– Изменение работы этих связей – образно говоря, изменение их дурного поведения – вот задача нейронной обратной связи, – добавляет Фишер. – Мозг восстанавливает свою оптимальную функцию. Нейронная обратная связь – это не чудо: просто она работает лучше всего остального, что мне известно.
Я делюсь этими сведениями с Хезер, и она признается, что не вполне понимает научные принципы, стоящие за работой нейронной обратной связи. Однако она полагает, что ей стоит пройти от двадцати четырех до тридцати шести сеансов терапии, о которых говорил доктор Траллингер, и увидеть, к чему это приведет.
– Мы до сих пор не знаем, как работают некоторые лекарства, или почему они вызывают ужасные побочные эффекты, – задумчиво говорит Хезер. – Поэтому совершенно нормально, что я не понимаю механизмы нейронной обратной связи. По крайне мере, она не имеет побочных эффектов, так что я в игре!
Глава 12Перезагрузка семейных проблем
Как балерина может выполнять многочисленные пируэты[202] и при этом не падать и не испытывать головокружение? Как профессиональный пианист может безупречно исполнять Баха или Бетховена даже с закрытыми глазами? Ни балерина, ни пианист не родились с такими навыками. Их мозг натренирован для выполнения этих совершенно разных задач. Нейронная архитектура медленно изменялась, позволяя им делать то, что они когда-то не могли себе даже представить.
Нейронная обратная связь тоже тренирует, упорядочивает и усовершенствует мозг.
Первый сеанс терапии Хезер
Марк Траллингер инструктирует Хезер перед началом первого сеанса терапии. Его объяснения очень просты:
– Каждый раз, когда вы слышите звуковой сигнал, говорите своему мозгу: «Хорошая работа!»
Когда Хезер будет слышать короткий гудок, это значит, что ее мозговые волны приближаются к оптимальному состоянию. То есть происходит уменьшение активности альфа-волн, увеличение активности бета-волн, что коррелирует с улучшением ясности сознания и сосредоточенности.
– Чем больше гудков вы слышите, тем больше мы убеждаемся в том, что ваш мозг учится лучше функционировать. Каждый раз, когда вы говорите своему мозгу «Хорошая работа!», это придает ему дополнительный толчок к обучению. Не пытайтесь что-то внушать себе. Просто лежите и старайтесь сохранять состояние ума, как будто вы задремали перед телевизором, но все еще слышите фоновые звуки. Просто слушайте гудки, говорите вашему мозгу «Хорошая работа!» и равномерно дышите. Не забывайте о дыхании.
Кроме этого, от Хезер больше ничего не требуется.
Хезер находится в полулежащем состоянии в просторном медицинском кресле. Траллингер прикрепляет шесть электродов к коже головы и подключает их к компьютерам. При ТМС-терапии врачи часто проводят динамическое сканирование мозга в реальном времени, поскольку им нужно увидеть чрезмерно или недостаточно активные области и понять, куда нужно направлять магнитные импульсы. Во время сеансов нейронной обратной связи через кЭЭГ они обычно подключают электроды только к отдельным участкам мозга, которые собираются лечить. Как правило, им нужно от одного до шести электродов для успешного сеанса.
Когда Траллингер усаживается перед компьютером для наблюдения за терапией Хезер, мы слышим тихое низкое гудение, которое повторяется через каждые пять-десять секунд. Для меня это похоже на ворчание маленькой собаки: Вуф!… Вуф! Я невольно думаю, что это похоже на дрессировку собаки, чтобы она лаяла на незваных гостей (в данном случае на нежелательные волновые структуры). Когда она делает это, нужно говорить ей «Хороший песик!».
Траллингер помогает Хезер повышать уровень тета-волн (сигнальная активность которых связана с вниманием и сосредоточенностью) и понижать уровень альфа-волн (связанных с состоянием грез наяву). Когда он видит, что кривые этих волн сближаются друг с другом, то поощряет это действие звуковым сигналом, а Хезер – мысленной похвалой. Сигналы начинают повторяться все чаще.
– Я учу мозговые волны следовать этой закономерности с помощью поощряющих сигналов, – говорит он.
Траллингер объясняет, что мозг воспринимает звуковой сигнал как поощрение, поскольку Хезер было сказано, что гудок – это хорошо; к тому же она внушает себе, что это так. Она хочет слышать больше гудков, поскольку считает, что это улучшает ритм ее мозговых волн.
Траллингер проводит аналогию с бумажными деньгами.
– Если бы у нас не было точки отсчета для определения стоимости стодолларовой купюры, то она бы ничего не стоила. Точно так же, сигнал сам по себе ничего не значит. Но когда мы знаем, что стодолларовая бумажка позволяет иметь больше необходимых вещей, способствует выживанию и в целом считается полезной вещью, она становится вознаграждением. Когда вещь или событие приобретает определенный контекст (в данном случае звуковой сигнал), это входит в привычку и усваивается при обучении. На языке психологов, это нельзя назвать классическим оперантным обучением, поскольку оно требует социальных навыков, ассоциативного мышления, и, до некоторой степени, классической выработки условного рефлекса.
