— Я же говорил тебе, в этом мне нет равных, — улыбается Тэйлор и смотрит на часы — 2:57.
— Тебе что, больше некуда идти? — интересуется Кейт.
— Пытаешься увильнуть от пари?
— Пытаюсь спасти тебя. Хотя… — Не успев завершить фразу, Кейт зеленеет.
Мы с медсестрой вскакиваем, но Тейлор приходит на помощь первым. Он подставляет рвотный тазик, а когда Кейт начинает выворачивать, медленными кругами гладит ее по спине.
— Это ничего, — утешительно шепчет Тейлор у нее над виском.
Мы с медсестрой переглядываемся.
— Похоже, она в хороших руках, — говорит медсестра и уходит к другим пациентам.
Когда приступ тошноты у Кейт заканчивается, Тейлор отставляет в сторону тазик и вытирает ей рот бумажной салфеткой. Кейт смотрит на него, покрасневшая, со сверкающими глазами, из носа капает, и тихо говорит:
— Прости.
— За что? — удивляется Тейлор. — Завтра это могу быть я.
Интересно, все матери чувствуют себя так в моменты, когда понимают, что их дочери взрослеют? Я не могу поверить, что ее выстиранное белье, которое когда-то складывала, было кукольного размера, и все еще вижу свою малышку крутящей ленивые пируэты на бортике песочницы. Не вчера ли ее рука была размером с найденный на пляже песчаный доллар — плоского морского ежа? Та самая, что сейчас держится за руку юноши. Не она ли еще совсем недавно дергала меня, чтобы я остановилась и полюбовалась паутиной, стручком молочая или любым другим явлением, ради которого стоит замереть на месте? Время — это оптическая иллюзия; она никогда не бывает незыблемой или четкой, как мы думаем.
Вы, наверное, считаете, что, учитывая все обстоятельства, я предвидела такую ситуацию. Но, глядя на Кейт, которая не отрывает глаз от этого мальчика, я понимаю, что мне еще много чему нужно научиться.
— Я такая нелепая партнерша для свидания, — тихо говорит Кейт.
— Картошка фри. — Тейлор улыбается ей. — На ланч.
Кейт ударяет его по плечу:
— Ты отвратителен.
Он приподнимает бровь:
— Ты проиграла спор, не забыла?
— Кажется, я оставила дома свой доверительный фонд.
Тейлор демонстративно рассматривает ее:
— Ладно, я знаю, что ты можешь дать мне взамен.
— Сексуальные услуги? — спрашивает Кейт, забывая, что я рядом.
— Круто! Я даже не знаю. — Тейлор хихикает. — Может, спросим у твоей мамы?
Кейт заливается краской.
— Упс!
— Продолжай в том же духе, и твое следующее свидание состоится во время спинномозговой пункции, — предупреждаю я.
— Ты знаешь, что в больнице устраивают танцы? — Тейлор вдруг начинает нервничать; колени у него так и подскакивают. — Для больных детей. Там будут и врачи, и медсестры — на всякий случай. Танцы проводят в одном из больничных конференц-залов, но в целом это похоже на вечер в школе. Ну, сама знаешь — не ахти какие музыканты, уродливые смокинги, пунш, приправленный тромбоцитами. — Он сглатывает. — Последнее — шутка. В прошлом году я ходил один, и было довольно скучно, но я подумал, раз ты пациентка и я пациент, то в этом году мы могли бы, ну… это… пойти вместе?
Кейт размышляет, принять ли предложение, с таким апломбом, о существовании которого у нее я даже не подозревала.
— Когда они?
— В субботу.
— Похоже, я не собираюсь до этого дня сыграть в ящик. — Она лучисто улыбается ему. — Я пойду с удовольствием.
— Отлично, — говорит очень довольный Тейлор. — Просто здорово!
Он тянется за новым тазиком, избегая прикосновений к трубке капельницы, которая змеится между ними. Я беспокоюсь, не разыгралось ли у моей дочери сердце? Вдруг это повлияет на ход лечения? Не станет ли ей, рано или поздно, хуже от всех этих волнений?
Тэйлор обхватывает Кейт одной рукой, и они вместе ждут, что будет дальше.
— Слишком низкий вырез, — замечаю я, когда Кейт прикладывает к себе желтое платье.
Сидящая на полу бутика Анна тоже высказывает свое мнение:
— Ты будешь похожа на банан.
Мы уже несколько часов провели в магазинах в поисках наряда для вечеринки. У Кейт всего два дня на подготовку к танцам, и это превратилось в одержимость: что она наденет? какой сделает макияж? сыграют ли музыканты что-нибудь хотя бы отдаленно приличное? Волосы, разумеется, не проблема. После химии они опять все выпали. Парики Кейт ненавидит — говорит, от них ощущение, будто по черепу бегают жучки, а идти с лысой головой она стесняется. Сегодня наматывала на себя шарф из батика, как гордая бледнолицая африканская королева.
Реальность, связанная с этим выходом в свет, противоречит фантазиям Кейт. Платья, которые девушки обычно надевают на вечеринки с танцами, обнажают живот или плечи, а у Кейт кожа на этих местах загрубела, иссечена следами от разных болячек. Такие платья облегают фигуру в ненужных местах. Они скроены, чтобы демонстрировать здоровое, крепкое тело, а не скрывать его отсутствие.
Продавщица, которая вьется вокруг нас, как муха, забирает у Кейт платье и недовольно бурчит:
— Вообще-то, оно довольно скромное. Закрывает бóльшую часть ложбинки.
