– Ее высокопреосвященство с утра пребывает в дурном расположении духа. Постарайся не раздражать ее…
– Почему?
– Почему? Потому что я не хочу, чтобы ты рассердила ее высокопреосвященство и тем беду себе нажила!
– Я не о том, – сказала Доротея. – Почему она в плохом настроении?
Рошфор молча преодолела несколько ступенек. Потом со вздохом ответила:
– Все дело в альбийке. Леди Дейемс. Королева уже без ума от нее. Она уже не хочет никого другого видеть на своем утреннем приеме, при пробуждении. В том числе и ее высокопреосвященство. Такого никогда прежде не случалось.
– Она в самом деле исключительно красива, – заметила Доротея. Девушка так внимательно наблюдала за Рошфор, что оступилась. Пришлось крепче ухватиться за сильную руку поборницы. – Разве ты не находишь?
– Да, она хороша, – согласилась Рошфор. – По-своему.
И пробормотала что-то еще, но Доротея не разобрала. Впереди стоял целый дозор поборников, куда больше, чем она видела прежде. При приближении капитана они вытягивались по стойке «смирно», один уже открывал калитку в огромной кованой двери.
– Что ты сказала?
– Что с тобой никакого сравнения, – сказала Рошфор, бережно отнимая руку, чтобы ответить на приветствия поборников. И пропустила Доротею вперед, в сумрак внутренних помещений Башни.
– Не надо, – шепнула Доротея. – Ты в тюрьму меня ведешь, на допрос… Я об этом позабыть не могу, а ты не должна.
И вот тут впервые за все время их знакомства Рошфор едва не споткнулась. Всегдашняя уверенность ей изменила.
– Я… мне так жаль, – выговорила она. – Я давала себе слово молчать… Но я хочу, чтобы ты знала: я все сделаю, чтобы тебя защитить.
«Почему лишь меня? – думала Доротея. – А отверженцы? А как же все остальные?»
Вслух, однако, она ничего не сказала. Рошфор же продолжала:
– Вот только… я немногое могу противопоставить воле кардинала.
– Ты хотя бы поспала со вчерашнего?
– Нет… совсем времени не нашлось. Впрочем, не важно… Идем, нельзя заставлять ее высокопреосвященство нас дожидаться. Говорю же, кардинал и так в скверном расположении духа…
Миновав стражницкую, они направились не к лестнице вверх, как того ждала Доротея. Напротив, один из поборников повел Рошфор и Доротею по ступенькам на спуск, и еще один пристроился позади. У студентки пересохло во рту, и она невольно сглотнула, делая первый шаг вниз. Впервые попав в Башню, она не испытывала страха, но ее тогдашнее спокойствие объяснялось по большей части неосведомленностью. Теперь Доротея знала гораздо больше. И, соответственно, находила основательные причины бояться.
Они спустились даже ниже скального основания Башни, когда передний поборник остановился на скудно освещенной площадке и постучал в дверь. Лестница уходила еще дальше вниз, но путь и так оказался проделан немалый. Мгновением позже дверь открыла очередная поборница. Она кивнула Рошфор:
– Это студентка Имзель?
Рошфор утвердительно наклонила голову и жестом предложила Доротее выступить вперед. Та подчинилась, силясь выровнять дыхание и сохранить хотя бы внешнее спокойствие.
– Я обязана обыскать вас, сьёр, – сказала поборница.
Ее руки быстро пробежали по голове Доротеи, ощупав волосы, а затем по всему телу, выискивая спрятанное оружие. Рошфор, отвернувшись, смотрела в стену.
– Иконы при себе есть?
– Ни одной, – ответила Доротея. Голос прозвучал хрипловато, но в целом гораздо увереннее, чем она ожидала.
Из-за спины поборницы, окончившей обыск, возник изысканно одетый мужчина – в очень богатой разновидности кардинальской ливреи, украшенной золотой цепью.
– Капитан Рошфор, ее высокопреосвященство желает, чтобы вы занялись отверженцами из числа Ночных Трудяг, только что доставленными сюда, – сказал этот человек. – Есть подозрение, что один из них может являться Ночным Королем.
Доротея оглянулась на Рошфор, но та смотрела мимо.
– Сомневаюсь в этом, Робард, – устало проговорила капитан. – Нас уже человек девять, если не десять пообещало вывести на Ночного Короля. Они просто рассчитывают на поблажки. Они дают описания, которые ни к кому не подходят. Думаю, мы так и не добрались ни до кого из их вышестоящих… Но, естественно, я исполню приказ.
И ее каблуки простучали дальше вниз по ступеням.
– Какая муха ее укусила? – пробормотала поборница, обращаясь к Робарду.
Вопрос не предназначался для ушей Доротеи, но тем не менее достиг их.
Робард, не отвечая, слегка поклонился Доротее:
– Пожалуйста, следуйте за мной, студентка Имзель.
