Конечно, переломный момент — Сандуны. Те самые, на Неглинке. Мрамор, колонны, бассейн, интерьерные излишества. См. «Брат-2».
Пепсы решили сплотить пёстрый футбольный коллектив. Надо же как-то сплотить! А то кто в лес, кто по дрова! (Идиоты!) На сутки откупили Сандуны — чтоб разноклубники ощутили себя единой командой. Все голые, все без формы, все наравне, все голожопые. Баня, однако! Сплотимся, сборники! Впереди решающий матч — с Испандией! Сейчас или никогда! Задружитесь, раздолбаи! Хоть на время! Всё же для вас! Вот и Сандуны…
Переломный момент, мда. В прямом смысле. А не надо было насчёт этой… ну, которая с Каркушей под ручку… не надо было язык распускать в присутствии Юлика Берша, вот не надо!
Что там, в Сандунах, тогда приключилось? Никто не скажет. Заговор молчания — не заговор молчания, но никто ничего не видел. Всё в густом тумане, в густом парý. Из ниоткуда прилетает — в никуда отвечаешь. Ых-х-х! Попал? Попал! В кого? Без понятия. Смешались в кучу кони-люди. Кафель, скользко, наших бьют. Кто наши, кто не наши? Все наши, пусть разноклубники. Нет, не по этому критерию махались. А по какому? Да ни по какому! Из ниоткуда прилетает — в никуда отвечаешь.
На круг: челюстно-лицевые травмы средней серьёзности, растяжение паховых мышц, частичный порыв «ахилла», вывих предплечья, многочисленные ушибы верхней поверхности бедра (конкретней — жопы). Раздолье врачам-массажистам! Аршавин после тех Сандунов заявил в кулуарах: злые вы, уйду я от вас! (Вольник-Шильник упрашивал: «Аршавина! Хоть упомянуть!» Ну, нá, вольник-Шильник: Аршавин, фингал во всё лицо, воспринят как густой румянец. Но игрок, да, уникальный. Был. Ушёл. Злые вы!)
Попарились, кони-люди, сплотились! В канун судьбоносной игры с Испандией! Да что ж ты будешь делать! Не риторический вопрос, отнюдь не риторический!
Что делать, что делать! Выставлять экспериментальный состав. Какой, однако, дон Флавио новатор! Нет, просто поставлен в безвыходную ситуцию, ясный и очевидный выход из которой почему-то не устраивает. Но никуда не деться.
И таки в «рамку» встал Юлик Берш. В кои веки!
(Встречаются два фаната…)
А то всё Котофеев и Котофеев! Оно, конечно, ты не настоящий вратарь, пока свою тысячу мячей не пропустил. Но Котофеев настолько настоящий вратарь, что как бы и день/матч потерян, если не пропустил. Однако есть мнение: кто, если не он?!
Разуйте глаза! Сами не видите?
Видим. Но есть мнение. И массы многомиллионно голосует за Котофеева как лучшего! Который год подряд! Или тут кто-то против масс? Кто тут?
Тут… Ну, такая Лилит Даниялова, например.
А, которая с Каркушей под ручку на всех матчах теперь?
Она.
Вот ведь б-б…
Ц-ц! Иначе будет, как тогда в Сандунах!
Да ладно! Сам был тогда в Сандунах? И нечего тогда! Масон этот всё в Сандунах и спровоцировал. Чтобы потом, когда с Испандией, в «рамку» встать. Вместо Котофея! Мизинец Котофею сломали в тумане — а больше и некого ставить, кроме. И не он ли сам Котофею мизинец сломал — ещё вопрос! У-у, масон!
Почему масон?!
А кто?! Берш! Всякие Бершадские, Бернштейны. Цель — ничто, движение — всё.
Берш — это не от этого. Такая мелкая рыбка, ежели что. Чисто русская. Вот окунь ещё.
Окунь?
Фамилия. Поэт. Вижу во тьме с высоты // Два светлячка сигаретных… // Мне бы туда!
Что это было?
Ну… стих.
Какой-то… без рифмы… Но… мне бы туда, да. Умеют ведь, масоны!
Да почему сразу масоны?!
А кто?! Вот кто?! За душу берут, паразиты, но… не требуют. Типа сам решай!
Так решай!
Что, сам?
А кто?
Ну… там видней.
Где — там?
Ну… там.
Вот! И решили! Против Испандии вместо Котофея — Бершик наконец-то! И?
Что — и?! Нолевую ничейку сгоняли. А кровь из носу победа нужна.
Бершик виноват, что не забил? Или кто?
Нет, «тащил», конечно, всё. Пару раз точно получили бы. В первом, в раздевалку — ваще! Красава!
Котофей бы точно пропустил.
Не зна-аю, не зна-аю.
Но Бершик точно не пропустил.
Это да. И всё-таки Котофей… надёжней, что ли. Там, конечно, Бершика поставили от безнадёги. Но, слушай сюда, их вынудили.
Кто? Кто?!
Масоны! Смотри! Каркуша эта — скажешь, русская? Талисман, понимаешь! А эта, которая теперь с ней под ручку везде, — русская? А что она с тем же Бершиком замутила вкрутую…
Да ладно!
Не то слово! Хоть в тырнет залезь, на «спортбокс» — у неё с ним уже договор официальный, представляет интересы. Там тако-ое бабло!.. И ещё кто-то будет говорить, что берш — мелкая рыбка? Типа окунь? Все они одна компания! Заговор! Масонский!
Чтобы что?
Чтобы нас не пропустить!
Куда?
Никуда!
Он и не пропустил! Вообще не пропускает!
О ком сейчас?
О Берше твоём.
Почему — моём?!
