– Откуда родом, сынок? – спросил старец с бородой до пояса, на его плече висел автомат.
– Из Цхинвала, – я бросил веточку обратно в огонь. – Знаете, я сначала принял вас за призраков, вы уж простите.
– Бывает, – улыбнулся старец с винтовкой.
– Осетины – храбрые воины, – сказал третий старец с пулеметом времен войны.
– А ты здоров, с тобой все в порядке? – спросил меня первый, с автоматом, – видимо, старший в этом отряде.
– Да, а что?
– Кадык у тебя большой, ты бы проверился у эндокринолога.
Я погладил клюв под подбородком, как будто успокаивал готовую вылететь изо рта птицу:
– Только что я пробежал пять километров по пляжу, а мог бы все десять.
– Молодец какой, ну, значит, у тебя конституция такая, – обрадовался четвертый старец, с гранатометом.
– Можно я задам вам один вопрос? – я глубоко затянулся и выпустил дым из правой ноздри, из левой не выходит ни колечка, у меня проблема с перегородкой, сломали в драке, а может, на ковре во время схватки, дело давнее, не помню.
– Конечно, сынок, спрашивай, – седобородые одобрительно закивали головами: дескать, валяй.
– А где ваши сыновья? Почему вы, дедули, стоите здесь ночью с оружием? Куда подевалась ваша молодежь?
Старички зашумели, каждый хотел сказать что-то свое, но старший с автоматом поднял палец вверх, все умолкли, и он изрек:
– Мой сын сейчас отдыхает в Сочи.
– Как? Он что, струсил, сбежал? – кадык мой задергался под подбородком, не удержать мне птичку. – Ничего не понимаю!
– Нет, я сам так захотел, – старец поводил перед горбатым носом пальцем, будто на ветровом стекле заработал дворник. – Я свое уже пожил, немало повидал, а сын, пока молодой, пусть гуляет и наслаждается жизнью, но когда меня убьют, он вернется, возьмет мой автомат и продолжит борьбу за нашу свободу!
Я поразился его словам, мне нечего было сказать, и, бросив в костер окурок сигареты, попрощался со старыми воинами…
Если друг оказался вдруг…
Ахсара я считал своим большим другом, радовался, когда слышал о нем что-то хорошее, и горе тому, кто говорил про него худое, я кидался на сплетника и вступал с ним в дебаты. Иногда, впрочем, спор наш плавно переходил в драку… Ахсар тогда хоть и лыс был, но чудесен, я в нем души не чаял. Иду я, бывало, по улице медленным прогулочным шагом, вдруг рядом скрип тормозов, из окна машины высовывается светящаяся, как у Фантомаса, голова Ахсара, на лице у него лучезарная улыбка, и голосом, тончайшим, комариным, пищит:
– Таме, брат, садись, подвезу.
Я залезаю в его машину, обнимаюсь с ним, как с родным братом, и говорю:
– Спасибо, Ахсар, мне тут недалеко, на площадь, я бы и пешком туда дошел.
– Да ладно, мне просто хочется сделать для тебя что-нибудь приятное.
– Спасибо, брат.
– Знаешь, прошлой ночью ты мне снова снился, это я к тому, что много думаю о нашей дружбе, иногда мне даже кажется, что мы с тобой близкие родственники.
– Ты мне тоже снишься, маму хочу спросить, она наверняка знает, кем доводимся друг другу.
– Таме, даже если выяснится, что мы с тобой не родственники, можешь всегда на меня рассчитывать! Ну как дела на работе?
– Да ничего вроде, только знаешь, я этого Чибирова на дух не переношу, а сейчас, говорят, его сынок, Леха Чибиров, затеял чистку в таможне, и, боюсь, он меня выгонит.
– Таме, дорогой, Леха мой друг, не такой близкий, конечно, как ты, но все же, если я скажу ему пару слов, тебя и пальцем не тронут.
