— Не больше, чем при других операциях, — отвечает доктор Чанс.
— Может Анна умереть от осложнений?
— Это весьма маловероятно, мистер Александер.
— Тогда давайте представим, что Анна прошла эту процедуру с блеском. У нее остается одна почка. Какое влияние это окажет на ее дальнейшую жизнь?
— Никакого, — отвечает врач. — В этом вся прелесть.
Я передаю ему листовку, выпущенную отделом нефрологии больницы, где он работает.
— Прочтите, пожалуйста, выделенный абзац.
Он снова надевает очки:
— Повышенный риск гипертензии. Возможные осложнения во время беременности. — Доктор Чанс поднимает взгляд. — Донорам рекомендовано воздерживаться от занятий контактными видами спорта, чтобы исключить риск повреждения оставшейся почки.
Я сцепляю руки за спиной:
— Вы знали, что Анна в свободное время играет в хоккей?
Чанс поворачивается к ней:
— Нет. Не знал.
— Она вратарь. Была вратарем уже несколько лет. — Я даю слушателям прочувствовать смысл сказанного. — Но раз это донорство остается гипотетическим, давайте сфокусируемся на тех случаях, которые уже имели место. Уколы фактора роста, забор донорских лейкоцитов, стволовые клетки, костный мозг — эти мириады медицинских процедур, которые вытерпела Анна, по вашему экспертному мнению, доктор, не принесли никакого существенного вреда ее здоровью?
— Существенного? — Он колеблется. — Нет, не принесли.
— А получила ли она от них какую-нибудь пользу?
Доктор Чанс долго смотрит на меня, а потом говорит:
— Разумеется. Она спасала свою сестру.
Во время перерыва на ланч мы с Анной едим наверху в здании суда, когда в комнату заглядывает Джулия:
— Это закрытая вечеринка?
Анна машет ей рукой, чтобы входила. Джулия садится, не удостаивая меня даже взглядом.
— Как дела? — спрашивает она.
— Хорошо, — отвечает Анна. — Только я хочу, чтобы все это поскорее закончилось.
Джулия вскрывает пакетик с салатной заправкой и выливает ее на принесенную с собой еду.
— Закончится, не успеешь заметить.
При этих словах она косится на меня.
Этого хватает, чтобы я вспомнил запах ее кожи и место под грудью, где у нее родинка в форме полумесяца.
Вдруг Анна встает и заявляет:
— Пойду погуляю с Джаджем.
— Ты сдурела! Там репортеры, они еще не ушли.
— Значит, я погуляю с ним по коридору.
— Нельзя. С ним должен гулять я. Это часть дрессировки.
— Тогда пойду пописать, — заявляет Анна. — Это я могу сделать сама, правда?
Она выходит из конференц-зала, оставляя меня, Джулию и все, что не должно было случиться, но случилось.
— Анна специально оставила нас одних, — подмечаю я.
— Она умная девочка, — кивает Джулия. — Легко прочитывает людей. — Потом опускает пластиковую вилку. — Твоя машина вся в собачьей шерсти.
— Знаю. Все время прошу Джаджа, чтобы завязывал волосы в хвостик, но он не слушается.
— Почему ты меня не разбудил?
— Потому что мы стояли на якоре в непробудной зоне, — усмехаюсь я.
Джулия даже не улыбается:
— Прошлая ночь была для тебя шуткой, Кэмпбелл?
В голове всплывает старая поговорка: «Если хочешь рассмешить Господа, расскажи Ему о своих планах». И так как я трус, то хватаю пса за ошейник.
— Мне нужно выгулять его, пока нас снова не позвали в зал.
Голос Джулии летит вслед за мной к двери:
— Ты не ответил.
— Ты сама этого не хочешь, — говорю я и не оборачиваюсь, чтобы не видеть ее лица.
В три часа судья Десальво переносит слушания на день, потому что у него по расписанию еженедельный прием у хиропрактика. Я провожаю Анну до холла, чтобы передать отцу, но Брайана нет. Сара удивленно озирается:
— Может быть, его вызвали на пожар. Анна, я…
Однако я кладу руку на плечо девочки со словами:
— Я отвезу тебя на пожарную станцию.
В машине она молчит. Я въезжаю на парковку и не глушу мотор.
— Слушай, может быть, ты этого не поняла, но первый день у нас прошел отлично.
— Да ну, — хмыкает она и выходит из машины.
Джадж тут же перескакивает на освободившееся переднее место. Анна идет к станции, но вдруг сворачивает влево. Я начинаю отъезжать, а потом, сам не знаю почему, выключаю двигатель. Оставив пса в машине, следом за Анной я иду на задворки здания.
Она стоит там, как статуя, обратив лицо к небу. Что мне делать? Что сказать ей? У меня никогда не было детей. Я о себе-то едва способен позаботиться.
Но Анна заговаривает первой:
— Вы когда-нибудь совершали плохой поступок, зная, что он плох, хотя по ощущениям вроде все было нормально?
Я думаю о Джулии.
— Да.
— Иногда я себя ненавижу, — бормочет Анна.
— Иногда я тоже себя ненавижу.
Это ее удивляет. Она смотрит на меня и снова устремляет взгляд в небо:
— Они там. Звезды. Даже когда их не видно.