Во-от! Да. У них так специально. Чтобы мы раслабились и поверили. А потом р р раз — и пропустит! В самый тот момент! На нашем, на нашем Мундиале. Чтоб позор, так уж позор! Только руками разведут: как же так, как же так! А она: рано или поздно должно было случиться, никто не совершенен. И не возразишь (представляет интересы!). А Бершика, с руками-ногами тут же оторвёт за чёрт-те какие миллионы та же Испандия. Заговор, заговор! И не надо тут! Уж лучше Котофей. Старый конь, борозда…
Погоди! А Пикколо? Ведь наши подрядили его аж до… А он пока — полный дон-га-а-андон. Ещё и за такое бабло!
Тут своя история, своя история! Сами дураки, но как-нибудь всё разрешится. Там тоже не идиоты. Само собой, идиоты. Но всё-таки…
Но, согласись, он всё-таки га-а-андон! Старый га-а-андон.
Это да! При всём уважении — старый га-а-андон! Но чёрт знает, а вдруг! Надежда умирает последней.
Вдруг — да. Если только не Котофей в «рамке»!
А кто, если не он?!
Опя-а-ать?!
Сно-о-ова!
Да пошёл ты!
Сам пошёл!
(Расстаются два фаната…)
Cтарый га-а-андон — тут консенсус. И ещё вопрос: не масон ли старый га-а-андон?
Хотя, казалось бы! Да, тогдашние Сандуны не прибавили очков почтенному (почтенному, почтенному!) Флавио Пикколо. И не он инициатор голожопого братания всех со всеми в тумане. Его там вообще не было. В пенатах (см. Брокгауза-Ефрона) отдыхал, всё согласно контракту. Повезло! Иначе наваляли бы ему кони-люди в тумане по первое число и в первую очередь. А достал всех! Дон, понимаешь! За людей не считает, гоняет в хвост и в гриву!
Пепсы тоже, конечно, га-а-андоны порядочные (порядочные га-а-андоны? парадокс!), но хоть понимают, что надо и отдохнуть. Сандуны, а?
С девочками?
Без! Не зарывайтесь, кони-люди, не растрачивайте раж, вам ещё с Испандией играть. Режим, режим! И только попробуйте не оправдать оказанного вам высокого доверия! В Сандуны! Крепкая мужская дружба!
И всё бы ничего, всё бы обошлось, всё бы даже в плюс, когда бы разнежившийся на парý кто-то из (неуточнённый! туман!) не брякнул: «Ох, сейчас бы ещё сюда бабу! Хоть какую! Одну на всех!» Ба-бу-бы! Чисто умозрительно брякнул — режим, режим! Но кто-то из (тож неуточнённый) сдуру, со смешком: «Ка-а-анкретизируй!» И тот, затерянный в тумане, ка-а-анкретизировал сдуру: «А хотя бы эту! Которая с Каркушей под ручку! Такая сладенькая б-б…»
Дальнейшее — Сандуны. Что же там тогда приключилось? Никто не скажет. Заговор молчания. Никто ничего не видел.
Но! Юлик Берш отреагировал даже не мгновенно. За мгновение до. «Б-б» не успело стать словом. Вот так он и не пропускает в «рамке»! И началось!
И ведь чего только не отыщется в качестве определения! Сквозь века!
Сейчас (ну, звиняйте) — очередное монотонное перечисление как скрытая поэтика. Кто не цокает языком, тот глух. Ну, пролистайте дальше, глухари…
Alicariaes. Булочницы. Торговки лепёшками для приношений Венере, Изис, Приапу. Лепешки coli phia и siligines имели обыкновенно форму мужских и женских половых органов.
Bustuariaes. Плакальщицы. В ночи бродили у могил (busta) и костров. Рыдали при погребальных обрядах, готовые утешить любого скорбящего.
Casalides. Владелицы отдельных домиков (casae). Всегда в окошке. Заходи, дружок!
Circulatrices. Бродячие. Ну, фланирующие. По самым людным улицам.
Famosaes. Матроны, изнывающие от похоти, ненасытные. По договорённости сами нанимались в публичные дома, заработок жертвовали на храм.
Prosedaes. Просто на свежем воздухе, ожидая пока кто-нибудь не предложит: пойдём? Ну, пошли!
Putaes. Да-да. Откуда и повелась-устоялась нынешняя путана. Каждый волен трактовать по-своему. В диапазоне: роскошная — вот тварь!
Scrantiaes. Тут оскорбительно, да. Бранно. Стульчак, ночной горшок. Где-то так. За беценок — солдатам и рабам, тростниковые пояса как знак постыдного ремесла.
Достаточно скрытой поэтики, что ли? А то там ещё mulieres, naniaes, noctuvigiles, pallacaes, peregrinae, taverniaes…
Постарался человек, не поленился! Такой уж человек — Ломброзо. Чезаре. Всё у него, у зануды, по полочкам. Гениальность и помешательство. Женщина преступница и проститутка. Любовь у помешанных… Нашёл нишу. Каждому — своё. Нет, не шарлатан. Заблужденец — пожалуй. Ведь не скажешь: бред собачий! Скажешь: что-то в этом есть, только зёрна от плевел отделить. Почти двести лет отделяем! Он, гад, и в методички ухитрился влезть, а мы теперь думай: прав, не прав?
Возвращаясь к нашим бар-р-ранам. Тот бар-р-ран неуточнённый, брякнувший в Сандунах при Юлике Берше. Брякни любое иное про неё: аlicariae, bustuariae, сasalide, сirculatrice, famosae, prosedae, putae… да хоть и scrantiae! Кони-люди на чужом языке хронически ни в какую, даже отбыв длител