– Когда мне обед подадут? И сока парочку кувшинов! Умираю от жажды!
Ответил некто сразу, но теперь ещё злее:
– Кормёжка по расписанию! Стучать нельзя! Кричать нельзя!.. За нарушение распорядка поломаем все рёбра! Попутное наказание – лишение воды и пищи!
– Ладно, – попытался перейти я на мирный тон. – Кричать не буду, умру от жажды тихо. Но хоть можно узнать, за что меня бросили в это узилище?
– Разговаривать тоже не положено! И это последнее предупреждение!
После чего тюремщик ушёл, судя по удаляющимся шагам. Как далеко, понять не удалось, хотя я прикладывал ухо к боковой щели, пытаясь хоть как-то определиться. Наверное, это и позволило мне расслышать в наступившей тишине чьё-то бормотание, доносящееся вроде как из тюремного коридора:
– Эй! Мил-человек! Ты меня слышишь? – ещё один знаток языка? Или домовой-полиглот? Но сейчас не до сомнений, я бы и с чёртом согласился общаться, лишь бы хоть что-то выяснить:
– Слышу, слышу! – старался тоже говорить негромко, почти шептать. – Ты кто? И где? Можешь меня отсюда выпустить?
– Ага! Меня бы кто выпустил… Я от тебя напротив и наискосок влево. В такой же камере гнию заживо уже невесть сколько времени. Со счёта сбился и ослеп уже в этой темени.
– И за что тебя в узилище бросили?
– Торговец я. Из Скифии. Если полно представляться, то купец второго ранга Тимофей Крук из города Праява. Торговал парчовыми тканями и очень дорогими нарядами. Ограбили меня, а я, дурак, к самому королю жаловаться подался. А он в моих одеждах пропавших восседает на троне! Скотина…
Э-э! Да тут тирания махровая. И неприкрытая смычка уголовного беспредела с власть имущими. Или нечто в этом роде.
«Если, конечно, тюремный сиделец не врёт, – напомнил я сам себе. – Наших зэков, если верить тысячам песен, косящих под шансон, тоже посадили по ошибке. И все они творческие, утончённые натуры и страстно, больше всего в жизни любят своих мам. А на самом деле такие моральные ублюдки встречаются, что не приведи господь. Так и этот не факт, что торговец…»
И ещё я уцепился за одно несоответствие в словах узника:
– А чего ослеп-то? Или с твоей стороны нет оконца под самым сводом?
– Издеваешься? – неслось шипение в ответ. – Мы на минус третьем казематном уровне. В глубоких подвалах под скалой. Какие здесь окошки? Разве что в преисподнюю…
– И какое обвинение тебе выдвинули? – постарался я увести разговор наш в иную сторону. – Не могли же тебя просто так упечь в тюрьму?
– Могли. Но для отмазки что-то там гневно кричали про оскорбление его драного величества.
– И каков смысл твоего заточения? Неужели когда-нибудь выпустят на волю?
– В том-то и дело, что не выпустят, – шипение стало прерываться звуками, похожими на рыдания. – Живым не выпустят… Как я понял… да и раньше какие-то слухи были, что здесь со смертниками кошмарные эксперименты проводят. Не то колдуют над ними, вытягивая душу, не то на куски режут и кровь собирают до последней капли. А могут и сжечь на праздник.
Меня пробрал озноб, несмотря на тёплую куртку. Страшно! И жутко не хочется отдавать своё дивно омолодившееся тело на какие-то органы или стать бессловесным донором для переливания крови.
Правда, сознание тут же подкинуло один из вариантов жуткой действительности:
«Запугивает! Подсадили какого-то провокатора в коридоре, и он нагоняет на меня страхи. И всё лишь для того, чтобы я согласился здесь остаться навсегда и выполнял всю порученную мне работу. Хм… Сложно?… А почему бы и нет?… Кто поймёт, что у этих айшодов на уме?…»
– Эй! А ты-то кто? – вроде как прекратил рыдать незнакомец. – И как сюда попал?
Много я о себе не рассказывал. Мол, обычный водитель. Чуточку конструктор. По образованию инженер. Летел на дирижабле, среди нас оказался предатель. Он же и пострелял экипаж. Потом стычка с пиратами, потеря хода и управления, ураган, катастрофа. Ущелье и спасательная акция. Ну и напоследок:
– Предатель начал кричать, что делает великий дар местным аборигенам. И заявил, что дарит фикси-прокси. После чего указал на меня. Меня проволокли в какую-то комнатушку с рамой из железа, там я потерял сознание… И вот я здесь.
– О-о-о! – прозвучало длинное междометие, во время которого я заволновался не на шутку. Что-то этот тип явно знал, и совсем для меня неблагоприятное. И пауза затянулась.
Прервал её нетерпеливо:
– Чего замолк?… Тимофей?… Отвечай конкретно, а не «о`кай»!
– Дикий народ эти айшоды, – начал купец, словно оправдываясь за чужеродцев. – У них тут всё не как у людей… Хотя сами они хвастаются историей в семь тысяч лет. Так вот… Есть у них некая легенда… Если сжечь на центральной площади фикси-прокси, то каждый подданный получит толику божественной благодати. Мало того, ещё и материально каждый возрадуется. Потому что взрослый получает от казначейства большую золотую монету, а на детей даётся по малой. Ну и апогеем является неделя выходных и беспробудного празднования.
