– Умерла сегодня, – сказал Симеон, обращаясь к Анри. Тот держался поодаль, прикрывая рукой лицо и поглядывая на сумку.
– Утонула?
Симеон покачал головой и, опустившись на колено, занялся боком погибшей. Там сквозь дыру платья виднелась бескровная плоть. Симеон разорвал ткань, обнажив глубокий прокол.
– Кто-то пырнул ее, она пыталась бежать, но ослабела от потери крови и не смогла выбраться из озера. Произошло это рано утром сегодня, вот что любопытно… Думается, она покоилась вниз лицом, пока отверженцы ее не перевернули, не то мы бы ее раньше заметили… Знать бы, откуда она пришла и куда хотела добраться? Как вообще в крепости оказалась?
– А я вот гадаю, что там у нее в сумке, – сказал Анри.
– Тяжесть какая-то, – сказал Симеон.
– И жизнь у них тяжкая, и смерть не легче, – сказала тихо подошедшая Доротея. Бумагу и уголь она оставила в гроте. – У отверженцев, я имею в виду.
– Так и есть, – сказал Симеон. – Меня всегда угнетало, как мало мы можем сделать для них, когда они болеют или калечатся. Даже в нашем госпитале, для тамошних носильщиков и слуг, для их семей…
Он еще раз осмотрел рану, указывая на темные кровавые сгустки.
– Отверженцы во всем подобны нам, доколе их не касается ангельская магия. Видите – кровь такая же красная. Никому не известно, почему ангельская магия превращает ее в серую пыль или делает их монстрами. По-моему, они сами не очень задаются этим вопросом…
– Они отвергли Небеса и были прокляты собственным Архангелом за грехи, – сказал Анри. – Отверженцы сами навлекли на себя такую судьбу. Все это знают!
– А вот и неправда. О том, что там случилось, достоверных сведений нет, – с необычной твердостью произнесла Доротея. – Очень сомневаюсь, чтобы они были в чем-то виновны. Страдают от последствий чего-то ужасного, вот и все.
– От каких таких последствий? – спросила вернувшаяся Агнес. Ее походка была, как всегда, чем-то средним между стремительным шагом и рысцой. Она не стала дожидаться ответа. – Там, под мостиком, и правда тоннель. С решеткой и висячим замком! Подозреваю, отверженка заперла его, когда они скрылись. Ход наполовину затоплен – может, это скорее водовод?
– А-а… точно, – сказал Анри. – Вода подводится из реки, и это, скорее всего, боковое ответвление трубы. Они на отдельном плане помечены… чтобы всех окончательно запутать. Получается, если вода в реке стоит не особенно высоко, в крепость вполне можно пролезть. Надо будет начальству доложить…
– Так что тут все-таки происходило? – спросила Агнес. – Кто она? И что там у нее в сумке?
– Давайте выясним, – предложил Симеон. Расстегнув ремень, он поднял сумку, отнес на несколько шагов против ветра и опустил наземь. Крупные ловкие пальцы быстро справились с застежками, хотя ремешки успели разбухнуть.
Внутри обнаружился тугой сверток из непромокаемой ткани, обмотанный вощеной веревкой. Симеон извлек сверток, невольно крякнув от усилия… Однако, стоило ему наклониться над узелком, как икона, приколотая к сюртуку, вновь содрогнулась и завибрировала. Молодой врач даже расслышал голос Рекваниэля, вскрикнувшего то ли испуганно, то ли благоговейно.
Симеон тотчас отпрянул, зато Доротея сунулась вперед. Заговорили они почти одновременно:
– Там могущественная икона…
– Ангельская магия…
Анри огляделся. На некотором удалении виднелась группа отверженцев под началом смотрителя. Все они вместе с младшим зодчим сгрудились у треноги на одном из штабелей бревен, занятые важным делом: спуском наземь действительно громадной лесины. Никаких подробностей они с такого расстояния явно не разглядят. Разве что найдется кто-нибудь особенно остроглазый. Или достаточно любопытный, чтобы приблизиться.
– Лучше в грот отнесем, – сказал Анри. – Там и откроем.
– Только если у кого иконы с собой, лучше их снаружи оставить, – сказала Доротея. – Внутри свертка что-то невероятно могущественное. Я чувствую…
– Правда чувствуешь? – спросил Симеон.
Коснувшись иконы, он отпустил Рекваниэля, после чего спрятал образок обратно в потайной карман. Покончив с этим, он осторожно поднял сверток, держа его по возможности в отдалении. Для своих размеров тот казался непомерно тяжелым, точно отлитым из свинца…
…Или из золота. Анри, судя по его пристальному взгляду, думал именно так.
Доротея кивнула:
– Это свойство развивается… у некоторых иконотворцев. Мы становимся чувствительными к присутствию ангелов, даже если они не вызваны. Особенно к высшим чинам.
Она говорила уверенным тоном, хотя, по правде сказать, знала лишь о собственной чувствительности к могущественным иконам. Других упоминаний о сходном свойстве ей не попадалось ни разу.
– Нельзя же тело просто так здесь бросать, – проговорила Агнес.
– Прикрой одеялом, – посоветовал Симеон. – Я пришлю людей из покойницкой госпиталя.
– Как принято поступать с мертвыми отверженцами? – полюбопытствовала Агнес.
Симеон немного помедлил. Большинству посторонних людей он солгал бы, но в их маленькой компании подобное выглядело немыслимым.
– Мы… ну… если попадаются цельные тела, мы их вскрываем… чтобы изучить, как и что устроено у человека внутри. Эта женщина слишком долго пролежала в воде. Ей дорога в одну из общих могил, что к югу от города.
– А как насчет ее родных или друзей? – спросила Доротея. – Неужели никто не попросит вернуть тело?
– Если только они не присутствовали при кончине, полагаю, никто не озаботится тем, чтобы… известить их, – неловко проговорил Симеон. – И потом, отверженцев хоронят всегда в общих ямах. Не положено им лежать ни в Некрополисе, ни на Жальнике. И конечно, Зимитаэль их не испепелит…
– Почему? – спросила Доротея. – Они ведь не обращаются в монстров после смерти, да и зольнокровие мертвецам уже не грозит.
– Обычай, наверно, – ответил Симеон. – Заведено так, и все.
– Хм-м-м… – протянула художница.
– Ладно, – сказал Анри. – Давайте посмотрим, что в узелке. Если там серьезная икона, она ведь денег стоит, наверно? Особенно такая тяжелая…
– Надо бы властям сообщить, – по пути к гроту заметила Агнес. – Нечасто увидишь, чтобы отверженцы открытую потасовку затевали. Ко всему прочему им запрещено иметь пистолеты или мушкеты, не говоря уже про то, чтобы стрелять!
– Давайте глянем сперва, что внутри, – сказал Анри.
В пещеру они вошли быстрым шагом, а к столу бросились чуть не бегом. Симеон положил сверток на камень. Отвлекшись ненадолго, он сунул руку в карман и вытащил кошелек, чтобы спрятать его в дальнем углу между бутылками.
– У кого-нибудь еще есть иконы? – спросил он.
– Моя у Рошфор, – сказала Доротея. – Или у кого-то из ее подручных. Лежит где-нибудь в коробочке…
– У меня только Яшенаэль. В казарме, в сундуке, – отозвалась Агнес.
– Аналогично. Моя Хуараваэль в комнате, – сказал Анри.
– Тогда приступим, – сказал Симеон.
Все сгрудились вокруг него. Вооружившись скальпелем, молодой врач точными, короткими движениями стал рассекать виток за витком. Управившись с последним, он положил скальпель, чуть помедлил – и на всякий случай вооружился деревянными щипцами, вынутыми из докторской сумки.
– Да ну тебя! – сказал Анри. – Давай побыстрее!
Симеон слегка отстранился и, действуя вытянутой рукой, принялся разворачивать ткань щипцами. Пришлось снова резать веревки…
– Если это вправду сокровище, – сказал он, – у него может оказаться защита. Читали небось Дефламбера? «Причудливые механизмы»?
– Нет, – ответили три голоса разом.
– Дефламбер собирал всякие механические диковины, – сказал Симеон. – Среди прочего в его коллекции была ампула с ядом, снабженная пружиной и упрятанная в плотный пакет вроде вот этого. Когда снимали последний покров, ампула раскалывалась и взрывалась, расшвыривая осколки отравленного стекла… В общем, отойдите-ка и поберегите глаза…
Он и сам отвернулся, по возможности пряча лицо, и лишь тогда осторожно отвел щипцы. Ни взрыва, ни ядовитых осколков. Пожав плечами, Симеон все теми же щипцами снял плотную ткань, обнажив внутреннюю обертку.
– Ишь как защищено от воды, – сказал он. – Интересно…
Щипцы скоро справились с остатками ткани. На свет появились сперва уголки, потом и весь бронзовый сундучок. Слегка позеленевший от времени. Восемнадцать дюймов в длину, десять в ширину, двенадцать в высоту… Крышка с язычком, но без замка.
Доротея опустила голову, словно та вдруг закружилась. Девушка даже отступила, обеими руками хватаясь за каменный стол, и прошептала:
– Там наверняка по крайней мере одна очень, очень сильная икона…
Все четверо молчали, зачарованно глядя на бронзовый ларчик. Из угла грота шел тихий звук, похожий на гул пчелиного роя. Это подавали голос иконы из кошеля Симеона.
Вновь пустив в ход щипцы, он откинул язычок и поднял крышку ларца.
Тот оказался почти доверху заполнен аккуратными стопками крупных золотых монет.
– Золото! – проговорил Анри. – Золото!
– А под ним – чудовищной мощи икона, – с уверенностью произнесла Доротея.
– Истарские двойные дельфины! – воскликнул Анри, подбрасывая на ладони одну из монет. – Каждый в девяносто шесть ливров! Двадцать четыре стопки по десять монет, батюшки-светы! Двадцать три тысячи сорок ливров…
Он вытащил еще несколько монет; взвесив их на руке, рассмеялся в восторге. Под нарушенной стопкой стал виден бумажный уголок, прежде закрытый верхним слоем золотых.
– Что это? – указывая пальцем, спросил Симеон.
Все нагнулись посмотреть, стукнувшись головами.
– Письмо, – сказала Доротея.
– Не надо нам ничего тут касаться, – нервничая, сказал Симеон. – Это, наверно, кому-то принадлежит…
– Нам! – воскликнул Анри.
У него от возбуждения голова шла кругом. Он выгреб из сундучка еще горсть монет, обнажив сложенное письмо. На листке оказалась сломанная печать, вернее лишь ее половина с частью изображения семикрылого ангела и верхней части геральдического щита, впрочем столь потрескавшегося и облупленного, что рассмотреть подробности не представлялось возможным.