.
– Справишься, как же! С детства одно «хочу». Они пытались ее лечить. К психиатрам водили. Вроде бы помогло. Стыдно сказать: кодировали! От алкоголизма. Врача хорошего нашли. Сказала, что будет в институте восстанавливаться. И тут беда. Иваныч разбился на вертолете. Летели с проверкой, и чего уж там случилось, никто не знает. Жена не пережила. Дочь столько хлопот доставляла, сердце за нее болело, а тут с мужем беда. На похоронах с вдовой случился инфаркт. Обширный. Не спасли. И Маринка осталась одна… – Он вздохнул и покачал головой.
– И тут появился Белкин, – подсказал Алексей.
– Артист давно появился. Еще когда она студенткой хороводилась со всякой швалью. Да попользоваться было нечем. Все в руках у отца. Иваныч Белкина столько раз из дома вышвыривал. Пьяного. А тут наследство! Дача эта, шикарная квартира и кое-какое имущество. У генеральши на пальце кольцо было. Дорогое кольцо. Перстень. Я потом видал его на руке у артиста. Правда, недолго. В общем, окрутил он Маринку. Ох, и пара была! Доложу я вам! Друг друга стоили! Он выпить не дурак, и она без тормозов. На дачу приедут – дым коромыслом! И ругались… Ругались страшно!
– Из-за чего? – спросил Алексей.
– Ревновала. А ведь хорош шельмец! Как бабу ее понять можно. Посмотришь на Валерика, так просто картинка! Когда трезвый. Пьяный – свинья свиньей. Маринка враз забыла, что мы с ее отцом вместе служили. Даже «здрасьте» порой от нее не услышишь, когда мимо проходит. Но, правду сказать, трезвой я ее видел редко. А имущество они потихоньку стали спускать.
– Откуда знаете?
– Народ говорил. Люди-то все видят. Понятно, прислугу они отпустили. Жили плохо. Очень плохо жили. – Иннокентий Павлович еще раз вздохнул.
– Как она умерла? – тихо спросил Алексей.
– Умерла? Говорят, несчастный случай. Было это лет шесть назад. Я тогда еще служил. Постоянно здесь не жил, так что знаю с чужих слов. Да толком никто ничего и не знает. Народу в поселке было много, да все по домам, потому что дождь. С утра зарядил. Вот и попрятались. Чего нам друг за другом следить? Говорят, выпили они крепко и поругались. Для них это было обычное дело. Маринка пошла в ванную, да там и упала. Ударилась об угол виском и умерла. Шкафчик у них там стоял, для банно-прачечных принадлежностей. Милиция приезжала. Соседей опрашивали, свидетелей. Режиссера этого.
– Рощина? – встрепенулся Алексей. – А он был здесь, когда это случилось?
– Говорят, был. Он же и подтвердил: ушла в ванную и там упала. Вот вам и вердикт – несчастный случай.
– А могли они сговориться? Белкин с Рощиным?
– Кто знает, – пожал плечами Иннокентий Павлович. – Кому нужны проблемы? Милиции? Тем более все знали – Маринка пила. Крепко пила. Говорят, экспертиза подтвердила наличие большой дозы алкоголя в крови. В том, что пьяный человек пошел в ванную и там ему стало плохо, нет ничего странного. Давление у нее скакало. Потеряла сознание, упала, при падении раскроила череп. Словом, состряпали отказ в возбуждении уголовного дела. А Белкин получил эту дачу в наследство.