кировки. Потом надоедает и то, и другое, и третье. Переезжает вся вселенная. Всем требуются консервы, патроны, гранаты, снаряды, батареи, аптечки, фонари, радиостанции, прицелы, ЗИПы, ботинки и запасные стволы для гранатометов. И еще целая куча всякого барахла. Блин, да как же без этого добра воевали раньше? Минутный перекур, пара глотков из фляги. Глоток перенасыщенного химией воздуха. Дым ракетных выхлопов стелится над базой, смешивается с холодным дождливым туманом, образовывая ядреную смесь, перешибающую дыхание. Надрывное буханье орудий ПКО и рев взлетающих почти над самыми головами самолетов уже приелись и воспринимаются как привычный фон. Снова в цепочку. И грузить, грузить, грузить. Главный враг – вездесущие сержанты интендантской службы с электронными планшетами в руках. Еще пара часов, и они замордуют тебя почище любого противника. Любой из взвода готов пришибить этих уродов с красными воспаленными глазами даже не по команде – по легкому кивку или движению бровей. По любому намеку. Но намека все нет. Озлобленные бойцы кидаются ящиками. С маху бьют ими по пластику кузовов. Сделанная на совесть армейская упаковка держит удар, не дает выместись на себе злость. Сигнал тревоги воспринимается как сигнал избавления от пытки. Сутки непрерывной физподготовки с использованием тяжестей вдохновят на драку самого закоренелого пацифиста. Тем более «Диких пчел».
Скорлупа брони защелкивается вокруг грязного, пропитанного пылью и потом комбинезона. Щитки плотно облегают локти и колени, стискивают бедра. Мир привычно окрашивается и подсвечивается зеленоватой рамкой прицельной панорамы. Разбивается на оконтуренные тактическим блоком объекты. Грузовики раззявили пасти пустых кузовов. Интенданты кричат в коммуникаторы. Требуют следующую порцию жертв. Мы уже не в их власти. «Дикие пчелы» предпочитают погибнуть с винтовками, а не с ящиками в руках.
– Наша очередь! – кричит Стелс. Вокруг бегут бойцы других взводов. Похоже, тут весь первый батальон. Над лесом появляются «мулы». Сколько же их! Определенно, война – масштабное действо.
– Пора отрабатывать халяву! – кричит наушник голосом взводного. Кажется, у него боевая истерика. Так бывает, когда слишком долго находишься в состоянии высокой кондиции. Идиот. Он даже помогал грузить машины в перерывах между изучением потока оперативных данных. Демонстрировал единство взвода. Быть ему комбатом. Если выживет.
Тактический блок сигнализирует о поступлении вводной. Триста двадцатый на связи. Удобная штука этот имплантат. Сергей дает команду к выдвижению, не размыкая губ.
На бетон плаца опускаются вертолеты. С грузовых каров быстро закидываются внутрь плотно упакованные транспортные кофры. Запах металла, пластика и резины внутри летающего дома. Такой привычный, вселяющий уверенность. Доклады командиров. Земля уходит вниз.
Батальон выстраивается клином. В центре вертолеты десанта. По бокам и впереди «косилки» огневой поддержки. Их много. Высоко над ними истребители сопровождения. Сергей ощущает себя винтиком всесокрушающей машины. Силища, заключенная в десятках боевых механизмов, под завязку набитых смертью, переполняет бойцов, делает их лица спокойными. А может быть, они до блевоты устали за последние сутки и им просто стало на все наплевать. Они привычно чистят и осматривают оружие. Перечитывают вводные. Разглядывают карты. Начинают дремать под гул турбин.
«Диким пчелам» – высадка на окраине Эскудо, разведка боем в сторону космопорта. Два остальных взвода роты – «Бизоны» и «Красные кайманы» – резерв и обеспечение эксфильтрации. По возможности обходить очаги сопротивления. Нарушать коммуникации противника, уничтожать тыловое обеспечение. Ротам «Браво» и «Чарли» захватить плацдарм и удерживать его до высадки основных сил или до команды к эвакуации. Непосредственную огневую поддержку обеспечивает пятерка «косилок», действующих с территории плацдарма. Поддержку по требованию и прикрытие с воздуха обеспечивают тактические истребители и штурмовики морского базирования. Время реагирования на запрос – от пяти минут до часа.
Под конвоем тянулась гладь бесконечного океана. Такого мирного. Яркое экваториальное солнце резвилось в бирюзовой воде. На борту все спали. Когда еще выпадет случай? Крутили огромными головами пулеметчики в своих прозрачных пузырях.
14.
Снова второй отсек. Надо пройти дальше. Люк перехода заклинило намертво. Сошедшая с ума система блокировки упорно не желает разблокировать стальную плиту, потому что по ее данным в третьем отсеке сплошной вакуум. Система восстановления же утверждает, что в третьем отсеке пригодная для дыхания атмосфера и температура пять градусов выше нуля по Цельсию. Стейнберг решает воспользоваться центральным лифтом. Над его шлюзом уютно светится зеленый индикатор. Запорный маховик легко проворачивается, открывая провал люка. Внутри темнее, чем в отсеке. Видимо, повреждено освещение. Луч нашлемного фонаря бьет в темный овал, выхватывая круг металлического пола капсулы лифта. Лейтенант склоняет голову, втискивается внутрь. Распрямляется, держась рукой за маховик люка. Поворачивает голову и замирает в ужасе. Все-таки к виду трупов трудно привыкнуть. Тем более, когда этот труп – твой бывший командир. Остекленевшие глаза из-под раскрытого забрала шлема смотрят внимательно, притягивают и не дают отвести взгляд. «Командир не может прибыть на мостик». Да уж, в таком виде прибыть куда-либо и впрямь проблематично. Неделя в замкнутом пространстве при температуре выше нуля не прошла без последствий. Щеки и лоб мертвеца покрывают темные трупные пятна. Капитан-лейтенант Брейсвил, железный человек, доводивший команду до изнеможения, готовя ее к бою, висит в тесной капсуле, сжав руками разорванный живот, так и не успев принять участия в первом бою своего корабля.