Теперь стало понятно, почему пленившие меня людишки так радовались. Только и выдохнул я, вздрагивая:
– Лихо! – правда, тут же попытался отыскать для себя лазейку: – Тимофей, будь добр, подскажи, как доказать, что я не фикси? Ведь всю жизнь прожил без всяких умений или иных способностей к созданию иллюзий.
– Ничего не получится… Тебя ведь через стальную арку провели?… Так вот это малый аналог великих арок Ирис, которые есть в древних городах. И тайные службы любого государства имеют эти самые аналоги в своём распоряжении. Так что…
– Но у меня просто так организм устроен, – досадовал я. – Совсем иначе, чем у всех людей.
– И такая отговорка не поможет! – вроде как злорадствовал торговец. – Ты даже меня не убедишь, потому что проговорился об освещении в твоей камере. А подобные лучи от местного источника силы могут заметить только магистры иллюзий или их коллеги высшего ранга.
Его злорадство я пропустил мимо ушей. На его месте любой мог бы повредиться рассудком. А вот новая информация о местных обычаях у меня вызвала натуральный шок. Причём в первую очередь меня поразило само сожжение пойманного пленника. Какой в этом смысл? Чего этим можно добиться? К тому же и само недельное празднество обойдётся казне королевства в непомерные убытки. Пусть и подданных мало, но в любом случае придётся раздать тонны золота. А такого себе ни один правитель позволить не может. Никакой! В том числе и сумасшедший.
«А вот по поводу благодати… – зароились у меня в сознании сомнения и разные воспоминания. – Подобных чудес здесь хватает. Сам был тому свидетелем… И не один раз. А против религии не попрёшь, бесполезно. Никакие логические рассуждения не помогут… Знать бы ещё, что за боги здесь странные правят?… И какая им от этого польза?… И есть ли она на самом деле? Вдруг вся благодать для народа только и выльется что в затянувшуюся попойку и безмерное чревоугодничество?…»
Вряд ли у купца есть ответы на такие вопросы. Но я всё-таки попробовал, озвучил свои сомнения. И получил на них вполне ожидаемые ответы:
– Честно признаться, я и в наших многочисленных богов практически не верю, – признался Тимофей вполне откровенно. – Некогда просто. Да и повода не было… А в здешних разбираться, можно умом тронуться. Их ещё больше, чем у нас в Скифии. Понятия не имею, какого течения придерживается тот же королевский род Ушшур и чем их представители руководствуются, придерживаясь этой древней легенды. Может, чего не знаю?… Но смысла точно никакого не вижу.
Ну вот, наши мысли оказались весьма сходны. Мы оба не видели логики в сожжении человека на площади. Пусть этот человек и особенный.
Нашу информативную беседу через двери прервал топот приближающихся тюремщиков. Шло их в нашу сторону немало, как бы не целое отделение. Весело шли, в хорошем настроении. Потому что, ещё только начав отодвигать запоры на моей камере, кто-то грохнул сапогом в дверь другого узника:
– Эй, купец! Ты там ещё не замёрз? – тот самый знаток здешнего русского языка?
– А что, хотите меня вывести под солнышко? – отозвался Тимофей.
– Ха-ха! – заржало сразу несколько типов. – И не только под солнышко! Скоро на костре погреешься! В отличной компании!.. Готовься! – Вот как? И эти нас понимают?
– Сволочи! Подлое ворьё и мерзкие сатрапы! – срываясь на истерику, прокричал несчастный узник. – Чтоб вы все сгорели в геенне огненной! Чтоб ваши дети и жёны на ваших глазах корчились в смертных мучениях!
«Гляди-ка! – отстранённо удивлялся я, пока меня упаковывали в кандалы „на всё тело“ и выводили наружу. – Христианства здесь нет, а вот про геенну огненную народ ведает. Или нечто подобное во всех религиях существует?…»
Меня-то увели, крепко ухватив за локти, держа цепи внатяжку сзади и спереди, а вот купцу досталось. Два тюремщика открыли камеру узника и стали его избивать, приговаривая:
– Кричать запрещено! Проклинать запрещено.
Сильно били, по-настоящему. Их жертва лишь хрипела и стонала. Оставалось только от всей души посочувствовать бедняге да укорить себя за подозрения в его адрес, думая о подсадном провокаторе. Ну и сама угроза нашего совместного сожжения окончательно выбила из меня остатки оптимизма. Сознание совсем поникло под покрывалом печали и безысходности. Почему-то показалось, что костёр уже готов и сжигать нас будут сегодняшним вечером. А может, и вечера дожидаться не станут?
Оказалось, ещё немного поживу. Привели меня в какой-то зал или пантеон, насколько я понял, религиозного толка. И там довольно витиевато укрепили цепями на одной из наклонных стен. Находился я теперь в полусидячем положении, руками доставал себя до лица и вообще оставался в относительной подвижности. Ну и мало того что куртку на мне оставили, так ещё и сама стена оказалась слегка тёпленькой, создавая некую атмосферу комфорта и защищённости. Ещё большее удивление вызвало появление нескольких женщин, которые принесли мне попить и тарелку с кусками ароматного, поджаренного мяса.
Вначале утолил жажду, потом набросился на мясо. Не руками, вилку мне предоставили. Подозрений, что меня могут отравить, не возникло. Если захотят, насильно любой отравой накормят. А с середины моей неожиданной трапезы со мной стала говорить одна из женщин. Точнее, стала меня инструктировать, пусть и делая это с ощутимым акцентом: