— Дже-ек! — донесся снизу голос Джанин. — Спускайся, соня. Твои предки будут здесь уже через час.
Джек со стоном зарылся под покрывало. И практически успел уснуть вновь, когда с его головы сдернули одеяло.
— Ох! Дай же мне поспать, — простонал он, ныряя под подушку лицом вниз.
Вздохнув, жена уселась рядышком на кровати.
— Так и быть. Скажу им — ты решил впасть в зимнюю спячку.
— Угу.
— А подарки пусть достанутся нищим и бездомным.
Выпростав из-под покрывала руку, он обнял жену за талию.
— Ты ничего им не скажешь, потому что мы ляжем в зимнюю спячку вместе. Мне же нужно будет чем-то согреваться… Я слыхал, что высокие женщины с короткими прическами греют как печки.
Джанин рассмеялась. Она всегда предпочитала короткие стрижки, а сейчас ее голову покрывал светлый волнистый ежик.
— Да неужто? А как быть с Сэмом? Кто о нем позаботится?
— Он у нас умный. Протянет на подножном корму — будет питаться орехами да ягодами.
Джанин сорвала с его головы подушку и обрушила ее на Джека.
— Поверить не могу, что ты говоришь такое о собственном сыне, — заявила она, изображая негодование.
— А мне не верится, что я женился на женщине, способной заниматься логическими умопостроениями до девяти часов утра.
— Спорим, в детстве ты вел себя иначе, — сказала Джанин, вытягиваясь рядом. Джек подсунул руку ей под голову.
— Ну, уж точно не в Рождество, — хохотнул он. — Я, скорее, напоминал Сэма: не мог уснуть накануне и вскакивал в половине шестого. Настолько заряженный энергией, что, клянусь, просто вибрировал.
— И что же случилось потом?
— Я открыл для себя мастурбацию. И заметно успокоился.
— Ну, Сэму только шесть… Думаю, в запасе у него несколько энергетически насыщенных лет. — Усевшись, Джанин спустила ноги с кровати. — Пойдем. Кофе уже готов.
— Кофеин? Что ж ты сразу не сказала?..
Встав, Джек наскоро принял душ. Втирая в волосы шампунь, насвистывал старую песню группы «Дэво». Закончив, надел на себя белую футболку и черные спортивные брюки и босиком поспешил вниз.
— Пап! Еще только один последний сон! — воззвал из гостиной сынишка. У Сэма было узкое личико и курносый нос матери, зато курчавыми каштановыми волосами он был весь в отца. Последние две недели он самым тщательным образом вел обратный отсчет дней.
— Он твой, Сэм, — пообещал Джек, направляясь на кухню. Сынишка помчался за ним, размахивая зажатыми в руке комиксами.
— Смотри! Маршалл подарил мне на Рождество первый выпуск «Спауна»! Знаешь почему?
— Ну… потому что он купил семь экземпляров? — Джек плеснул себе кофе в черную кружку с рисунком — зеленый эллипс головы и вытаращенные глаза пришельца.
— Вот и нет! — протянул Сэм с напускной обидой. — Потому что я его лучший друг.
— Интересно, а я тогда кто? — полюбопытствовал Джек, доставая сливки из холодильника. Тот был увешан магнитными нашлепками, которые Джанин покупала повсюду в лавках для туристов. Каждый день, хватаясь за ручку холодильника, Джек утыкался взглядом в один такой сувенир, напоминание о заброшенном городке в Аризоне: ухмыляющийся череп в ковбойской шляпе с подписью снизу: «Йа-хуу, мой верный мустанг!»
— Йа-хуу, — сказал Джек, упирая в череп вытянутый палец и пуская воображаемую пулю.
— Пап?
— Чего тебе, приятель? — Джек уселся за кухонный стол.
— Зачем ты всегда стреляешь в холодильник.
Джек рассмеялся.
— Я люблю это делать, когда у меня хорошее настроение. Что-то вроде ритуала, наверное.
— А что такое ритый ал?
— Узнаешь, когда сюда доберутся бабушка с дедушкой.
— А, ладно. — Сын Джека улыбнулся особенной, доверчивой и всепрощающей улыбкой маленького мальчика и умчался обратно в гостиную. Покачав головой, Джек улыбнулся тоже; он не мог припомнить, чтобы когда-либо так вот был уверен в собственном отце. Это было и приятно, и немного пугало.
Джанин вошла в кухню и присела за столом рядом с Джеком.
— Вот и все, гостевая комната готова. Не хватает только твоих родителей.
За окном дважды прогудел автомобиль — обычное приветствие, каким отец Джека всегда оглашал окрестности, оповещая о своем приезде.
— А вот и они, — ответил жене Джек.
Мистер и миссис Сэлтер вошли в прихожую, нагруженные свертками в праздничной обертке.
— Счастливого Рождества! — провозгласила мать Джека. Она была высокой женщиной с курчавыми волосами, которые неизменно красила в вопиюще алый оттенок. — Смотрите-ка, что Санта выронил с саней рядом с нашим домом!
— Ого! — крикнул Сэм, подбегая к бабушке, чтобы обхватить ее руками. — А для меня там что-нибудь есть?
— Ну, я думаю, может и найтись кое-что, — успокоил его отец Джека, невысокий коренастый мужчина с квадратной челюстью и сединой, которую стриг машинкой. — Ага, вот и моя близняшка! — со смехом проговорил он, заключая в объятия Джанин.
