Он показывает изображение левой височной доли мозга Кэти, которая переливается ярко-красным цветом.
– Мы видим, что левая сторона вашего мозга очень активна, – гораздо активнее, чем правая. С правой стороны мозг далеко не так активен, как нам хотелось бы видеть. И то и другое, – подчеркивает он, – является существенным отклонением от нормы.
Палец Асифа перемещается вдоль монитора к правой стороне мозга Кэти.
– Здесь мы видим значительное отклонение в правой островковой доле, правой теменной доле и правой части префронтальной коры: преобладание медленных волн в тех областях, которые связаны с эмоциональной регуляцией.
Асиф объясняет, что Кэти сталкивается с большими трудностями в переживании и обработке эмоций, и ей тяжело проявлять соответствующие эмоциональные реакции на любую конкретную ситуацию.
Я невольно думаю о том, что лицо Кэти выглядит необычно бесстрастным, когда она говорит о трудных вещах. (Знаменитая фраза Джеймса Джойса из «Дублинцев»[154] о мистере Даффи, который «жил на некотором расстоянии от своего тела», хорошо описывает отношение Кэти к ее эмоциям.)
Доктор Асиф указывает, что левая височная доля Кэти и ее префронтальная кора высветились ярко-красным цветом при реакции на картинку с горящими башнями. Эта область также испытала чрезмерную стимуляцию, когда она думала о чем-то грустном.
Потом он возвращается к недостаточно активной правой стороне мозга, в которой ее мозговые волны движутся слишком медленно.
– Даже если вы ощущаете панику, ваше тело не реагирует на стресс так, как это должно быть, – говорит он.
Моторная кора Кэти тоже недостаточно активна. По словам доктора Асифа, это выглядит так, как будто в определенный момент ее жизни мозг научился отключать все входные сигналы, поступающие от ее тела. Это происходило даже в префронтальной коре и других областях мозга, которые должны подсказывать ей, что она должна быть напряженной и бдительной.
Доктор Асиф смотрит на Кэти, словно угадывает ее страдания по кофейной гуще или по чайным листьям. Он снова показывает на правую островковую и теменную долю.
– Как ни парадоксально, эта активность медленных волн помогает объяснить ваши приступы паники, – говорит он. – Она свидетельствует о том, что эмоциональные центры вашего мозга имеют слишком мало энергии. Когда жизнь кажется невыносимой, или вы испытываете острую тревогу, то вместо того, чтобы ощутить эти чувства в теле, вы замыкаетесь в себе. Вы отстраняетесь от своего окружения и уходите в отрицание действительности. Вы уходите в офлайн.
Он объясняет, что сначала это могло казаться безопасным выходом, «потому что вы ничего не чувствуете. Тревожные мысли становятся неотступными и полностью овладевают вами. Вы как бы уходите в глухую оборону и начинаете винить других, но прежде всего себя. В сочетании с замкнутостью и невозможностью выразить чувства, тревога усиливается до такой степени, что вы больше не можете контролировать ее, – говорит Асиф. – Жизнь кажется настолько пугающей, что вам не хочется даже двинуться с места.
Есть еще одно обстоятельство, на которое он хочет обратить внимание. Когда Кэти закрыла глаза во время динамического сканирования мозга, то ее мозговые волны показали рисунок, которой он часто видит у пациентов с депрессией.
– Здесь нет пика активности альфа-волн, даже когда ваши глаза были закрыты, – говорит он. – Этот альфа-пик представляет собой освежающий и восстановительный ритм мозга. Когда он отсутствует при закрытых глазах, это показывает, что мозг не может отдохнуть даже во сне. У него нет передышки, поэтому вы с высокой вероятностью почти постоянно испытываете физическую усталость. А это лишь усиливает желание отключиться от окружающего мира.
Кэти медленно кивает, слушая доктора Асифа, как будто кто-то впервые понял, что она испытывает на самом деле. Его слова только подтверждают ее собственные выводы.
– Думаю, что это началось еще в довольно юном возрасте, – предполагает доктор Асиф. – Мы наблюдаем такой рисунок медленных волн у людей с историей ранней детской травмы. Так реагирует мозг ребенка. Он входит в состояние травматического ступора и отрешенности, чтобы уберечься от потока сильных эмоций. Нейронные сети начинают давать сбои, и мы видим отклонения в определенных местах, – он делает паузу. – Мы наблюдаем это у многих людей.
Асиф даже предполагает, что, на основании массива клинических данных, Кэти могла пережить детскую травму еще в двухлетнем возрасте. При этих словах Кэти начинает плакать.
– Мне жаль, – говорит она. – Мне так жаль!
Кэти начинает неудержимо рыдать, как будто все эмоции, которые она так долго держала в себе, вдруг прорвались наружу.
Доктор Асиф подает ей коробку с салфетками и мягко кладет руку на плечо. Мы все молчим, ощущая прилив сопереживания.
Кэти снова и снова протирает глаза.
– Мои родители постоянно ссорились, – начинает она. – Иногда мой отец бил кулаком в стену. У него был буйный характер, и в нашем доме все могло измениться в любой момент.
