Теперь она заметила, что Джейсон тоже проявляет характерные признаки повышенной тревожности. Несколько месяцев назад, во время ее визита в ежегодный летний лагерь на берегу Чесапикского залива, где дети плавали и учились ходить под парусом, инструктор, хорошо знакомый с Джейсоном, отвел ее в сторонку и тихо спросил, все ли у них в порядке.
– Инструктор сказал мне, что Джейсон отказывается заходить в воду, поскольку боится морских паразитов или что его покусают крабы.
По словам Лайлы, в некотором отношении она может это понять: в Чесапикском заливе обитает множество мелких морских тварей. Но черви-паразиты встречаются очень редко, а крабы-отшельники обычно разбегаются при приближении человека.
– В прошлом году у него все было отлично, – говорит Лайла. – Он любит плескаться в воде. В конце концов, он вырос на побережье Чесапикского залива!
Потом, вскоре после начала учебного года у Джейсона появились другие признаки нездорового беспокойства. Однажды вернувшись из школы, он сказал, что хочет остаться дома на следующий день. Лайла знала, что его класс получил задание подготовить доклады о знаменитых писателях.
– Он написал хорошо продуманный доклад о Лоис Лоури[50], которая написала «Дающего», – говорит Лайла. – Он даже несколько раз прочитал его мне и моему мужу. Это было замечательно!
Лайла позвонила в начальную школу Джейсона и попросила учителя помочь мальчику справиться с беспокойством. Они с мужем научили его методике глубокого дыхания и отправили в школу.
Немного позднее позвонила школьная медсестра и сказала, что Джейсон находится у нее в кабинете. Он начал читать свой доклад, но остановился на середине, потому что не мог правильно произносить слова. В его глазах стояли слезы. Учитель вывел его из класса, чтобы поговорить наедине, и Джейсон заявил: «Я плохо себя чувствую, у меня болит живот, и мне нужно домой!»
Лайла отвела мальчика к терапевту, который сказал, что он страдает от повышенной тревожности. Разумеется, она заволновалась.
– С учетом моих собственных проблем, было совершенно естественно беспокоиться о том, что мой мальчик испытывает нечто подобное, – говорит Лайла. По ее словам, она хорошо понимает, что «у беспокойных родителей вырастают беспокойные дети. Я была бы слепой, если бы не сознавала, что наблюдение за моими недугами повлияло на Джейсона и на его отношение к миру».
Это обстоятельство привело Лайлу к еще более серьезному вопросу.
– Если все происходит оттого, что Джейсон постоянно переживает о моем здоровье, то откуда мне знать, является ли это всего лишь психологическим эффектом, или же в его мозге творятся какие-то нехорошие перемены?
Лайла считает, что она во многих отношениях виновата в проблеме Джейсона. По ее словам, если бы его домашняя жизнь была спокойнее, то есть если бы она поменьше болела и не страдала от рассеянности и забывчивости, разве он вырос бы таким чувствительным мальчиком?
– Если я смогу справиться со своими когнитивными проблемами и тревожными состояниями, поможет ли это Джейсону стать спокойнее? – спрашивает она. – Или он уже провел столько времени, наблюдая за моими недугами, что его мозг каким-то образом изменился?
Лайла одновременно обеспокоена и заинтересована. Она касается важного вопроса, как выяснилось, того самого, о котором размышляла и Кэти Харрисон. Через несколько недель после прогулки с Лайлой у меня был похожий разговор с Кэти по Skype. Будучи матерью-одиночкой, она особенно беспокоится о том влиянии, которое ее депрессия и паническое расстройство могут оказать на детей, Минди и Эндрю.
– Меня беспокоит, что мой страх и тревога усиливают такие же чувства у них, – говорит Кэти. – Или они почему-то считают себя виноватыми в моих недугах и думают, что какие-то их занятия, слишком активные или шумные, заставляют меня плохо себя чувствовать.
Как отделить ситуационный контекст от биологического в понимании психиатрических и когнитивных расстройств? К примеру, как отличить стрессовые условия от перевозбужденной микроглии, которая начинает изменять нейронные синапсы в развивающемся мозге? А если мы понимаем, что эти два фактора – хронический ситуационный стресс в домашней обстановке и изменения мозга – являются взаимосвязанными, то как воспользоваться этой информацией, чтобы помочь семьям таких матерей, как Кэти и Лайла?
Травмированная микроглия
Десятилетия исследований свидетельствуют о том, что мозг весьма пластичен и постоянно изменяется, взаимодействуя с окружающей средой. Как объяснила Бет Стивенс, множество разных факторов нашей повседневной жизни могут влиять на активность микроглии на биологическом уровне.