— С Рождеством! — сказал Джек, принимая весь груз свертков, пока Джанин помогала его родителям повесить пальто. — Уф-ф. В этом году вы опять решили скупить весь ассортимент магазина игрушек?
— Чился-молся, — насупился отец. — Антася, понял меня?
— Что? — удивился Сэм.
— Не бери в голову, — посоветовал Джек. — Дедушка то и дело вспоминает один старый шведский диалект.
Джек препроводил их в гостиную. В одном из углов возвышалась статная двухметровая с гаком ель, украшенная щедро, хотя и несколько эклектично: на ветвях сражались солдатики из коллекции Сэма, оспаривая, видимо, судьбу младенца Иисуса, лежащего тут же, в яслях. Всю сцену подсвечивали мерцающие стручковые перцы — мексиканские светильники, собранные цепочкой, на манер рождественских огней. Самодельные игрушки, изготовленные Джеком, делали убранство еще сюрреалистичней. Все они были собраны из разрозненных предметов, в основном столовых приборов; Джек давно обнаружил, что вполне приличный ангелочек может получиться из двух вилок, одной ложки и моточка проволоки, особенно если зубцы вилок растопырить на манер крыльев.
— Святый Боже, — произнес его отец, оглядывая ель. — Хорошо, хоть дерево настоящее.
— Я уж думал, вы опоздаете, — сказал Джек, раскладывая подарки под елкой. — Если учесть, что творится на дороге…
— Ну, ты ведь знаешь своего отца, — вздохнула мать, усаживаясь в кресло. — Решил, что мы обязательно должны выехать на час раньше, просто на всякий случай.
— И оказался прав, — самодовольно добавил мистер Сэлтер. — Главные улицы еще в порядке, а вот на боковых мы пару раз чуть не застряли. Еле добрались, точно вам говорю.
— Что ж, говорят, к завтрашнему утру снег растает, — сказала Джанин.
— Да, и тогда все мы утонем в слякоти, — проворчал мистер Сэлтер.
— Кто-нибудь хочет выпить? — спросил Джек.
— Я бы не отказалась от горячего шоколада, — откликнулась миссис Сэлтер. — Хочу прогнать холод из костей.
— А ты что скажешь, папа?
— Не откажусь.
— И я тоже! — выбрался из-под елки Сэм. Он копался там в коробках, высматривая собственное имя и повторяя «Ух!» всякий раз, когда его находил.
— Приготовлю каждому по чашечке, — сказала Джанин.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Эта картина мне знакома.
ПАТРОН: Надо думать, речь идет о полотне, а не о фотографии.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Да. Его автор — художник по имени Сальваторе Ториньо, не так ли?
ПАТРОН: В точку. Да, Ториньо — один из моих успехов.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Я и не знал, что он умер.
ПАТРОН: Нет, он жив и здоров. Чего не скажешь о его обожаемой матушке — ты видел ее на фото. Старушка посетила свою последнюю пасхальную мессу.
Звонок раздался ближе к вечеру. Джанин вместе с матерью Джека были на кухне, готовили праздничный ужин, а его отец вел крайне серьезный спор с внуком: «Нет, Сэмми. Едва ли Бэтмен поколотит Супермена. Не в честном бою, во всяком случае…»
Джек поднял трубку беспроволочного аппарата на втором гудке.
— Алло?
— Джек? — немецкий акцент в голосе был тяжелым и плотным, как коврижки в пироге «Блэквуд». Джек сразу его узнал.
— Мистер Либенстраум… Счастливого Рождества! — спохватился он.
— Я, я, и вам тоже счастливого. Простите, что беспокою дома, Джек, но я, похоже, не смогу вернуться сразу после праздников. Очень много дел накопилось.
— Жаль это слышать.
Либенстраум был богатеем из Германии, собирателем произведений искусства, купившим через посредника одну из работ Джека. Очевидно, она произвела на него впечатление, поскольку он связался с Джеком лично и заговорил о европейской выставке, а может, даже и о целом турне. Подобная возможность — из тех, что способны послужить трамплином для взлета карьеры художника.
Джек ни разу не встречался с коллекционером лицом к лицу. Немец уже две недели провел в городе, но дважды отменял назначенные было встречи, ссылаясь на занятость. В последний раз он заявил, что не успеет развязаться с делами до самого Рождества, которое проведет дома, но непременно вернется вскоре после Нового года.
— Мне самому очень обидно, Джек, — с сожалением сказал Либенстраум. — Я так хотел взглянуть на вашу студию, на работы. Сейчас у меня наконец появилось несколько свободных минут, но ведь уже слишком поздно.
Несколько свободных минут.
— А во сколько вылетает ваш самолет?
— Не раньше десяти.
— Что ж, если хотите, мы все же успеем повидаться, — сказал Джек. — Мне потребуется около часа, чтобы доехать до студии. Если такси еще берут пассажиров, подъезжайте и вы.
— Вы уверены? Я не против, мне делать нечего, кроме как пить шнапс в баре аэропорта, но вы… вы ведь должны побыть дома, в кругу семьи, нихт вар?
— Все нормально. Они поймут.
— Ну что ж, тогда… мне бы очень этого хотелось. И на сей раз я обязательно приеду, обещаю вам.
— Отлично! — Джек назвал Либенстрауму адрес, поблагодарил и повесил трубку.
Теперь осталось только сообщить остальным.
ПОЦЕЛУИ СМЕРТИ: Я не понимаю, что ты имеешь в виду под «успехом».