– Что вы делали в такие моменты? – спрашивает Асиф, глядя на нее.
– Я представляла, что становлюсь как можно меньше. Я старалась отключиться от этого. Иногда выходила на улицу и начинала быстро бегать взад-вперед на заднем дворе. Я внушала себе, что если смогу бегать без остановки, то все снова будет в порядке.
Доктор Асиф объясняет Кэти, что воздействие домашней обстановки в детстве нельзя отделить от биологических факторов. Переживания, отношения с опекунами и болезненные воспоминания изменяют внутренние связи в человеческом мозге. С самого рождения наши эмоциональные реакции и развитие мозга формируются под влиянием внешнего мира. Любое взаимодействие с родителями, любые зрелища, звуки и прикосновения влияют на нейронные связи в развивающемся мозге. Их изменения, в свою очередь, определяют реакцию человека на окружающий мир в последующие годы и влияют на восприятие.
По словам Асифа, в случае Кэти совсем неудивительно, что даже малейшая нагрузка становится непосильным испытанием для нее.
– Ваша правая моторная кора говорит: «Эй, я не хочу этого делать», – объясняет он.
По лицу Кэти пробегает тень осознания его правоты.
– Когда я смотрю на это и убеждаюсь, что мой мозг не реагирует, то я чувствую себя потрясенной, – признается она, вяло указывая на изображение мозга, которое медленно вращается перед ней на компьютерном мониторе. – Вот что я чувствую: я не могу реагировать на жизнь. Вчера я так беспокоилась насчет этой поездки, что мне пришлось лечь в постель, и я даже не смогла отвезти Эндрю на урок карате.
По ее лицу текут слезы.
Доктор Асиф садится рядом с ней на потертый кожаный диван. Он наклоняется вперед, упершись локтями в колени и сложив пальцы перед собой, и внимательно слушает. Кажется, он интуитивно понимает, что у Кэти не осталось ничего, кроме слепой веры в то, что он может как-то помочь ей.
– Мне нужно заранее планировать каждую подробность, чтобы даже посещение продуктового магазина не привело к приступу паники, – продолжает она. – Я хожу туда утром, когда там мало людей. После этого я могу прилечь на несколько часов, – Кэти иронично улыбается. – Несколько лет назад я прикрепила под нашим дверным звонком табличку с надписью черными заглавными буквами: «Не звоните и не стучите: просто оставьте посылку», потому что стук в дверь или сигнал звонка режет мои нервы. Я всегда заранее думаю о том, как обойти любые некомфортные обстоятельства. Это изматывает меня. Я нахожусь в рабстве у своего расстройства.
Кэти снова прикладывает к глазам салфетки, скатанные в шарики.
– Сейчас я чувствую, как будто вы заглянули мне в душу. Все постоянно гадали, что со мной происходит. – Она снова показывает на скан ее мозга. – Значит, это и есть то плохое, что не дает мне нормально жить?
– Я вижу весьма обнадеживающие вещи, Кэти, – заверяет доктор Асиф. – Мы понимаем, что происходит. На основании работы с тысячами пациентов мы знаем, как можно справиться с этим.
– А мои панические приступы? – спрашивает она. – Тут что-то можно сделать?
Доктор Асиф улыбается.
– Паника лечится едва ли не легче всего остального, – отвечает он. – Я бы даже сказал, что к концу второй недели лечения ваши симптомы уменьшатся на 20–30 %, – он делает паузу и добавляет: – Просто дайте мне две недели, и я вытащу вас оттуда.
Асиф говорит, что в случае Кэти (как и в большинстве случаев) он будет совмещать транскраниальную магнитную стимуляцию с нейронной обратной связью и тренировкой блуждающего нерва. По его словам, последнее поможет Кэти научить ее вегетативную нервную систему реагировать на стрессовые факторы окружающей среды. Он со своими ассистентами покажет ей, как частота дыхания и сердцебиения влияют на сканы мозга и как реакции вегетативной нервной системы воздействуют на ее восприятие мира и собственной личности.
– Вы узнаете, что вы сами можете контролировать эти области мозга и управлять вашими чувствами, – говорит Асиф.
Он уверен, что самым эффективным инструментом для помощи будет транскраниальная магнитная стимуляция.
– Мы будем работать с правой стороной вашего мозга, чтобы изменить базовый уровень нейронной активности, и попытаемся активизировать области, где преобладают медленные волны.
Кэти хочет сразу же приступить к лечению; она не может ждать. На самом деле она уже договорилась о других встречах в конце этой недели на тот случай, если откажется от терапии, но теперь придется отменить их.
Обратный отсчет
Кэти находится в полулежащем положении в большом кожаном кресле, – на этот раз в небольшой палате бронсквилльского отделения Центра здоровья мозга. Доктор Асиф снова надел ей шапочку и заполнил отверстия липким гелем для прикрепления электродов. Он подключает электроды к кЭЭГ и к аппарату магнитной томографии низкого разрешения. Через несколько минут он проведет точно такое же сканирование, как и во время ее предыдущего визита. Асиф еще не приступил к лечению. Сейчас он показывает Кэти свой план терапии и объясняет, к