Выяснилось, что парень потерял много денег на бирже и, как многие другие, не стал во всем винить самого себя. Виноваты были они, те самые мошенники, кто принес ему несчастье. Вот он и пошел на это. Если он погорел, то почему бы и им не сгореть тоже? В буквальном смысле.
Они выпили еще, и Дэнни предложил:
— Хочешь, я отвезу тебя домой?
— В мою квартиру, Дэнни. У меня нет больше дома.
Когда они вошли в квартиру, Дейв сказал:
— Я в порядке, как видишь.
— Да, вижу.
— Я серьезно.
— Я рад, — кивнул Дэнни и посмотрел вниз, на свои ботинки. — Кстати, у меня теперь есть постоянная девушка.
Дейв улыбнулся.
— Правда? Я ее знаю или?..
— Или она проститутка? Нет. У нее были неприятности, но по своей сути она прекрасная женщина. Увидишь ее вечером, если придешь к нам пообедать.
— Не знаю; Дэнни, у меня есть дела. Кто она, между прочим?
У Дэнни от восторга загорелись глаза.
— Помнишь блондинку, которая была у Риса в конторе?
— Нет.
— Да помнишь. Высокая и стройная. Ее взяли за то, что она подожгла постель своего приятеля. Вспоминай. Капитан нам ее показывал.
Дейв вспомнил.
— Пепельные волосы и большие очки.
— Белокурые. На самом деле у нее белокурые волосы.
— Какая разница. Любовь слепа, — сказал Дейв. — Значит, ты связался с поджигательницей? А не кажется ли тебе, что это чуточку неэтично?
Дэнни ощетинился.
— Нет, черт побери. Ее судили и дали испытательный срок. Полицейским, ответственным за надзор, был назначен Манович. Этот скот приставал к ней. Использовал свое служебное положение, чтобы запугать ее: говорил, что, если она не согласится, он найдет способ упечь ее за решетку. Она пришла в участок и рассказала об этом, и капитан предложил мне разобраться с Мановичем, что я и сделал с удовольствием.
— Она осталась под его надзором?
— Да, но, если он ее теперь хоть пальцем тронет, я привлеку его к ответственности за разврат. Он это знает и теперь стал как шелковый.
— И он все еще работает?
— Не придирайся ко мне, Дейв. Ты же знаешь, что таких людей нельзя арестовать без доказательств. Мы пробовали спрятать на ней микрофон, но он, должно быть, догадался. Не сработало. Кое-что мы получили, но улик недостаточно. Он знает, что мы за ним следим, и не будет приставать к ней снова.
— Кто же следующий? Может быть, теперь несовершеннолетняя?
— Я же тебе сказал. Я строго предупредил его.
— Ладно, я ему тоже мозги прочищу.
Дэнни вздохнул, понимая, что нехорошо было бы просить Дейва пока не вмешиваться. Пусть уж он лучше будет думать о чем-нибудь другом, только не о жене и ребенке.
— Ну а теперь — продолжил Дейв, — расскажи мне, что у тебя с этой мисс, как ее?
— Ванесса. Ее зовут Ванесса Вангелен, и, как это ни странно, я еще не спал с ней. Я пока хожу с ней туда-сюда, в театр, в ресторан, ты же знаешь, как это бывает.
— Ванесса? Вот как! Ванесса Вангелен. Для тебя, Дэнни, звучит даже слишком внушительно. Неудивительно, что ты с ней церемонишься.
Дэнни смутился.
— Побереги свой сарказм, Дейв. Я могу обойтись и без него. Дело не во мне, а в ней. По ее словам, я нравлюсь ей как друг, но надо надеяться, что это временно и все еще изменится. Она не такая уж красавица, немного получше меня, и не должна быть слишком разборчивой. Но она очень симпатичная, и я думаю, что у нас все устроится.
— Чем она занимается? Как деньги зарабатывает?
— Читает лекции по теологии.
Дейв присвистнул.
— И умна, и некрасива.
Они расстались поздно, и Дейв пообещал на следующий день выйти на работу. Он сказал себе, что пьет последнюю рюмку, прежде чем посмотрит автоответчик. Он не стал менять запись. Он так и не решился ее сменить. Иногда, когда он дежурил с Дэнни и был в подавленном настроении, он отлучался, говорил ему, что должен кому-то позвонить, набирал свой номер и слушал ее голос.
Однажды он услышал голос Дэнни.
— Дейв, я знаю, ты рассердишься, но запись нужно было сменить. Это могло бы плохо кончиться. Ударь меня, если захочешь.
Очевидно, Дэнни тоже слышал запись, догадался, почему Дейв ее не стирает, и взял инициативу в свои руки.
Дейв никогда не напоминал ему об этом.
8
Ванесса Вангелен сидела напротив Стэна Мановича. Поверхность разделявшего их широкого стола была испещрена пятнами от кофе и местами с отшелушившимся лаком, что делало ее похожей на географическую карту. Картина на стене над головой полицейского изображала осень в канадском лесу — один из тех безликих пейзажей, которые тысячами продают в дешевых магазинах. Картина угнетала Ванессу. Особенно угнетали ее багровые цвета осенних листьев.
Комната была пропитана прокисшим сигарным дымом, сочившимся, казалось, прямо из потрескавшейся кожи кресла Мановича. В пепельнице, стоявшей между Ванессой и полицейским, тлел окурок. Дым щипал ей глаза, жилет Мановича был обсыпан пеплом.