Доротея прошла вслед за Первым секретарем кардинала в обширную комнату. На удивление просторный чертог скудно освещался всего лишь двумя стоячими канделябрами, расположенными без видимого порядка. В каждом – по дюжине свечей, установленных в кованых железных когтях. Комнате, вырубленной в скале, придавали более-менее обитаемый вид толстые ковры, в несколько слоев уложенные на полу, и шпалеры по стенам. Старинные занавеси пребывали по большей части в тени, но те, что Доротее удалось разглядеть, содержали сцены из саранской истории. У самой двери располагалось стилизованное изображение Великого потопа 1309 года: святая кардинал Эрхарн обращала вспять взвившуюся волну. Собственно, кардинал лишь противостояла волне, но в воздухе над святой витала Архангел Ашалаэль и, надув щеки, своим дыханием гнала воду назад. Эта сцена на некоторое время привлекла внимание Доротеи, ибо содержала не совсем обычное в прошлом представление об Ашалаэли. Когда-то Архангела изображали краснокожим мужчиной, здесь же грудь фигуры окутывало облачко, лицо выглядело отчетливо женским, а кожа отливала серебром. Тем не менее семичастные крыла за спиной никаких сомнений не оставляли.
– Подойди.
Приказ прозвучал властно, а тон внушал трепет. Доротея поспешно оторвала взгляд от шпалеры, всматриваясь в глубину комнаты. Место, откуда исходил голос, располагалось значительно дальше самого дальнего канделябра, но девушка разглядела длинный стол, фонарь под колпачком – и рослый силуэт кардинала. Дюплесси стояла у стола, облаченная в тяжелую мантию на меху, сплошь черную и оттого плохо различимую в полутьме – пятном выделялось только лицо, покрытое алым гримом.
Доротея приблизилась. Робард остался у двери, но по углам комнаты, за спиной кардинала, обнаружилось двое поборников. Оба выступили на несколько шагов вперед, держа руки на рукоятях мечей. Явно на случай, если посетитель окажется опасным.
Подойдя, Доротея остановилась и присела в низком поклоне. Почти таком же низком, как и перед королевой.
– Ваше высокопреосвященство, я студентка Доротея Имзель. Прибыла согласно вашему распоряжению…
Кардинал протянула руку и сняла с фонаря колпачок. Помимо меховой мантии, на ней были перчатки, а на голове вместо митры или герцогской шапочки – плотная шерстяная шапка. Казалось, ее донимал холод, хотя, по мнению Доротеи, в комнате было вполне тепло. Это само по себе удивляло, поскольку она не заметила ни очага, ни жаровни.
Свет озарил письменный стол кардинала. Не тот знаменитый, дворцовый, выложенный слоновой костью, – здешний стол был тяжеловесного старинного дерева, на одном углу виднелись зарубки от топора или меча. На краю стола находились шесть икон, расположенных в ряд, ликами к Доротее. Большей частью они оказались рисованные, позолоченные, из гипса по дереву или слоновой кости, но две сверкали гравированным металлом, а шестая была из стекла под эмалью. Доротее не требовалось приглядываться, чтобы определить: особо могущественных икон здесь не имелось.
– Расскажи мне, студентка Имзель, каких ангелов призывают эти иконы и чем они занимаются, – сказала кардинал.
Сама она отступила прочь из светового пятна, ее рука сделала движение… Доротея знала – кардинал коснулась иконы: девушка ощутила неясное присутствие ангела, а мгновением позже резко звякнули струны, пронесся неосязаемый вихрь из-под крыл. Она не подняла глаз, продолжая смотреть лишь на стол, хотя на краю зрения промелькнули те самые огнистые тени, означавшие для нее присутствие ангелов.
– Можно ли осмотреть поближе, ваше преосвященство? – спросила Доротея.
Горло у девушки окончательно пересохло. Ангел уже стучался в ее разум: это был Переастор. Доротея узнала его и очистила свои мысли, сконцентрировавшись лишь на иконах перед собой.
– Оргентиэль, – назвала она первое имя. – Серафим. Ведает ковкостью металлов, исключая золото и серебро.
Кардинал кивнула. Лишь ее лицо и глаза различались в потемках. Она пристально наблюдала за Доротеей, чуть склонив голову набок и, без сомнения, вслушиваясь в донесение Переастора.
– Бехераэль, – продолжала Доротея. – Серафим. Закрывает и запирает…
Перед третьей иконой она помедлила. Здесь изображались три переплетенных колеса со спицами, продолжавшимися за обод; венчал все это позолоченный нимб. Икона напоминала сразу несколько известных Доротее, но конкретно эту узнать не удавалось.
– Это Престол, – сказала Доротея. – Но какой именно, я не знаю.
Переастор оценил истинность утверждения, и кардинал вновь кивнула.
– Этот образ доставлен к нам из Истары, – сказала она. – Это Ксаниатиэль, ведающий копытными животными.
– Четвертую икону создала я сама, – ровным голосом продолжала Доротея. – Это Хорсинаэль, что делает жидкое твердым, а твердое – жидким. Пятая – Глоранаэль, она… вот тут я не уверена, но ее призывают, желая остановить ветшание, будь то неживое или живое. Некоторые из этого делают вывод, будто она ведает временем, но я не согласна…
– А шестой?
Доротея нагнулась, вглядываясь в стекло под эмалью. Работа являлась исключительной. Самой Доротее редко приходилось возиться с эмалями или стеклом, но перед ней, несомненно, находилось выдающееся и необычное произведение. Девушке потребовалось несколько секунд, чтобы определить – образ тоже казался знакомым. И даже не из-за ангела: лицо, как и во многих случаях, принадлежало пожилой женщине. Золотые глаза и губы, коричневая кожа, небесно-голубой нимб… Знакомым казался сам стиль изображения, пусть даже и на стекле.