— А это оно закроет? — рявкает Кейт, расстегивает пуговицы на своей крестьянской рубашке и показывает недавно вернувшиеся на свои места и торчащие из центра груди трубки катетера Хикмана.
Продавщица разевает рот прежде, чем успевает сообразить, что этого делать не следует.
— Ох, — тихо выдыхает она.
— Кейт! — укоризненно говорю я.
Она качает головой:
— Пойдемте отсюда.
Как только мы оказываемся на улице напротив бутика, я набрасываюсь на нее:
— Ты злишься, но это еще не значит, что нужно срывать свою злость на окружающих.
— Но она стерва, — огрызается Кейт. — Ты видела, как она таращилась на мой шарф?
— Может, ей просто приглянулся орнамент, — сухо отвечаю я.
— Да, и, может быть, завтра я проснусь здоровой. — Ее слова булыжником падают между нами, на тротуаре появляются трещины. — Мне не найти это дурацкое платье. Я вообще не знаю, почему согласилась пойти с Тейлором.
— Тебе не кажется, что все другие девочки, которые собираются на эту вечеринку, оказались в одной лодке с тобой? Пытаются найти платья, которые скроют трубки, синяки, провода, калоприемники и еще бог знает что?
— Мне нет дела до других! — заявляет Кейт. — Я хотела выглядеть хорошо. Действительно хорошо, понимаешь, всего один вечер.
— Тейлор и так считает тебя красивой.
— А я не считаю! — кричит Кейт. — Не считаю, мама, и, может быть, мне этого хотелось всего один раз.
День выдался теплый, один из тех, когда кажется, что земля у вас под ногами дышит. Солнце печет мне голову и шею. Что сказать на это? Я никогда не была на месте Кейт. Я молилась и хотела заболеть вместо нее, заключить, как Фауст, сделку с дьяволом, но так не бывает.
— Мы что-нибудь сошьем, — предлагаю я. — Ты придумаешь фасон.
— Ты не умеешь шить, — вздыхает Кейт.
— Я научусь.
— За день? — Она качает головой. — Мама, ты не можешь отвечать за все. Как случилось, что я понимаю это, а ты нет?
Бросив меня на тротуаре, она быстро уходит. Анна бежит за ней, подхватывает под руку и затаскивает в соседний с тем несчастным бутиком магазин. Я торопливо вхожу следом.
Это салон красоты, полный жующих жвачку парикмахерш. Кейт пытается вырваться от Анны, но та, если захочет, может проявить силу.
— Эй! — окликает Анна администратора. — Вы здесь работаете?
— Когда меня заставляют.
— Вы делаете прически для выпускных?
— Конечно, — отвечает парикмахерша. — Сложные? На длинные волосы?
— Да. Для моей сестры. — Анна смотрит на Кейт, которая перестала отбиваться, и на ее лице медленно, как пойманный в банку светлячок, разгорается улыбка.
— Да, верно. Для меня, — с лукавым видом говорит Кейт и снимает шарф с лысой головы.
В салоне наступает тишина. Кейт стоит, по-королевски держа осанку.
— Мы думали, не сделать ли французские косички, — продолжает Анна.
— Перманентные, — добавляет Кейт.
Анна хихикает:
— Может быть, миленький узел на затылке.
Парикмахерша сглатывает, она оправилась от шока и теперь разрывается между жалостью и политкорректностью.
— Ну, мы, наверное, могли бы что-нибудь сделать для тебя. — Она откашливается. — Есть же наращивание.
— Наращивание, — повторяет Анна, и Кейт прыскает со смеху.
Женщина пытается заглянуть за спины девочек, смотрит на потолок.
— Это что, «Скрытая камера»?
Тут мои дочери в истерике валятся в объятия друг друга. Они хохочут, пока не начинают задыхаться. Они смеются до слез.
Я помогаю организаторам вечеринки в больнице Провиденса и отвечаю за пунш. Как и вся пища, которая будет предложена гостям, он нейтропенический. Медсестры — добрые феи-крестные этого вечера — превратили конференц-зал в волшебный бальный, украшенный лентами, зеркальным шаром и дополнительной подсветкой.
Кейт лианой обвилась вокруг Тейлора. Они раскачиваются под какую-то совершенно другую музыку, не под звучащую песню. На Кейт обязательная голубая маска. Тейлор подарил ей бутоньерку из искусственных цветов, потому что на настоящих могут быть микробы, с которыми не справится ослабленный иммунитет. В конце концов я не стала шить платье, а нашла его в Интернете: золотистое, облегающее, с V-образным вырезом для катетера Кейт. Но поверх него надета рубашка с длинным рукавом, подвязанная на талии и поблескивающая, когда Кейт вертится туда-сюда, так что, если глаз зацепляется за какую-то странную тройную трубку, торчащую у нее под ключицей, можно решить, что это, вероятно, игра света.
Мы сделали, наверное, тысячу фотографий перед выходом из дома. Когда Кейт и Тейлор сбежали и сели в машину, чтобы ждать меня, я пошла убрать на место фотоаппарат и застала на кухне Брайана, который стоял спиной ко мне.
— Эй! Помашешь нам на прощание? Посыплешь рисом?
Только когда муж повернулся ко мне, я поняла, что он пришел сюда поплакать.
— Я не думал, что доживу до этого, — признался он. — Не думал, что у меня останется такое воспоминание.