още, чем лицом к лицу, как во время того памятного представления кардиналу младшего писца. По крайней мере, ничто не давило, заставляя упираться в пол взглядом. Икону Ашалаэли кардинал на этот раз не надела. Наверно, чтобы Архангел не угнетал менее значительные образа, принесенные царедворцами.
Сама королева слегка разочаровала Анри. Она заметно уступала Дюплесси ростом и носила на голове длинный, очень густой и курчавый черный парик, увитый множеством золотых ленточек и мешавший как следует рассмотреть лицо. Парик венчала невысокая маленькая корона из золота с изумрудами. Крепила корону узенькая, усыпанная самоцветами заколка, больше походившая на клинок.
На протяжении последних ста лет дамы благородного происхождения облачались в платья разве что на балы. В повседневной жизни господствовала мода на стилизованный охотничий костюм. Поэтому вместо «настоящего» королевского платья София была одета в белую льняную рубашку, камзол из матово-голубой оленьей замши с низким складчатым воротником и золотым кружевом, венчающим рукава. Темные полотняные бриджи, стянутые на бедрах золотыми шнурками, играли роль кожаных охотничьих брюк. Темно-красные, начищенные до блеска ботфорты спускались отворотами пониже колен. Прислоненным к трону стоял меч королевы: «придворная» шпага, так густо усеянная дорогими камнями, что в бой вряд ли годилась. Правда, острое зрение могло подметить на ножнах четыре маленькие иконки: оружие предназначалось скорее для ангельской магии, нежели для мирских битв. Хотя слава ангельского мага королеве как будто не сопутствовала…
Лицо, которое Анри худо-бедно рассмотрел сквозь локоны парика, показалось ему вполне обыкновенным, выделяясь лишь остреньким носом. Кожа у королевы Софии, темно-коричневая, выглядела очень ухоженной. Или цвет объяснялся гримом вроде алого кардинальского? Руки монархини покрывали перчатки, расшитые мелкими самоцветами.
За левым плечом королевы в позе сдержанного внимания стояла капитан Дартаньян. Взгляд полуприкрытых глаз скользил по лицам придворных, столпившихся перед троном. К неполным пятидесяти годам капитан оставалась подтянутой и жилистой, ее ладонь лежала на рукояти видавшей виды шпаги, на тыльной стороне кисти белел шрам, резко контрастировавший с темно-оливковой кожей. В отличие от королевского, ее меч не имел никаких украшений. Одежду капитана составляли накидка, брюки, камзол – самая обычная мушкетерская форма, черная с серебром. Даже золотой шарф, знак высокого ранга, красовался не на плече, а на поясе. Лишь узел виднелся в боковом разрезе накидки. Ни иконных колец, ни брошей – ничего, что могло бы сойти за образок. Находясь в присутствии королевы и не будучи герцогом высочайших кровей вроде Дюплесси, капитан стояла без шляпы. Коротко стриженные волосы серебрились, точно вышивка на накидке, а кожа цветом напоминала ее же ткань.
В общем, ни дать ни взять пожилая ворона в стайке расфуфыренных попугаев!
На центральной платформе помещались лишь они трое, больше рядом с королевой не было никого. Анри переступил с ноги на ногу, желая рассмотреть еще и придворных, но угол зрения не позволял.
– Моя очередь, – шепнул Симеон.
Анри неохотно подвинулся. После Симеона настала пора Доротее с Агнес рассматривать свою королеву, кардинала и почетного капитана мушкетеров.
– Вот бы знать, как она выглядит на самом деле, – пробормотала Доротея.
– Кто? – спросил Симеон.
– Королева. Я имею в виду, без парика…
– Посмотри на монету, – сказал Анри. – Ливр там или королевский золотой.
– На обоих устаревший портрет, – прошептала Доротея. – Ему лет десять, не меньше. Кроме того, Депюинь славился своим обыкновением льстить изображаемым…
– Кто? – спросила Агнес.
– Депюинь, – повторила Доротея. – Королевский гравер по иконам и монетам. Бывший, правда. Теперь Делизье на этом посту.
– И откуда ты только все это знаешь? – спросила Агнес.
– А как мне не знать? Ты же небось знаешь все, что касается войны и солдатского дела.
– И все-таки на что ей парик? – озадачился Симеон.
– Наверно, волосы поседели, – предположила Доротея. – С другой стороны, есть же несколько ангелов, способных это исправить. Может, ей просто нравятся парики?
– Тихо вы! – громким шепотом осадил их Анри. Он снова замер у щелки в листве. – Король на подходе!
Вновь поднялась небольшая возня, но Анри отказался сходить с места. Зато Симеон, бережно отведя веточку, сделал так, чтобы успешно подглядывать смогла вся четверка. Сам он смотрел через голову Анри, а Доротея – положив подбородок Анри на плечо, Агнес же высунулась сбоку.
– Вполне себе хорошенький, – отметила Доротея. – Та монета в два ливра, что отчеканили к их свадьбе, не слишком привирает…
Король, по происхождению принц из Восьмидесяти Шести Держав, лет на пять был младше супруги и славился как любитель роскоши и развлечений. Невзирая на беспутную жизнь, длившуюся все двенадцать лет брака, он как-то сохранил фигуру и внешность, за которую его некогда выбрала тогдашняя принцесса София… давно потерявшая к нему супружеский интерес. Он не отличался высоким ростом, будучи вровень с королевой. Курчавые волосы по-прежнему оставались совершенно черными, юношески чистая кожа отливала полированной слоновой костью. У него не имелось никакой нужды красить лицо.