– Спасибо тебе, родной. Кстати, я слышал, что тебя в начальники к нам прочат.
– Ну, если я буду твоим начальством, ты будешь жить как у Христа за пазухой. Вот и площадь, ну пока, брат, давай обнимемся.
Так мы с ним и жили, и когда я заходил в церковь, то подавал требы за здравие Ахсара. Но в один прекрасный день меня выгнали из таможни без выходного пособия, а через недельку-другую Ахсар стал там начальником. Ох и обрадовался же я! Просто места себе не находил, прыгал от восторга, шапку кидал на елку и лез за ней на самую верхушку, забирал оттуда и снова подкидывал. И ждал, когда новый начальник позовет меня на работу. Но его машина с затемненными стеклами проезжала мимо меня и не останавливалась, как раньше. Но я не огорчался, думая, что у Ахсара забот полон рот и, когда он разгребет гнилые дела своего предшественника, он обязательно заедет за мной и позовет на службу. Однако время шло, наступила зима, деньги, которые я поднакопил, кончились, и тогда я не выдержал и сам явился к нему в таможню. Охрана не пускала меня к начальнику, дескать, у Ахсара, забыл его отчество, совещание.
– Да ты ему скажи, что Таме к нему пришел, – говорил я охраннику, – и он тут же повысит тебя в звании.
Тот оценивающе на меня взглянул, сморщил свой низкий обезьяний лоб, будто думал, и, кивнув, исчез за железной дверью начальника. Вышел он оттуда красный, как рак, и грубо стал гнать меня, будто бомжа вонючего. Я ничего не понимал, требовал аудиенции и оказал сопротивление, ну не то чтобы ударил, а просто, когда этот болван спускал меня с лестницы, я, чтобы не упасть, вцепился в его куртку, и мы вместе скатились вниз, встали и снова пересчитали ступеньки. Тут к нам подскочил второй охранник и бац прикладом меня по морде. От такого неожиданного удара я увидел на потолке солнце, луну и звезды одновременно. Я сплюнул кровь и, грубо теснимый охраной, отступал, пока не оказался на улице, но решил не уходить далеко и дождаться самого Ахсара. И он не заставил себя долго ждать, где-то через час после моего избиения начальник вышел из здания таможни и направился к своей машине. Я подбежал к нему и хотел обняться с ним, как в прежние времена, но он повернулся ко мне спиной и весьма недружелюбно сказал, что спешит по важному государственному делу.
– Но ты же обещал взять меня на работу! – воскликнул я в отчаянии.
– Приходи через недельку, – сказал он, даже не обернувшись в мою сторону, завел свой новенький автомобиль и укатил.
Ну я, конечно, пришел к нему, но он не принял меня ни через неделю, ни через две, ни через месяц, ни даже через год. А когда я видел его машину в городе, Ахсар пытался спрятать свою лысую башку под руль, чтоб я не заметил его, или давил на газ и проносился мимо с такой скоростью, что меня пошатывало от ветра.
Полигон
Случилось это аккурат перед войной в 2004-м. Меня как ветерана назначили командиром расчета зенитного орудия. Несколько дней я отмечал это знаменательное событие, пока однажды комбат не отвез меня на своем джипе в Прис, где проходили учения, вернее, стрельба по мишеням. Ополченцы осваивали стрельбу из автоматов, пулеметов, автоматических гранатометов, РПГ, СПГ и «Фаготов». Среди командиров я заметил главнокомандующего, то бишь президента. Помню, сердце мое екнуло от какого-то неясного предчувствия, и я решил слинять домой. Я стал пятиться к кустам, но комбат схватил меня за руку и потащил за собой наверх, к зенитке. Дура наша с двумя спаренными стволами была выше мишеней метров на сто, а может, двести. В общем, пока я карабкался к месту своей дислокации, остатки араки вышли из меня вместе с потом. Я совершенно протрезвел и даже вспомнил, как стрелять из орудия. Весь расчет был на месте, и комбат принялся объяснять, какую задачу мы должны выполнить, чтобы начальство осталось довольно.
