Джаред слушал Нахума и диву давался. Всего лишь два?! В почтительном молчании он ждал продолжения.
— Первое заключается в том, что ты ничего не воспринимаешь всерьез. Относишься ко всему легкомысленно, будто это игра. У нас нет места тому, кто решил вести себя как… э-э-э…
— …свободный дух?
— Именно. Мы все одна команда. Ты должен научиться работать вместе с другими.
— Я постараюсь.
Нахум скрестил руки на груди, и стала видна кайма с золотыми знаками отличия, отягощавшая рукава.
— Первым делом начни величать Мердада как положено, не называй его Мерди.
Так, значит, его противник по игре нажаловался.
— И будет еще лучше, если другие перестанут обращаться к тебе по прозвищу. «Джерри» звучит слишком фамильярно и легковесно для того рода деятельности, какой мы занимаемся.
Джаред почтительно склонил голову.
— Да исполнится воля ваша. А в чем другое препятствие?
Нахум бросил на него недоверчивый взгляд — уж больно тот покладист. Он открыл другую папку и, вынув разлинованный лист пергамента, передал его Джареду.
— Похоже, произошла досадная оплошность. Твое обучение еще не закончено.
Джаред просмотрел список многочисленных практических и теоретических занятий, выведенный изящным почерком.
— Но я сдал все предметы, причем с отличием.
— Ты не прошел ученичество на Земле, — объяснил Нахум. — Прежде чем перейти на следующий уровень хранителя, необходимо приобрести практический опыт.
Джаред вернул пергамент.
— Я же был среди людей и знаком с ними.
— Но ты никогда не был одним из них. Во всех заданиях ты оставался невидимым для своих подопечных. А это значит, что тебе не приходилось учиться общению с ними на их уровне.
Джаред перебил наставника и бросился доказывать, что это не так. Что он уже несколько раз вступал в контакт с вверенными ему людьми — нашептывал им предостережения. Но Нахум взмахом руки остановил поток его протестов.
— Невозможно до конца понять людей, пока на себе не испытаешь искушений и ограничений, с которыми они сталкиваются. Например, их неспособность становиться невидимыми или проходить сквозь материальные преграды. Впрочем, ты поймешь меня, когда примешь человеческое обличье.
— Нет, нет! Только не это! Неужели мне придется беспомощно барахтаться в подгузниках и плясать под дудку родителей? Вы же знаете, я плохо переношу ограничения в свободе.
— Потому-то ты и проскочил ученичество. Не нашлось таких родителей, что заслужили подарочек вроде тебя. — Нахум откинулся в кресле, задумчиво поглаживая длинную каштановую бороду. — Есть тут одно поручение для тебя.
Джаред облегченно вздохнул: если Нахум дает ему задание, он спасен. Не придется проходить через малоприятные ступени рождения, учебы в школе и прочее.
— Одна молодая женщина нуждается в твоей опеке.
Джаред поморщился. Он, конечно, сделает все возможное, но если она какая-нибудь хромоножка, лучше ей запастись бинтами и холодными компрессами.
— Дайте мне пять минут. Я только переоденусь.
— Не стоит, — остановил его Нахум. — Ты будешь служить хранителем и в то же время проходить ученичество в теле человека.
Джаред даже рот раскрыл от удивления. Все-таки он попался.
— Да как же мне оберегать человека, если я сам буду хныкать из-за бутылочки молока?
Нахум смотрел на Джареда, и в его взгляде читалось безграничное терпение.
— На Земле обитает одна душа. Из песочных часов ее жизни почти высыпался песок. Ты займешь место этой души, когда ее время истечет.
Джаред даже потер себе уши, боясь поверить в услышанное.
— Значит… никаких детских шалостей, никаких потасовок с хулиганами в школьном дворе?
— Тебе предстоит стать мужчиной тридцати двух лет. Будешь жить в Чесдене, штат Иллинойс. Это Соединенные Штаты, — напомнил Нахум. И добавил, подумав: — Пожалуй, единственная подходящая тебе страна при твоем неординарном поведении.
— А что женщина? Как мне защищать ее?
Нахум закрыл папку.
— Подробностей я не знаю. Тебе самому придется их выяснить на месте. Но известно, что женщине угрожает опасность — ее душа может покинуть земную оболочку слишком рано, за пятьдесят-шестьдесят лет до назначенного ей срока. Твоя задача — позаботиться о ее безопасности.
Джаред удивленно качнул головой.
— Пятьдесят лет, всего-то? Из-за чего тогда сыр-бор? В масштабах вечности пятьдесят лет — всего лишь мгновение, и глазом моргнуть не успеешь.
Нахум взглянул на подчиненного с высоты своего кресла. Он уже привык и к огромным крыльям, и к золотой оторочке рукавов, отличавшей его высокий сан. Нахум рассчитывал занять трон еще повыше, но если Джаред провалит задание, он вмиг лишится и этого поста, заслуженного с таким трудом.
С другой стороны, если Джаред сумеет направить свою завидную изобретательность и энергию в нужное русло, Нахум будет вознагражден сторицей.
— Надеюсь, земной опыт исправит многие твои недостатки.
Пока Ким добралась до госпиталя, состояние Джеральда ухудшилось. Перед тем как войти в приемное отделение «Скорой помощи», она остановилась у питьевого фонтанчика. Вода показалась ей тепловатой и затхлой. Но зато, пока пила, она сумела совладать с чувствами. Ее память все прокручивала сцену, когда Джеральд отъезжал от дома, — в ту минуту ей хотелось, чтобы он исчез из ее жизни навсегда.