Он тоже оделся как на охоту, но на камзоле из золотой парчи переливались пуговки из лунного камня, двуслойные бриджи на разрезах блистали чернью и золотом, черные кожаные сапоги украшали витки золотой проволочки. Не охотник, а очень дорогой жонглер[1]. Впечатление усиливала декоративная гитерна[2], закинутая за спину на опять-таки золотом ремне. Как говорили, играл он скверно, а пел еще хуже, но музыку любил всей душой. Подобно королеве, магическими способностями король не блистал. Оттого и носил лишь одно колечко с иконой.
Когда он приблизился, чтобы изящно склониться перед супругой, среди придворных прекратились все разговоры. София повернулась к нему, прервав беседу с кардиналом. Пышный парик, затенявший лицо, не мог совсем скрыть его выражения. Королева отнюдь не обрадовалась появлению мужа.
– Сколь неожиданный визит, Фердинанд, – сказала она. – И как только вы оторвались от премьеры «Жили-были три пастушка» достославного Ламарины?
Король вновь поклонился, взмахнув шляпой, словно бы копировавшей его сапоги (черная кожа, золотая проволока и перо, искусно сработанное из золотой станиоли).
– Я прослышал о некоем открытии, важном и замечательном, ваше величество, – сказал он громко. – Мне захотелось без промедления поздравить вас с возвращением государственных реликвий, к тому же оцениваемых, говорят, в миллионы ливров.
Королева не торопилась с ответом, лишь молча смотрела на него чуть выпуклыми глазами, полными ярости. Острый нос выглядел наконечником стрелы, готовой сорваться в смертоносный полет. Под этим взглядом король переминался, точно мальчишка, застигнутый за выпрашиванием меда на утренний кусок хлеба, когда ему и масла-то навряд ли дадут.
– Его влекут деньги, – прошептал Анри. – Я слышал, он в долгах как в шелках. Один его человек даже пришел к архитектору в надежде хоть что-нибудь получить. Король, мол, отказывается от жилья в Новом дворце ради немедленной платы. Только мы-то знаем: и деньги возьмет, и комнаты за собой оставит…
– Ума не приложу, чего ради королева терпит его, – с осуждением проговорила Агнес. – Он вообще хоть что-нибудь делает?
– Например, помог двумя наследниками обзавестись, – подсказал Симеон. – Кроме этого, ты имеешь в виду?
– Нет, я не в том смысле. Ладно, оставим, – сказала Агнес.
Королева обернулась к Дартаньян и что-то шепнула. Кивнув, капитан-генерал выступила вперед и вскинула руку. Разговоры кругом, и так едва слышные, мгновенно смолкли, и воцарилась мертвая тишина.
– Ее величество желает побыть одна, – объявила Дартаньян.
Раздалось шуршание ног, возобновились приглушенные разговоры. Четверка, выглядывавшая сквозь листву, видела, как придворные двинулись прочь. Шаги постепенно удалялись по мощеным проходам между рядами деревьев.
Когда королевы желают побыть в одиночестве, это имеет несколько иной смысл, чем у обычных людей. Так решил Анри, видя, что подле Софии остались кардинал, Дартаньян и король. Не говоря уже о слугах и мушкетерах по периметру беседки. Находился там и Сестуро, подобравшийся к Дартаньян со всей скрытностью, возможной для великана. Он успел шепнуть на ухо капитану, и та сразу взглянула в сторону зеленого укрытия юной четверки. Другое дело, глава мушкетеров никак не показала, удалось ли ей рассмотреть прятавшихся и желает ли она от них каких-то действий.
Кардинал тоже повернула голову. Видела она их или нет, но только все четверо разом пригнулись, чтобы спрятаться.
– Может, нам тоже уйти? – шепотом предложил Симеон.
– Нет, – сказала Агнес. – Сестуро велел оставаться здесь, пока не поступило иного распоряжения.
– Где Францони и Рошфор с ларчиком? – спросил Анри.
– Вполне могут тоже быть здесь, – ответила Агнес. – Прячутся и ждут, как и мы. Только по другую сторону.
– А ведь раньше мне нравились апельсины, – горестно вздохнул Симеон. – Вот же нелегкая занесла…
– Все лучше, чем в Башне, – заметила Доротея.
Возразить было нечего.
– И где же новообретенная драгоценность? – спросил король, поглаживая усы и озираясь, словно искомое должны были тотчас ему поднести.
У королевы стремительно портилось настроение.
– Я изъявила желание остаться одна!
– О да, лучше подождать, покуда они скроются с глаз! – Храня полнейшее самообладание, король махнул вслед отступающим царедворцам унизанной перстнями рукой. – Стервятники!
Королева вздохнула, не пытаясь скрыть раздражения, и снова подозвала Дартаньян. Та наклонилась к ней и кивнула, получив какое-то распоряжение. Затем, сделав шаг назад, в свою очередь, что-то сказала Сестуро. Тот покинул фонарь, скрывшись среди апельсиновых деревьев по ту сторону, чтобы вскоре возникнуть снова, уже вместе с Рошфор, Францони, поборником и мушкетером. Эти последние несли бронзовый ларчик.