— Да.
— Я сам этим займусь, — говорю я и сую записку в карман.
Через неделю у той же могилы я развязал шнурки на тяжелых ботинках Джулии Романо. Снял с нее камуфляжную куртку. Ступни были узкие и розовые, как тюльпаны изнутри. Ключицы таили в себе загадку. И стали первым местом, куда я поцеловал ее со словами:
— Я знал, что ты красивая здесь.
Фицджеральды живут в Верхнем Дерби, в доме, какой мог бы принадлежать любой обычной американской семье. Гараж на две машины, алюминиевый сайдинг, в окнах старомодные наклейки со спасающим ребенка пожарным. Когда я оказываюсь на месте, солнце уже скрывается за коньком крыши.
Всю дорогу я пытался убедить себя, что слова Джулии никак не повлияли на мое решение приехать к своей клиентке. Что я сам планировал немного прокатиться, прежде чем возвращаться домой.
Но, по правде говоря, за все годы практики — это первый раз, когда я приехал к кому-то на дом.
Звоню. Дверь открывает Анна:
— Что вы здесь делаете?
— Проверяю, как ты.
— Сколько это стоит?
— Нисколько, — сухо отвечаю я. — Это часть кампании по развитию бизнеса, которую я провожу в этом месяце.
— А-а. — Она складывает на груди руки. — Вы говорили с моей мамой?
— Стараюсь как могу этого не делать. Полагаю, ее нет дома?
Анна качает головой:
— Она в больнице. Кейт снова там. Я думала, вы у них были.
— Кейт не моя клиентка.
Ответ, кажется, разочаровал Анну. Она заправляет за ухо волосы:
— Ну, вы что, хотите войти?
Я прохожу следом за ней в гостиную и сажусь на широкий низкий диван в вишнево-синюю полоску. Джадж обнюхивает углы мебели.
— Я слышал, ты встречалась с опекуном от суда.
— С Джулией. Она водила меня в зоопарк. Кажется, она ничего, нормальная. — Анна мельком заглядывает мне в глаза. — Она что-то сказала обо мне?
— Она беспокоится, не говорит ли с тобой мама об этом деле.
— Кроме как о Кейт, здесь больше ни о чем не говорят, — отвечает Анна.
Мгновение мы глядим друг на друга. В пространстве, выходящем за рамки отношений клиент — адвокат, я теряюсь.
Я мог бы попросить ее показать свою комнату, но мужчине-адвокату ни в коем случае нельзя оставаться в спальне наедине с тринадцатилетней девочкой. Я мог бы пригласить ее пообедать, но сомневаюсь, что она оценит кафе «Нуово», одно из моих любимых мест, а сам я едва ли смогу переварить гамбургер. Мог бы спросить ее о школе, но сейчас каникулы.
— У вас есть дети? — перехватывает инициативу Анна.
Я смеюсь:
— А ты как думаешь?
— Наверное, это хорошо, — говорит она. — Не обижайтесь, но вы не похожи на родителя.
Это меня удивляет.
— А как выглядят родители?
Девочка задумывается.
— Знаете, как канатоходец в цирке, который стремится показать всем, что его трюк — это искусство, но, если приглядеться, видно, что на самом деле он хочет одного — благополучно перейти на другую сторону. Что-то вроде этого. — Она глядит на меня. — Расслабьтесь. Я не собираюсь связывать вас и заставлять слушать гангста-рэп.
— Это хорошо, — отшучиваюсь я. — В таком случае… — Я ослабляю галстук и откидываюсь на диванную подушку.
По лицу Анны пробегает улыбка.
— Вам не нужно притворяться моим другом.
— Я и не собирался. — Я провожу рукой по волосам. — Дело в том, что для меня это ново.
— Что?
Я обвожу рукой гостиную:
— Посещать клиента. Так просто болтать о том о сем. Не оставлять дело на столе в кабинете в конце дня.
— Ну, для меня это тоже ново, — признается Анна.
— Что?
Она накручивает на мизинец прядь волос и отвечает:
— Надеяться.
Район, где находится квартира Джулии, довольно престижный, считается, что там селятся разведенные адвокаты, и это раздражает меня сильнее всего, пока я ищу место для парковки. Потом швейцар у двери бросает взгляд на Джаджа и преграждает мне путь:
— С собаками нельзя. Извините.
— Это собака-поводырь. — Объяснение не производит на него впечатления, тогда я повторяю по буквам и добавляю: — Понимаете? Это как всевидящее око.
— Вы не похожи на слепого.
— Я лечился от алкоголизма, — доверительно сообщаю я швейцару. — Собака не дает мне прикасаться к пиву.
Квартира Джулии на седьмом этаже. Я стучусь и вижу глаз, проверяющий, кто там, сквозь дверной глазок. Хозяйка приоткрывает дверь, но не снимает цепочку, и вид у нее такой, будто она плакала.
— Привет, — говорю я, — мы можем начать сначала?
Она вытирает нос:
— Ты кто такой?
— Ладно. Вероятно, я это заслужил. — Я кошусь на цепочку. — Может, все-таки впустишь меня?
Она смотрит на меня как на сумасшедшего:
— Ты на крэке, что ли?
Слышится шум шагов и другой голос, потом дверь распахивается, и я как дурак думаю: «Тут их две».
— Кэмпбелл, — что ты здесь делаешь? — спрашивает настоящая Джулия
Не вполне оправившись от шока, я протягиваю ей медицинские документы. Как это случилось, что за год, проведенный в Уилере, Джулия и словом не обмолвилась о существовании сестры-близняшки.