Допустим, вы заблудились в лесу и ищете тропу, которая выведет вас оттуда. Если вы постоянно выбираете неверную тропу, которая уводит вас не в ту сторону, со временем она становится натоптанной и лучше различимой. Со временем вы перестаете видеть другие тропы, даже если знаете, что от этой нет никакой пользы. Но когда ваш мозг учится замечать другую, лучшую тропу, ту, которая дает надежду в конце концов выйти из леса, вам становится легче находить ее и в будущем. Чем чаще вы выбираете верный путь, тем более протоптанным он становится. В этом смысле, нейронная обратная связь обеспечивает мозг новой картой для уверенной навигации в окружающем мире.
Каждый раз, когда мозг Хезер выбирает лучший путь, Траллингер дает сигнал. Через полчаса гудки начинают раздаваться один за другим. Вот и все, первый сеанс терапии Хезер завершен.
– Мы уже можем видеть, что альфа– и тета-волны несколько раз пересекались и приближались к оптимальному состоянию, – говорит Траллингер. – сначала нужно поощрять мозг, когда альфа– и тета-волны начинают перекрещиваться так, как это нужно.
Он показывает изображение похожее на два набора холмов и лощин, наложенных друг на друга. Когда один холм начинает подниматься, другой опускается и пересекается с первым. Вместе перекрещенные холмы образуют фигуру странной формы, похожую на гусеницу.
Хезер смотрит на него.
– Что это значит?
– Это значит, что мы сделали большой шаг вперед, – отвечает он. – Лечение продвигается хорошо.
Шестой сеанс
Мы пьем чай после шестого сеанса терапии у Траллингера. Хезер признается, что она по-прежнему беспокоится за близких, но замечает первые незначительные перемены.
– Происходят мелкие сдвиги, так как теперь я чувствую себя немного иначе, когда нахожусь рядом с Джейн, – объясняет она. – Раньше это всегда было стрессом для меня. А если я не так тревожусь в ее обществе, это уже характерный показатель.
Она вспоминает события прошлой недели. Джейн приехала домой на осенние каникулы с вывихнутым коленом, которое плохо заживало. Она страдала от боли и ходила на костылях. Хезер записала ее на прием к специалисту.
– Еще до приезда Джейн попросила меня задать несколько вопросов знакомому ортопеду. Мне казалось, что я получила все нужные ответы, но Джейн все равно осталась недовольна, что я не узнала больше полезной информации.
Хезер вздыхает, откидывает волосы и прижимает пальцы к вискам, как будто делает короткий массаж головы.
– Может быть, я просто слишком устала, чтобы все правильно вспомнить, – говорит она. – Не знаю. Я подавила желание упрекнуть ее за придирки. Наверное, я не сразу заметила, что они вызваны ее собственными заботами и тревогами. «Посмотрим, – сказала я. – Когда мы вместе придем к ортопеду, он все объяснит».
– Потом мы сидели в молчании, потому что я больше не могла сказать ей ничего полезного или одобряющего, – говорит Хезер. – Я часто пережидала молчание, когда занималась с моими учениками. Это меня не беспокоило. Однако раньше мне было трудно вынести молчание, когда я находилась рядом с Джейн. Я всегда старалась заполнить пробелы какими-нибудь одобрительными словами. Исправить положение. Сделать все лучше, пользуясь только словами. Но в тот момент, когда я тихо сидела с дочерью, то осознала, что чувствую себя спокойнее. Я не была так взволнована вещами, которые раньше сильно тревожили меня.
Джейн резко спросила свою мать, почему она ничего не говорит.
– Мне больше нечего добавить, – ответила Хезер. – Я готова помогать тебе, и мы вместе пойдем к врачу
Джейн сразу же рассердилась.
– Тогда почему бы тебе не уйти? Какой толк от того, что ты сидишь в моей комнате?
Хезер поцеловала дочь и вышла.
– Как правило, я особенно расстраиваюсь после таких пререканий, – говорит она. Но теперь я была… странно спокойной. Я понимала, что сделала все возможное.
Хезер погуляла с собакой и зашла в магазин.
– Когда я ходила между рядами полок, то думала, как раньше часами страдала и переживала такие моменты, гадая о том, что я могла сказать или сделать по-другому, – говорит она. – И вдруг я поняла, что не обязана это делать.
Она откидывается на спинку стула.
– Я чувствую себя спокойнее. Шесть визитов к доктору Траллингеру что-то изменили в моих болезненных реакциях на окружающий мир. Я почти отрешенно наблюдаю за тревогой Джейн, за ее раздражением и перепадами настроения. Возможно, я отступаю назад и вижу вещи в новой перспективе.
Девятый сеанс
– Полагаю, машина не лжет, – говорит мне Хезер по телефону. – Точнее, нельзя обвести машину вокруг пальца.
Хезер описывает свой последний сеанс. Она слушала гудки, координируя глубокое дыхание с безмолвными восклицаниями «Хорошая работа!», но не могла войти в нормальное расслабленное состояние. Кое-что беспокоило ее.