Ванесса придала своему узкому липу такое выражение, чтобы у мужчины, сидящего по другую сторону стола, не было сомнений по поводу того, что она о нем думает. Манович неодобрительно взирал своими бледно-голубыми глазами на это выражение, а в уголках его толстогубого рта выступила слюна.
— Значит, донесла на меня, да? — начал он.
— Я сообщила в полицию, что подверглась сексуальным домогательствам со стороны осуществляющего надзор полицейского. Скажите спасибо, что я не позвонила вашей жене.
— За это я мог бы упечь тебя в тюрьму.
Ванесса бросила на него презрительный взгляд.
— Об этой угрозе мне тоже придется сообщить.
Он махнул рукой.
— Не выводи меня больше из себя, Ванесса. И запомни — мне плевать на то, что ты скажешь моей жене. И ей на это плевать. Такие у нас отношения. Но я точно знаю, что она не побежит в полицию, если парень вроде меня обратит на нее внимание. Она этому только обрадуется. Не стыдно, что настучала на меня? Я думаю, у нас не очень любят стукачей. Пойми, меня все это просто забавляет, не более того.
— Что вы от меня хотите? Чтобы я обезумела от страха, как все те, кого вы запугивали? Я не преступница. Психиатр…
— Ну да, я знаю, заключение психиатра помогло тебе на суде выкрутиться, но это не означает, что ты совсем невиновна, иначе тебе не дали бы условный срок. Я вовсе не собираюсь над тобой измываться, и мне безразлично, к кому ты побежишь со своими жалобами. Пока я справляюсь со своей работой, мне нечего бояться. Думаешь, я испугался Спитца? Так, что ли?
Он переложил с места на место несколько бумаг на столе, и этот жест не оставил у нее ни малейших сомнений относительно ответа на вопрос. Странно, но похоже, что маленький, но находчивый Дэнни действительно здорово напугал этого типа.
— Между вами что-нибудь есть? — с ухмылкой спросил Манович.
Ванесса замечталась, вопрос застал ее врасплох, и она разозлилась. Грубость Мановича и его грязные намеки приводили ее в ярость. Почему люди такого сорта считают, что им все дозволено в обращении с поднадзорными? Ему надлежит помогать ей, а не пытаться влезть в душу. Это он болен, а не она.
— Как вас вообще могли назначить ответственным за надзор? Вы так грубы и невоспитанны! Неужели не существует никакой системы отбора, которая отсеивала бы таких, как вы?
Он покачал головой и улыбнулся.
— Не много ли ты болтаешь? Я тоже мог бы пожаловаться…
Ванесса мгновенно поняла намек и почувствовала приступ тошноты.
Он снова ухмыльнулся.
— Видишь ли, Ванесса, — начал он, облокотившись о стол, — у таких женщин, как ты, нет защиты против таких людей, как я. Мы всегда побеждаем. Я могу вывалять тебя в грязи, а тебе все равно придется вернуться, чтобы получить еще. И ты ничего не поделаешь.
Она смотрела на тонкие волоски, зачесанные на лоснящуюся лысину. На редкость отвратительный тип. Немного похож на ее отца.
Сигара с обслюнявленным кончиком все еще дымилась в коротких и толстых пальцах Мановича. Ванесса выхватила окурок, прижала его к руке возле запястья и истошно завопила. Манович в испуге вжался в кресло.
Раздалось короткое шипение, и в воздухе запахло горелым мясом.
— Он сжег меня! — закричала она и бросила сигарный окурок на стол.
Кто-то заглянул в комнату через мутный дверной глазок.
— Господи! — прошептал Манович; на его широком лбу выступили капельки пота. — Чего ты, черт возьми, добиваешься? — Обеими руками он вцепился в ручки кресла, как будто собирался взлететь, пробив в потолке дыру. Ванесса буравила его взглядом.
— Думаете, вам поверят, если вы скажете, что я сожгла себя сама?
Под пристальным взглядом Ванессы он поежился и сник.
— Отвяжитесь от меня. Раз и навсегда.
Похоже, за дверью кто-то прислушивался, пытаясь разобраться, что происходит в комнате. Манович бросил взгляд на дверь, и по его лицу потекли струйки пота. Наконец послышалось цоканье удаляющихся женских каблуков.
— Хорошо, хорошо, — сказал полицейский, напуская на себя озабоченный вид. — Вы сейчас работаете? После суда вам не предлагали уйти с работы?
Ванесса привыкла переносить боль, но сейчас не удержалась от слез и отвернулась. Манович не увидит ее слез, такого удовольствия она ему не доставит. Ей не пришлось бороться с обычным желанием взглянуть на рану, потому что хорошо знала, как выглядит подобный ожог. Маленькие ожоги быстро заживают, хотя в первое время они очень болезненны. Примерно через неделю у нее прибавится еще один рубец, вот и все.
— Нет, я встретила понимание.
— Хорошо, прекрасно. Если надумаете уехать из города, сообщите мне, куда направляетесь и с кем намерены встретиться. Понятно?
— Вы говорили мне об этом в прошлый раз.
— Прекрасно. Я повторяю только для того, чтобы вы лучше поняли. Вы должны быть здесь в следующую пятницу, ясно? Замечательно. Тогда до пятницы.
Ванесса вышла на улицу и глубоко вздохнула. Скотина! Как таким подлецам удается выходить сухими из воды? Наверно, большинство женщин, к которым он приставал, были слишком запуганы, чтобы жаловаться. Должно быть, ему удавалось добиться успеха в семидесяти-восьмидесяти процентах случаев. Она была одной из немногих, кого запугать не удалось, и если ей представится возможность, она ему отплатит.