— Иззи, это Кэмпбелл Александер. Кэмпбелл, это моя сестра.
— Кэмпбелл… — Иззи вертит на языке мое имя.
Посмотрев на нее внимательнее, я понимаю, что она совсем не похожа на Джулию. Нос у нее чуть длиннее, в лице совсем нет золотистого оттенка. Не говоря уже о том, что движения ее губ меня не возбуждают.
— Это не тот Кэмпбелл? — Она оборачивается к сестре. — Из…
— Да, — вздыхает Джулия.
Иззи прищуривается:
— Правильно я не хотела его пускать.
— Все хорошо, — возражает Джулия и берет у меня папки. — Спасибо, что принес их.
Иззи делает прогоняющий жест сомкнутыми пальцами одной руки:
— А теперь уходи.
— Стоп! — Джулия хлопает сестру по руке. — Кэмпбелл — адвокат, с которым я работаю на этой неделе.
— Но разве это не тот парень…
— Да, спасибо, на память пока не жалуюсь.
— Итак! — встреваю я. — Я заезжал к Анне.
Джулия поворачивается ко мне:
— И?..
— Джулия, на связи Земля, — говорит Иззи. — Это саморазрушение.
— Нет, когда оно включает в себя необходимость платить по счетам. Мы участвуем в одном деле. Понятно? И мне совсем не хочется выслушивать от тебя лекции по поводу деструктивного поведения. Кто звал Джанет потрахаться из сочувствия после того, как она тебя бросила?
— Эй, — я обращаюсь к Джаджу, — как тебе эти «Ред сокс»?
Иззи топает по коридору.
— Это самоубийство! — кричит она, и я слышу, как хлопает дверь.
— Думаю, на самом деле я ей нравлюсь, — говорю я, но Джулия не улыбается.
— Спасибо за документы. Пока.
— Джулия…
— Слушай, я просто помогаю тебе избежать проблем. Наверное, нелегко было натренировать пса, чтобы он вытаскивал тебя из комнаты при необходимости спасения в эмоционально нестабильной ситуации: например, когда бывшая подружка выкладывает тебе всю правду. Как это работает, Кэмпбелл? Знак рукой? Словесная команда? Свист?
Я задумчиво вглядываюсь в конец коридора:
— Можно вернуть назад Иззи? — (Джулия пытается вытолкать меня за дверь.) — Хорошо. Прости. Я не хотел прерывать тебя сегодня у себя в кабинете. Но… возникла неотложная ситуация.
Она смотрит на меня:
— Для чего, ты сказал, тебе эта собака?
— Я не говорил. — Когда она отворачивается, мы с Джаджем входим в квартиру и закрываем за собой дверь. — Итак, я побывал у Анны Фицджеральд. Ты была права. Прежде чем добиваться ограничений ее матери в правах, нужно было поговорить с ней.
— И?..
Я вспоминаю, как мы с Анной сидели на полосатом диване и плели между нами паутину доверия.
— Думаю, мы с ней сошлись во взглядах. — (Джулия молча берет со стола бокал белого вина.) — Да, я тоже не откажусь, — добавляю я.
Она пожимает плечами:
— Возьми у Смиллы.
Холодильника, само собой. И ее чувство снега[17]. Я подхожу к холодильнику и вытаскиваю бутылку, чувствуя, что Джулия силится сдержать улыбку.
— Ты забыла, что я тебя знаю.
— Знал, — поправляет она.
— Тогда просвети меня. Чем ты занималась последние пятнадцать лет? — Я киваю в сторону комнаты Иззи. — Помимо того, что клонировала себя.
Тут у меня возникает мысль, но я не успеваю поделиться ею, потому что Джулия отвечает:
— Все мои братья стали строителями, поварами и сантехниками. Родители хотели, чтобы их дочери учились в колледже, а потому посчитали, что последний год учебы в школу Уилера — это хорошее решение проблемы. У меня были достаточно высокие оценки для получения частичной стипендии, у Иззи нет. Родители могли послать в частную школу только одну из нас.
— Она ходила в колледж?
— В Род-Айлендскую школу дизайна, — отвечает Джулия. — Она дизайнер украшений.
— Злой дизайнер украшений.
— Разбитое сердце делает человека таким. — Наши глаза встречаются, и Джулия понимает, что проговорилась. — Иззи переехала ко мне сегодня.
Я обшариваю взглядом квартиру, ищу хоккейную клюшку, спортивный журнал, кресло с откидывающейся подставкой для ног — что-нибудь, говорящее о присутствии в доме мужчины.
— Трудно привыкнуть к жизни с кем-то?
— До того я жила одна, Кэмпбелл, если ты об этом спрашиваешь. — Она смотрит на меня поверх края бокала с вином. — А ты?
— У меня шесть жен, пятнадцать детей и отара овец.
Джулия кривит губы:
— Такие, как ты, всегда заставляют меня чувствовать себя неудачницей.
— О да, ты действительно зря коптишь воздух. Гарвардская недоучка, юридический факультет, опекун от суда с кровоточащим сердцем…
— Откуда ты знаешь, где я училась?
— От судьи Десальво, — вру я, и она покупается.
Интересно, чувствует ли Джулия себя так, будто прошли мгновения, а не годы с тех пор, как мы были вместе. И легко ли ей сейчас сидеть за этим столом на кухне, так же как мне? Это все равно что взять в руки лист с нотами и начать, спотыкаясь, наигрывать мелодию, но тут же заметить, что ты ее когда-то хорошо знал и можешь сыграть без усилий.