Угрызения совести не давали ей покоя. Джеральд, конечно, поступил отвратительно, но никто не заслуживает такого конца.
Ким вошла в отделение реанимации. Прошла мимо нескольких палат; они были пусты. В одной она заметила маму у кровати малыша. На вид ему было года два, не больше. Дальше коридор разделялся на несколько проходов с палатами по обеим сторонам. Она остановилась, не зная, в какой лежит Джеральд.
Сестра за стойкой подняла взгляд от кипы медицинских карт.
— Вам помочь, мисс?
— Я ищу Джеральда Киркленда.
— Вы его жена?
Ким колебалась. Разрешат ли ей увидеться с Джеральдом, если она не назовется его родственницей?
— Я… э-э-э… невеста. — Она солгала лишь наполовину.
— Тогда пойдемте, — сказала сестра и вышла из-за стойки. — Его готовят к операции. Может, вы успеете еще взглянуть на него.
Лицо у Джеральда было белое, как полотно простыни, на которой он лежал. Над ним висели два пластиковых мешочка. Из одного в вену капала прозрачная жидкость, из другого — кровь. В его легкие закачивали кислород, и трубка издавала шипящий звук.
При виде Джеральда у Ким перехватило дыхание.
— Тебе плохо, детка? — забеспокоилась сестра.
Ким покачала головой и шагнула ближе, стараясь не замечать многочисленных трубок и проводов, опутавших Джеральда. У него было большое, сильное тело, привыкшее к активной жизни. Именно его фигура привлекла ее в первый момент их встречи. Других женщин, наверное, тоже.
Ким прогнала от себя эту мысль. Взяв его руку, она слегка сжала ее. Ответа не последовало. Ким с ужасом начала осознавать, что ничего не может для него сделать. Ее глаза стали влажными, и слезинки капнули Джеральду на руку.
— Он не может ответить, — сказал ей врач, — но не исключено, что слышит вас. Подбодрите его, скажите ему о своих чувствах.
О своих чувствах? Что я больше не люблю тебя, но не хочу твоей смерти? Так, что ли? Нет, она не будет такой жестокой.
Когда Ким наконец заговорила, ее голос прозвучал как-то неестественно:
— Держись, не уходи.
Она снова стиснула его руку, вкладывая в жест те настоящие чувства, что не могла выразить словами.
Бип, бип, бип… Единственным ответом был сигнал на мониторе, следящем за работой сердца. Еще один врач вошел в палату, а за ним женщина в белом халате.
Ким выпустила руку Джеральда и вышла за дверь. В коридоре она села на скамью, решив ждать конца операции.
До нее доносились негромкие голоса и ритмичный звук сигнала на мониторе. Вдруг он сбился на секунду и тут же превратился в длинный и ровный. По фильмам Ким знала, что это плохой знак. В палате засуетились. Она подбежала, отдернула занавеску и на мгновение застыла в ужасе. Ей хотелось помочь, но она понимала, что бессильна что-либо сделать. Оставалось просто стоять и ждать, глядя невидящим взглядом в пустоту. Врачи тем временем боролись за Джеральда, пытаясь вернуть его к жизни.
Наконец один отошел и стал снимать перчатки.
— Мы потеряли его.
Господи, не дай ему умереть, пожалуйста!
Врач перестал снимать перчатки и посмотрел на Ким. Кажется, она молилась вслух.
— Уведите ее, — потребовал врач.
К ней подошла женщина в белом халате и взяла под руку, уводя. Но Ким успела заметить, как лицо Джеральда накрыли простыней.
Измученная, она дала увести себя к скамье в коридоре. Сестра утешала ее, но Ким не слышала. Она прислушивалась к звукам, доносившимся из палаты Джеральда.
Сестра посоветовала ей позвонить, чтобы кто-нибудь заехал за ней и отвез домой. Ким вспомнила, что ни слова не сказала ни отцу, ни мачехе, а сразу же помчалась в госпиталь. Она отыскала в кошельке несколько монеток и поднялась.
В палате за задернутой занавеской послышался голос:
— Кажется, шевельнулся. Клянусь, я видел, как он дернулся под простыней.
И в подтверждение монитор снова дал сигнал, сильный и ритмичный.
Сестра бросилась в палату. Ким почувствовала слабость в ногах и тяжело опустилась на скамью.
— Ну-ка, дайте взглянуть, — услышала она голос того самого врача, что распорядился вывести ее из палаты.
Еще немного, и ритм сердечного биения, отражавшийся на мониторе, выровнялся.
Сестра прошептала в благоговейном ужасе:
— Чудо.
Сначала Джаред услышал звуки. Громкую какофонию, совсем непохожую на мягкое, мелодичное звучание, привычное его уху. Мужской голос спросил кого-то, не беспокоит ли его геморрой. Щелчок. Женщина жалуется на застарелые, трудновыводимые пятна. Снова щелчок. Что-то ударяется о твердую поверхность, и раздается неистовый хохот.
Джаред с усилием разомкнул веки. И зажмурился от ослепительного света, падавшего с потолка. Снова хохот. Он повернул голову на звук. И увидел большой ящик, прикрепленный к стене. Внутри ящика двигались маленькие фигурки людей. Джаред слышал, что такой ящик есть у Верховного, он наблюдает через него за людьми. Но вряд ли это кабинет Босса. Послышался шорох, и он повернул голову.