— Сэр! — Сэм срывается на крик. — Вы вредите здоровью пациента! Немедленно отключите свой прибор!
Тишина. Слабое бормотание из сиреневой дымки. Ее не слышат. Медсестра закусывает губы. Делает шаг к кровати. Останавливается в раздумье. Быстро выходит из комнаты. У входа в палату дежурит жующий резинку капрал с выражением крайней подозрительности на выбритой до синевы морде. Смотрит ей вслед. Сэм ощущает, как его похотливый взгляд ощупывает ее ягодицы. Она стремительно мчится в ординаторскую.
— Я же говорил, мы еще встретимся, солдат, — тем временем сообщает Сергею лейтенант. Достает из нагрудного кармана сигару. Не спеша срезает ее кончик крохотной гильотинкой. Закуривает.
Сергей морщится от едкого дыма. Что-то холодное зарождается в районе желудка, ледяным комом поднимается к груди. Особист не вызывает ничего, кроме отвращения. Похоже, лейтенант о себе другого мнения. Привык внушать страх. И ведет себя соответственно. Нагло и свысока. Не тут-то было, парень. Здесь вам не тут. После Эскудо у Сергея что-то не то с субординацией. Совершенно не то.
А еще он помнит всю свою жизнь до мельчайших деталей. Спасибо восстановительным процедурам.
— С вашего позволения, я сержант, сэр, — неприязненно сообщает.
— Ага? — вяло улыбается особист. Выпускает в лицо Сергею струю дыма. — Мои поздравления. Скажи, сержант, в своей последней командировке не случилось ничего странного?
— Конечно, сэр.
— Что именно?
— В меня палили все, кому не лень. Мне это показалось странным.
— Сэр, — напоминает лейтенант.
— Да, конечно. Извините, сэр.
— И все таки, — понижает голос лейтенант, — Поведение врага, язык, жесты. Вам ничего не показалось неправильным?
— Я не оканчивал школу контрразведки. И не обучен по движению бровей определять, о чем думает собеседник. Вся эта ваша высокая философия, столкновение интересов, борьба противоположностей и прочие шпионские материи — не мой профиль. Меня учили стрелять, когда видишь врага, а не интересоваться у него паролями и явками. Наверное, мне попался какой-то не такой противник. Некультурный. Он тоже не старался поразить меня интеллектом. Как правило, эти ребята просто пытались меня грохнуть. Спрашивайте, что вас конкретно интересует, господин лейтенант. Я устал и спать хочу.
— Ты будешь спать, когда я тебе разрешу, — замечает особист. — А интересует меня многое. Начну по порядку. Прежде всего, меня интересует, как это ты умудрился выжить один из батальона. Довольно странно, правда? Все гибнут, в том числе опытные ветераны, а зеленый новичок выбирается с царапинами. Так же странно, что твои противники тоже русские, как и ты. Вдвойне странно, что, наводя авиацию, ты угробил кучу гражданских, а после из этого района вновь начинает действовать противник. Твое, так называемое, ранение тоже вызывает много вопросов. Ты идешь навстречу тяжелой пехоте и остаешься жив, тогда как в роте морской пехоты, находящейся в обороне, — шестеро убитых и более десятка раненых. Думаю, дружок, мы с тобой очень о многом можем поговорить. И спать ты теперь долго не будешь. Очень долго!
Лейтенант пристально смотрит на ошарашенного Сергея. На нем уже другая маска. Теперь он следователь, которому все известно. Он диктует преступнику перечень его прегрешений, в общем-то, не ожидая признания. Ему и так все ясно. А хочет преступник или нет смягчить свою участь — это его личное дело. Он, лейтенант, лишь может поспособствовать в этом, ежели возникнет такое желание. Он торопится подсечь попавшую на крючок рыбу. Склоняется над Сергеем. Дышит ему в лицо вонючим дымом. Хватает его за подбородок. Орет.
— Скажи, а не пытался ли с тобой кто-либо из так называемых «врагов» близко общаться? Например, в подземном туннеле? Лучше рассказать об этом мне. Я понимаю — встретил земляков, растерялся, дал слабину. Так бывает. Расскажи мне все! Если дело выйдет из-под моей опеки, тебя будут ломать, как детскую игрушку! Тебе все мозги сканером выжгут! Будешь гадить под себя, превратишься в слюнявого идиота! Говори, сволочь! — он резко встряхивает голову Сергея.
Холодный ком из груди расползается по телу. Вливается в кончики пальцев. Морозит глаза. Лед в голове. Сергей рывком стряхивает пахнущую табаком руку со своего лица. Резко садится, срывая с тела пучки проводов. Наклоняется к самому лицу особиста, в упор смотрит в его мутные рыбьи глазки.
— Конечно… сэр. Сейчас я все расскажу. А как же иначе, — голос садится, он с трудом шипит замороженной глоткой. — Я тебе, тварь мерзкая, всю правду высру…
Карпентер отшатывается. Роняет сигару. Пытается встать. Сергей висит на нем мертвой хваткой. Лейтенант дергается, как привязанная за лапы утка-приманка. Шипит:
— Ты что себе позволяешь, сволочь… Да я тебя… Забыл, с кем говоришь? Тут тебе не фронт, тут я тебе быстро растолкую… Костями срать будешь!