– Что ж, теперь моя очередь, старина. Теперь я командир. Меня кто-то повысил. Извини. – Стейнберг, кряхтя от натуги, с трудом протискивает негнущееся тело в люк. Буксирует к левому борту. Утрамбовывает в неработающий медицинский бокс. Плотно задраивает прозрачную полусферу крышки. Два других бокса уже заняты прежними обитателями отсека. Нет энергии, чтобы их заморозить. Но так все же лучше, чем дышать вонью разлагающегося мяса.
Страховочная скоба под теплоизолирующей перчаткой вздрогнула. Фрегат подрабатывал двигателями ориентации, меняя курс. Ожившая система управления вела судно в пятый сектор Ориона, система Бритта. На базу флота. Жаль, что накрылась система дальней связи. Во всяком случае, не удалось запеленговать ни одной станции ретрансляции из расположенных в этом секторе. В общем, связи с базой как не было, так и нет.
– Доклад: главный двигатель выведен на уровень мощности сорок процентов от нормы. Дальнейшее повышение мощности невозможно из-за повреждения контура охлаждения. Расчетное время выхода на границу системы Бритта – сто двадцать часов, – женский голос в затылке больше не казался чем-то потусторонним. За прошедшую неделю Стейнберг научился говорить с системой управления на отвлеченные темы, временами безбожно отвлекая ее ресурсы от первостепенных задач. Одиночество внутри заледеневшей стальной скорлупы, тесное общение с мертвецами и хрипы умирающих по каналам аварийной связи способствуют развитию философских взглядов на жизнь. Зачем он тут? Почему не работает бухгалтером в магазине своего дяди Джорджа? Какого хрена ему не жилось в верхнем ярусе мегаполиса Лукс, где полно кондиционированного воздуха, горячей воды и холодного пива? Ради чего шесть долгих лет в училище Флота он подвергался издевательствам над душой и телом? Для того, чтобы покрасоваться синим кителем перед портовыми проститутками? Для того, чтобы в конце концов сдохнуть от удушья в пустоте системы, у которой даже нет названия? Для чего он живет? Почему не умер вместе с другими? Может быть, бог все-таки существует? Как любой флотский, он был закоренелым атеистом. Трудно верить в бога, когда пролетаешь за сутки несколько звездных систем, нигде не встречая следов его присутствия. Может быть, он оставлен в живых для выполнения какой-то миссии? Тогда к дьяволу бога, если даже высшее существо определяет его назначение, вписывает его в штатную ведомость и планирует его дальнейшее использование. Тот же флот, только невозможно дезертировать. «Я так не согласен», – твердил лейтенант своему собеседнику. Или самому себе. Компьютер научился слушать излияния Стейнберга. Казалось, он чувствовал, когда можно задавать вопросы, делая вид, что не понял команду, а когда просто молчать. И слушать. Жаль, что он не может ответить ни на один из вопросов.
И сделать что-либо было уже нельзя. Можно было только изображать героя и продолжать бороться. Даже бездельничать, накачиваясь стимуляторами или спиртным, было уже невозможно. Управляющая система враз усыпит его, если решит, что его действия как командира неадекватны и идут вразрез с уставом Флота. Стейнберг не хотел умереть во сне.
Фрегат упорно ползет к базе. Набитый мертвецами и безмолвный, словно Летучий Голландец.
15.
Высадка. Хоровод «косилок» над западной окраиной Эскудо. Бронированные монстры едва не касаются крыш одинаковых трехэтажных домов, с ревом проносясь по кругу. Ураганный ветер винтов срывает с плоских крыш куски кровли, расшвыривает их по покрытой мусором улице. До стены джунглей – полоса отчуждения, выжженная и вытравленная химикатами пятикилометровая буферная зона. Ограждает городок от воздействия зеленого ада.
Небо исчерчено сплошной сеткой инверсионных следов. Десятки имперских самолетов барражируют на разных высотах. Не рискуя, однако, опускаться слишком низко – откуда-то далеко из-за домов регулярно протягиваются вверх ниточки ракетных пусков, отгоняя нежелательных гостей. Если бы не это, высадка выглядела бы совсем мирной. Более мирной, чем даже учебная. Беспилотные разведчики передают картинки опустевших улиц окраины. Кое-где – выбитые окна. Один-два брошенных автомобиля с распахнутыми дверцами. Пара трупов гражданских на тротуаре. Перебегают улицу два небритых мужика с пластиковыми канистрами воды под мышками. Испуганно оглядываясь, тихонько крадется вдоль дома молодая женщина с пакетами в руках. Никаких следов присутствия противника в районе.