– Ну тогда шевелись, мазефака, а то хип-хопер Бимбаленд взял привычку петь под моими окнами серенады. Понимаешь, моему афроамериканскому сердцу эта тема очень даже близка. Милый, я вот-вот отдамся ему.
– Не верь Бимбаленду, любимая, триппер ему на язык. И вообще в шоу-бизнесе хип-хоперы – самый развратный и ненадежный народ. Сегодня он тебе напевает, а завтра, глядишь, с Туртадо хип-хоп-хип-хоп. Ты разве не знаешь, чем они занимаются за кадром? То-то.
– Понимаю, конечно, но я устала быть одна в своей роскошной вилле в Майами, и с яхтой без крепких мужских рук мне не управиться…
– Гм, про яхту ты ничего не говорила. Ну ладно, сегодня я пройду сквозь любую очередь.
– Удачи, любимый, целую…
Мать твою, что у меня под жопой? Ну конечно же шапка. В ярости плюнул в нее и натянул на лысину, как презерватив, сверху капюшон накинул. Так, ничего не забыл? Телефон в кармане… Открыл входную дверь, закрыл на ключ, спустился по зассанным лестницам и вышел на улицу.
Давно я не видел столько снега. Машины чуть ли не на брюхе ползли, гремя цепями на колесах, некоторые буксовали. Каркали вороны, молодежь швырялась снежками. Не опоздать бы. На остановке залез в маршрутку, набитую классными телками. Я сел возле брюнетки, одетой в потертые джинсы с низкой мотней, и погрузился в мечты. Вот я знакомлюсь с ней, она мгновенно влюбляется, и через какой-нибудь месяц у нас уже свадьба. Отец у нее большой чиновник. Он покупает нам трехкомнатную квартиру в центре города и устраивает меня на хорошую работу… А летним вечером я с новой женой иду гулять на набережную, и на мне тоже штаны с низкой мотней. Хм, интересно, где она их достала? Завтра же пойду в секонд-хенд и хорошенько пороюсь в мешках. Может, найду себе такие же. С супругой нынешней разведусь, она меня совсем не ценит, да и устал ходить с рогами, уж больно тяжелые, шея болит с непривычки: я ведь, мать его, не король-олень…
Эй, водитель, остановитесь! Сошел у ОВИРа. Там уже народ собрался. Уродливая такая черная толпа, при виде которой мне захотелось бежать за тридевять земель, к моей темнокожей Дафне и прижаться к ее большим грудям. Но возможно ли такое счастье без загранпаспорта? Придется постоять в очереди…
Пожилая размалеванная женщина в бурой дубленке поднялась по крутым ступенькам и постучалась в железные свекольного цвета двери. Выглянул худой усатый милиционер в серой, как его жизнь и служба, форме.
– Дайте талоны на очередь, – просит женщина.
– Кончились, – разводит руками мент.
– Как это кончились? – звереет толпа вместе с женщиной. – Там же ясно написано, что выдача талонов на очередь в час, а пока половина первого!
– В два часа начнется прием, – объявляет другой милиционер с внешностью Жана Рено. – Не беспокойтесь, вы все успеете сдать документы на получение загранпаспорта. Просто сначала примут тех, у кого талоны, – остальных потом. Единственная просьба: будьте взаимно вежливы и не скандальте… Ну-ка, пропустите человека…
Толстый, хорошо одетый мужчина проталкивается ко входу. Через какое-то время из дверей вываливается парочка не в меру упитанных женщин в меховых шубах. Толпа ворчит по поводу исчезновения талонов. Люди задаются вопросом: у кого счастливый билет? Где эти дьяволом избранные люди? И с горьким смехом отвечают на свой же вопрос: они среди нас, чертовы невидимки… Такие разговоры мне неинтересны, к тому же холодно. Скорей бы пустили в помещение отогреться. Много, много пузатых граждан прошло сквозь нашу живую, бормочущую проклятия очередь в здание ОВИРа. В начале третьего впустили и нас. Из пропускной, где образовалась давка, я пробился к другому помещению через дворик. Там было три приемных кабинета. Толпа пыталась придавить меня к стене возле дверей, но я выставил вперед локти и остался жив. Стоявшая передо мной костлявая дама в полушубке и джинсах била меня по лицу волосами, собранными на затылке в лошадиный хвост. Цель этой дурно пахнущей особы была очевидна: выбить меня из очереди и дать возможность своему знакомому занять мое место. Не угадала, голубка, я тебя сам выживу отсюда и наваляю тому, за кого ты так хлопочешь. Невидимки тоже обнаружились и качали права. Они хотели пройти в желанные кабинеты первыми. Их поддержал мент с внешностью Жана Рено. Он объявил, что бесталонные зря стоят в очереди:
– Вас все равно не успеют принять, и потому прошу вас покинуть помещение.
Вот он, момент истины, можно было спросить с него за ложь и набить морду, но все молчали. Я так понял, что правда никому не нужна и народ можно легко обмануть. Политикой, что ли, заняться? К вечеру толпа обезумела и задавила троих с талонами. Под шумок я вытащил зажигалку, подпалил волосы стоявшей передо мной суки и заорал: пожар, пожар! Народ тут же затоптал пылающую клячу, потом позвонила Дафна.
– Ну как ты, милый? – спросила она.
– У нас не будет детей, – заплакал я в трубку.
– Как это не будет?
– Мне отдавили яйца…
– Иди домой, мазефака. У меня в вашем МИДе есть знакомый рашен, он посодействует тебе в получении загранпаспорта. А за потомство не беспокойся, усыновим сирот с Гаити.