— Ты, гнида, детишек за забором пугай, понял? — обрывает его Сергей. — Ты чего эти петлицы нацепил? Ты настоящий танк-то вблизи видел? На понт меня берешь? Да мне на тебя плевать! Я уже давно в кредит живу, чего мне бояться? Ты, мать твою, когда-нибудь свой собственный труп со стороны видел? Видел, как живой человек в брызги дерьма превращается? А знаешь, что чувствуют, когда горят твои ноги? Мне тут доктор давеча сказал — тяжелая контузия у меня. Перманентное состояние аффекта. Я вот тебе сейчас шею твою траханную скручу, а мне только промывание кишок назначат! Чего ты мне шьешь! Слетай, блядина, в Эскудо. Поспрошай там уродов — вдруг они и вправду чего замыслили? Глядишь, толчок и прочистится…
Он вскакивает и отшвыривает лейтенанта в сторону. Хватает коробочку, с маху бьет об пол, в ярости топчет ее ногами. Сиреневое сияние мигнув, гаснет. Контрразведчик трясущимися пальцами цепляется за ставший тесным ворот. Никак не может нащупать застежку.
— Что тут происходит? — голос кэпа за спиной заставляет особиста подпрыгнуть от неожиданности.
Гаррис держит шлем, словно дубину. Слегка раскачивает его в опущенной руке. Еще миг, и он разнесет лошадиный череп Карпентера. За спиной кэпа все тот же невозмутимый капитан-разведчик. Встревоженное лицо Саманты в дверях.
— Вы, сестра, подождите нас за дверью. Пожалуйста, — вежливо говорит подполковник.
Сэм кивает, выходит в коридор. Мимо лежащего мордой в пол синещекого капрала, над ним нависают два громилы в активированной броне, с винтовками на боевом взводе, направленными ему в затылок. Капрал давится резинкой, боясь шевельнуться.
— Даже не дыши, козел, — советует десантник. — А то у меня палец на спуске затек, может сорваться.
Капрал, скрючившись в неудобной позе, исходит вонючим потом.
— Так я жду ответа, лейтенант, или кто вы там на самом деле? — ледяным тоном произносит Гаррис.
— Я провожу оперативное мероприятие, сэр, — наконец, выдавливает особист.
— В отношении моего подчиненного? — голос кэпа способен заморозить плевок на лету.
— Да, сэр.
— А почему я об этом ничего не знаю? Или в моей бригаде уже командуют младшие офицеры из контрразведки?
— Это предварительное расследование, сэр. Я не обязан ставить вас в известность, — особист потихоньку приходит в себя, снова превращаясь в высокомерного наглеца.
— Понятно, понятно. Значит, предварительное расследование… А ваша версия, сержант? — он поворачивается к Сергею.
— Господин лейтенант интересовался, почему я не подох в Эскудо, сэр, — отвечает Сергей.
— И все?
— Никак нет. Еще он удивлен тем, что я недостаточно близко общался с уродами, сэр.
— Понятно, понятно. А ты что ответил?
— Я… я еще не успел, сэр. Тут как раз вы вошли.
— Получается, я вроде как вас выручил, а лейтенант? — ехидно интересуется подполковник у раздувающего ноздри лейтенанта.
— Господин подполковник, я вынужден… — гневно начинает особист.
— Заткнуться, лейтенант! — рявкает кэп. Сергей начинает понимать, откуда у комполка такая странная кличка. Лично он сам уже почти в штаны сделал. Бедная ты сволочь, лейтенант…
Особист действительно затыкается на полуслове, словно его шарахнули прикладом по затылку.
— Ты знаешь, что этого сержанта Император наградил медалью «За доблесть»? — гремит кэп, нависая над бледным лейтенантом. — Знаешь, что у него Имперский крест с дубовыми листьями?
Лейтенант давится ответом под его яростным взглядом.
— Может, ты в курсе, сколько он солдат противника уложил? А про то, что вытащил раненого офицера? Сбил самолет? Размолотил кучу бронетехники? Один, без прикрытия, раненый, плацдарм обеспечивал? Ты хочешь сказать, — гремит кэп, — что Император награждает боевыми наградами трусов, предателей и шпионов? Возводишь поклеп на боевого ветерана, который кровь за Империю проливал? Капитан!
— Сэр! — вытягивается разведчик.
— Как это классифицируется?
— Саботаж, сэр! Подрыв боеспособности! Статьи 15 и 18. В военное время караются расстрелом.
— Расстрелом… — смакует подполковник сладкое слово. Перекатывает его во рту. — Расстрелом…
Особист, наконец, въезжает, что происходит что-то из ряда вон. Сейчас этот чокнутый его просто грохнет. При свидетелях. За саботаж. И напишет рапорт. И умоет руки. Как же так! Сразу слабнут ноги.
— Сэр! — начинает лейтенант, судорожно дергая кадыком.
— Я не давал тебе разрешения говорить!
Сергей во все глаза наблюдает за разворачивающимся спектаклем.
— Капитан!
— Сэр!
— Объясни лейтенанту, что от него требуется.
— Есть, сэр!
Капитан манит к себе трясущегося лейтенанта. Подводит к окну. Что-то показывает ему на своем электронном планшете. Перелистывает. Пальцем обводит особо мерзкие сценки. Особист часто сглатывает, нервно вытягивает шею.
— Еще? — интересуется капитан.
Лейтенант отрицательно крутит головой.
— Если это передать в Генштаб, лейтенант, вас даже уборщиком в казарму не возьмут. Ясно? — спокойно интересуется капитан.
Эсбэшник чувствует себя рыбиной под палящим солнцем. Хочется пить. Он вымученно кивает.