Я сую руки в карманы:
— Раньше, глядя на звезды, я каждую ночь загадывал желания.
— Какие?
— Получить редкую карточку с бейсболистом для своей коллекции… золотистого ретривера… чтобы пришла красивая молодая учительница.
— Папа говорил, что группа астрономов обнаружила место, где рождаются звезды. Только нам потребовалось две с половиной тысячи лет, чтобы увидеть их. — Она поворачивается ко мне. — У вас хорошие отношения с родителями?
Я готов соврать ей, но потом вдруг качаю головой:
— Раньше я думал, что, когда вырасту, буду таким же, как они, но я не такой. И дело в том, что где-то посреди дороги я перестал этого хотеть.
Солнце омывает молочную кожу Анны, подсвечивает линию ее шеи.
— Понятно, — говорит она. — Вы тоже были невидимкой.
Вторник
Легко огонь в начале затоптать;
Дай разгореться — не зальешь рекою.
Кэмпбелл
Брайан Фицджеральд — мой затвор. Стоит судье понять, что хотя бы один из родителей Анны согласен с ее решением перестать быть донором для сестры, и до получения свободы от родительской опеки останется один шаг. Если Брайан сделает необходимое, а именно: скажет судье Десальво, что он понимает, у Анны тоже есть права, и выразит готовность поддержать дочь, — и заключение Джулии, сделанное в ее отчете, можно не брать в расчет. А еще важнее, что свидетельские показания самой Анны превратятся в пустую формальность.
На следующее утро Брайан приходит рано, с Анной, одетый в свою капитанскую форму. Я налепляю на лицо улыбку, встаю и подхожу к ним вместе с Джаджем:
— Доброе утро. Все готовы?
Брайан смотрит на дочь, потом на меня. У него на языке вертится вопрос, но, кажется, он изо всех сил старается не задать его.
— Эй, — обращаюсь я к Анне, быстро подыскивая предлог, — сделаешь мне одолжение? Джаджу нужно пару раз пробежаться вверх-вниз по лестнице, иначе он будет вести себя беспокойно на заседании.
— Вчера вы сказали, что мне нельзя гулять с ним.
— Сегодня можно.
— Я никуда не пойду, — качает головой Анна. — Иначе вы сразу начнете говорить обо мне.
Тогда я обращаюсь к Брайану:
— У вас все в порядке?
В этот момент в здание заходит Сара Фицджеральд. Она спешит в зал суда, но, увидев нас с Брайаном, останавливается. Потом медленно отворачивается от мужа и продолжает путь.
Брайан провожает жену глазами:
— У нас все в порядке.
Только этот ответ предназначен не мне.
— Мистер Фицджеральд, случалось ли, что вы были не согласны с женой относительно участия Анны в медицинских процедурах, необходимых для лечения Кейт?
— Да. Врачи говорили, что Кейт потребуется только пуповинная кровь. Они должны были взять часть пуповины, которую обычно выбрасывают после родов. Младенцу она совсем не нужна, и это точно не могло повредить малышке. — Он встречается взглядом с Анной и улыбается ей. — На некоторое время это помогло. У Кейт началась ремиссия. Но в девяносто шестом болезнь снова обострилась. Доктора хотели взять у Анны лейкоциты. Это не было лекарством, но помогло бы Кейт продержаться какое-то время.
Я пытаюсь подвинуть его ближе к теме:
— Вы с женой пришли к согласию по поводу этой процедуры?
— Я сомневался, что это хорошая идея. На этот раз Анна уже должна была понять, что происходит, и едва ли это понравилось бы ей.
— Как жена убедила вас изменить решение?
— Она сказала, если мы сейчас не возьмем у Анны кровь, то скоро нам понадобится ее костный мозг.
— И что вы почувствовали?
Брайан качает головой, ему явно не по себе.
— Трудно разобраться в чувствах, — тихо произносит он, — когда у тебя умирает ребенок. Ты невольно говоришь и делаешь то, чего не хочешь говорить и делать. Считаешь, что у тебя есть какой-то выбор, но, когда доходит до дела, понимаешь, что все представлял себе неправильно. — Он смотрит на Анну, которая замерла рядом со мной в абсолютной неподвижности, мне даже кажется, что она забыла дышать. — Я не хотел делать этого с Анной. Но я не мог потерять Кейт.
— В конечном итоге вам пришлось использовать костный мозг Анны?
— Да.
— Мистер Фицджеральд, как сертифицированный сотрудник службы скорой помощи вы стали бы проводить какие-либо медицинские процедуры человеку, у которого нет проблем со здоровьем?
— Нет, конечно.
— Тогда почему вы, как отец Анны, считали, что инвазивная процедура, которая подвергала опасности ее здоровье и не приносила лично ей никакой пользы, проводится в ее интересах?
— Потому, — отвечает Брайан, — что я не хотел смерти Кейт.
— Были ли другие случаи, мистер Фицджеральд, когда вы с женой расходились во мнениях об использовании тела Анны для лечения вашей старшей дочери?
— Несколько лет назад Кейт положили в больницу и… она потеряла столько крови… никто не надеялся, что она это переживет. Я думал, может быть, настала пора дать ей уйти. Сара так не считала.