– Все очень просто, – говорил он, размахивая портативной рацией. – Я жду сигнала из штаба. Как только он поступит, я крикну «огонь!», и Таме даст очередь из зенитки. Потом вы сядете на ГАЗ-66, и Зеленоглазый развезет вас по домам, понятно?
И тут возле нас разорвался снаряд, за ним второй, третий, четвертый. Ребята все попадали на траву, а я спрыгнул в окоп, где стояла зенитка, и впечатался в угол, словно меня лягнула лошадь. Но еще в воздухе я смекнул, что по нам бьют из автоматического гранатомета, потому-то взрывы были такие слабые и частые.
– Эй! – крикнул я. – Как вы там, живы?
– Мы целы! – отвечал кто-то из расчета. – Ты-то сам как, Таме?
– В окопе сижу. Дуйте все сюда!
– Нет, там мокро, а тут трава сухая и солнышко!
– У кого там рация, скажите этим тварям, что они стреляют по своим!
– Уже сообщили! Таме, угадай-ка, кто нас хочет уебошить?
– Кто?
– Сам президент!
– Эй, у кого там бинокль, глянь-ка, что делается внизу!
– Сейчас, только из кустов выберусь… Атас, президенту дали РПГ, и он целится в нас, ублюдок! Таме, по-братски разверни зенитку и захерачь его!
– Не делай этого! – заорал комбат. – И я вас всех представлю к наградам!
– Награды оставь себе, а нам выдай зарплату на два месяца вперед! – шумел расчет. – Иначе кранты твоему президенту! Таме, скажи ему, у нас дома жрать нечего!
– Разворачиваю стволы! – на самом деле меня трясло от смеха. – Молитесь за душу главнокомандующего, ибо он попадет сейчас в ад!
– Оммен!
– Считайте, что зарплата у вас в кармане! – истерил комбат. – А президент хороший, у него просто брат вор!
Тут поднялся такой мат, что зенитка покраснела от смущения, я тоже добавил свои пять копеек, потом вошел в раж и уже вовсю драл глотку, пока прямо надо мной не разорвался снаряд. Я накрыл голову руками и пригнулся к земле, точно плакучая ива. Но, поняв, что снаряды не осколочные, расслабился и стал смотреть на фейерверк над стволами зенитки. Вреда от разрывов было не больше, чем от молний во время грозы, и все же был страх, что какой-нибудь снаряд попадет в меня, и над чем тогда будут плакать моя старушка-мать, любовница и жена?
Прошло еще какое-то время, президенту, видно, надоело стрелять, или до него дошло наконец, что он тупоголовый мазила, и он отбыл со сворой своих шавок.
Потом комбат подошел к окопу с рацией и сказал, чтобы я готовился к стрельбе…
Ветераны
В 2004-м нашу роту, где я был пулеметчиком, перебросили в гуыржы (грузинский) Прис, что недалеко от грузинского села Еред, жители которого в 92-м живьем похоронили шестнадцать осетинских парней. Помня это, мы начали окапываться на склоне горы, хотя идея была донельзя глупая, ведь если бы противник начал бить по нам артиллерией, мы все превратились бы в мясо. Я стал долбать землю, но почва под травой оказалась каменистой, и саперная лопатка моя затупилась, как мозги начальства. Я злился, но больше, конечно, на своего друга Бесу, свалившего в Москву. Хорошо устроился, гад: сидит себе там на Арбате, рисует богатых москвичей и приезжих иностранцев, а те ему бабла отваливают. Раньше он помогал мне: то денег пришлет, то шмоток полную сумку, но потом женился на Юле, и все. Ни денег от него, ни фирменной куртки, ни кожаных кроссовок. Скурвился, одним словом. Забыл, скотина, как я спасал его, впрочем, вру, на самом деле Беса вытаскивал мою задницу из пекла…