Одним из таких внешних факторов является хронический стресс или эмоциональная травма. Когда дети сталкиваются с хроническим и непредсказуемым стрессом[51] и постоянно находятся в настороженном состоянии, иммунная система повышает уровень воспалительных химических веществ в качестве реакции, и этот токсичный коктейль оказывает влияние на разные функции организма.
Постоянное поступление воспалительных веществ в развивающееся тело и мозг меняет экспрессию генов, регулирующих уровень стрессовой реакции. А это, в свою очередь, «перезагружает» и усиливает ее[52]. Поэтому без своевременного вмешательства мозг начинает работать в режиме «бей или беги». Исследователи из Йельского университета недавно обнаружили[53], что у детей, которые постоянно находятся в неблагоприятных условиях, происходят медленные изменения во всех 23 хромосомах генов, регулирующих стрессовую реакцию. Это приводит к усиленной выработке воспалительных веществ.
Именно поэтому дети, живущие в условиях хронического и непредсказуемого стресса[54], согласно статистике, гораздо больше подвержены риску развития множества физических заболеваний в зрелом возрасте, включая аутоиммунные нарушения, рак и болезни сердца. Мы также знаем, что дети, которые в раннем возрасте переживают тяжелую стрессовую нагрузку[55], в три раза больше склонны к развитию депрессии или других психических расстройств в зрелом возрасте.
У таких детей происходят значительные изменения в архитектуре мозга. Когда исследователи проводят сканирование мозга у взрослых людей[56], испытавших различные виды стресса в раннем возрасте, то часто обнаруживается, что гиппокамп оказывается меньшего размера и немного атрофированным по сравнению с людьми, которые выросли в нормальных условиях. Стресс в раннем детстве принято называть неблагоприятными детскими переживаниями (НДП). Они могут включать в себя контакты с родителями, которые страдают хроническими болезнями или психическими расствройствами.
У подростков с диагнозом хроническая депрессия гиппокамп уже демонстрирует признаки «усыхания». Это подразумевает ускоренное отмирание его нейронов[57]. Гиппокамп – область мозга, отвечающая за эмоциональные реакции и взвешенное отношение к окружающему миру на основании воспоминаний, интерпретаций и ощущений. Во многих отношениях он вместе с некоторыми другими областями мозга определяет наше понимание того, кем мы являемся в окружающем мире. Когда его функция нарушена, это изменяет не только способность обрабатывать чувства и воспоминания, но и поведение.
Сходным образом, при сканировании мозга детей и подростков, испытавших хронический стресс, выявляется гораздо меньше нейронных связей между гиппокампом, миндалевидным телом (областью мозга, которая обрабатывает первичные сигналы опасности) и префронтальной корой (она отвечает за принитие решений и реакцию на происходящее), а также в нейронной сети пассивного режима работы мозга (системы, которая обеспечивает коммуникацию между всеми этими структурами, а также вносит вклад в восприятие самого себя). Это значит, что мозг детей вроде Джейсона мог претерпеть изменение синаптических связей[58] в тех областях, которые должны сообщать о безопасности в той или иной ситуации, но не делают этого, потому что некоторые нейронные связи просто не работают должным образом.
Поэтому, хотя стрессовые факторы могут иметь ситуационную или эмоциональную природу, они в любом случае приводят к изменениям архитектуры мозга и к обостренной иммунной реакции как в теле, так и в мозге.
Мы также знаем, что такая реакция непосредственно связана с высокой вероятностью развития психических расстройств. В то время, когда Бет Стивенс обустраивала свою лабораторию в Гарварде, исследования в области иммунной психиатрии начинали показывать четкую связь высокого уровня воспалительных биологических маркеров в организме с расстройствами мозговой функции (включая депрессию, нарушения обучаемости, аутизм, болезнь Альцгеймера, обсессивно-компульсивное расстройство и другие).
Пациенты вроде Кэти, страдающие от общего депрессивного расстройства[59], часто имеют сильно повышенный уровень провоспалительных цитокинов, известных как интерлейкин-6 и C-реактивный белок. Примерно на 31 % выше, чем у людей без симптомов депрессии. А это часто является прогностическим фактором психических расстройств за годы до проявления симптомов. К примеру, если у женщин в 2008 году был повышен C-реактивный белок, то к 2012 году у них втрое возрастал риск развития депрессии по сравнению с контрольной группой. А у десятилетних детей[60] (лишь немного моложе Джейсона, сына Лайлы) с повышенным уровнем интерлейкина-6 и C-реактивного белка значительно возрастал риск развития депрессии к восемнадцати годам.