Лайкман
Утром, распахнув шторы, я невольно улыбнулся утру – такое оно было чудесное. Ух ты, сколько золота на деревьях под чистым, без единого пятнышка небом! Вот бы эту желтизну за стеклом превратить в двухсотевровые купюры. Тогда бы я снял кино, и оно вошло бы в сотню самых лучших фильмов всех времен и народов… Я натянул спортивные штаны, завязал шнурки на кроссовках с 90-процентной скидкой: стоили они двенадцать, а отдал за них всего две, это ли не удача? Поразмыслив, я снял с плечиков дорогую лайковую куртку, втянул пузо и, подняв замок на молнии, открыл дверь. На лестнице я еще раз проверил, в кармане ли смартфон, который едва не разорил меня, и, набычившись, медленно вышел из подъезда. Я направился к спортплощадке и подтянулся на турнике пятнадцать раз. Повисев минуту обезьяной, я, довольный своей мощью, плавно приземлился. Размяв бицепсы, я снова запрыгнул на перекладину, но на этот раз поднял себя всего десять раз, что в 51 тоже неплохо. Я сжал кулаки, как будто собирался бить морду одному гаду, к счастью для него, он был слишком далеко отсюда. Не то бы я показал ему, как оскорблять человека, да еще в день своего рождения. Он грозился свернуть мне шею, как будто я цыпленок какой. Я представил, как он пытается отвинтить мне башку, и начал молотить воздух. И вот он падает, как в замедленной съемке, обычно я не добиваю своих врагов, но для него нет пощады, я прыгаю на нем и топчу ногами: на тебе, получай, сука, за то, что предал дружбу – самый тяжкий грех в моем понимании! С войны ведь дружили, но я не сразу раскусил гниду, хорошо, что не брал его с собой на дело, ведь предал бы, в спину выстрелил бы! Я выхватил воображаемую пушку, приставил ее к башке ушлепка и спустил курок. Ну вот как будто стало легче, я разжал свои кувалды – до того они набухли от ненависти и возбуждения, расслабился и, вынув из кармана телефон, решил заняться любимым делом, а именно фотографированием. Модели мои, серебристые с золотыми косичками березы, позировали мне без всякого смущения и кривлянья, и я принялся кружить вокруг них, щелкая красавиц и так и этак. Неподалеку собрался форум собачниц, спустивших своих питомцев с поводков, и эти четвероногие хвостатые придурки резвились на газонах, тявкали, гадили, обнюхивали друг друга – безобразничали, одним словом. Одна собачница очень приглянулась мне, но она держалась, как королева, я бы подкатил к ней, да что толку? Легче пригласить березу в кафе на свидание. Ну да пес с ней, пойду-ка лучше к клену, которому солнце расчесывало кудри лучистой своей гребенкой. За такую насыщенную светом фотографию я загребу кучу лайков в Фейсбуке. Люблю, когда под моим постом народ ставит значок с поднятым вверх большим пальцем. Тут уж ничего не поделаешь, так устроены люди, что каждый хочет нравиться, какое бы место ни занимал в обществе, только не у всякого получается. Иной за большой палец вверх (не путайте со средним) душу продаст, чего только не увидишь в Интернете, похоже, вся планета свихнулась на лайках. Я, как говорил уже, не исключение, лайкман. Я направился к дереву, но по дороге наступил на собачье дерьмо, остановился и, выругавшись смачно, от души, попробовал обтереть об опавшую багровую листву прилипшее к подошве кроссовки дерьмо. Я старался вовсю, кружился, даже подпрыгивал, при этом снова наступил на мину, нога, скользнув, поехала, и я упал навзничь. Надо ли говорить, что под спиной тоже были заложены искусно прикрытые валютой осени мины. Тут, конечно, я совсем ошалел, вскочил и стал орать, что сдеру с собак шкуры вместе с их хозяйками. Собачницы, услышав это, испугались и давай звать своих питомцев, надевать на них поводки и растаскивать по домам. Только королева не собиралась никуда убегать, она подошла ко мне поближе со своим бультерьером и, обворожительно улыбаясь, произнесла:
– Дерьмо к деньгам, вы будете богаты.
Я сжал кулак, но, заметив грозный взгляд ее четвероногого рыцаря, протянул королеве смартфон, прежде обтерев его о свои спортивные штаны, попросил:
– Снимите меня, пожалуйста.
– С удовольствием, а знаете что, давайте сделаем селфи…
– Да вы же измажетесь.
– Скорей примажусь. Ну как, готовы?
– Да.
– Тогда вперед, к лайкам!
Нет ли в самолете доктора?
Памяти Славика Тибилова
И Бог спросил ее:
– А ты что сделала в жизни?
– Господи, – отвечала травинка,
Если я хоть когда
И сделала доброе дело,
То теперь ничего не помню.
И Бог во всей своей славе,
Восстав с престола,
сказал ей:
– О лучшая из травинок!
Во Внуково после всех этих процедур с раздеванием и одеванием, пищалками и прочей предполетной суетой я наконец-то взобрался по трапу на борт воздушного корабля, не без труда отыскал свое место, сел, пристегнулся и сказал «привет» сидящей возле меня молодой симпатичной женщине лет тридцати. Но та даже не взглянула на меня и продолжала с кем-то ругаться по телефону. С ней была маленькая девочка, по-видимому, дочь, ерзавшая на кресле возле иллюминатора. Я тоже немного покопался в своем смартфоне, посмотрел в интернете, не разбился ли где самолет, написал знакомым эсэмэски, посчитал пульс и стал ждать полета.