– Да, – сказала Рошфор и улыбнулась Доротее.
Девушка впервые увидела настоящую улыбку у нее на лице. Да видел ли вообще кто-нибудь, чтобы она так улыбалась?
– Спасибо, что подумала обо мне, – продолжала Рошфор. – Еще хочу поблагодарить тебя за то, что так внимательно изучаешь записки той альбийской авантюристки. Я очень надеялась, что они могут принести пользу. У самой-то не было времени их прочесть…
– По-твоему, они подлинные?
– Думаю, да, – сказала Рошфор.
По-прежнему глядя на Доротею, она потянулась за бокалом вина, что стоял у нее под рукой; задев его, почти уронила, но успела подхватить в падении и поставить, не выплеснув ни капли.
– Двое поборников, которых ты видела у входа, – мои лучшие разведчики. Я выслала их вперед на неделю. Им было велено пересечь границу и подняться на перевал, на самый верх, до спуска на другую сторону. По их словам, местность очень напоминает описанную в том дневнике. Они заметили нескольких монстров, бродящих в отдалении друг от друга, встретили диких коз… и более – почти ничего. Дорога через перевал пребывает в запустении, как того и следовало ожидать. Однако ее строили еще в имперские времена, и держится она – с современными не сравнить. В общем, если снег не повалит, а по нынешнему времени года на это совсем не похоже, мы во вполне обозримом будущем туда доберемся. И я испытываю огромное облегчение, что чудища там отнюдь не кишат…
– Вот бы так и продолжалось! – с чувством пожелала Доротея. Нервно поерзав на стуле, добавила: – Я тут гадаю… будет ли мне позволено переговорить с кем-нибудь из отверженцев? Сдается мне, иные из них, вероятно, способны увидеть…
– Им отказано в каком-либо общении с ангелами, – отмахнулась Рошфор. – Малейшее соприкосновение с ангельской магией – и они либо умирают от зольнокровия, либо обращаются в монстров.
– Да, но вдруг они что-то знают о причине, почему так происходит, – не сдавалась Доротея. – Вдруг у них кто-то рассказывает, как видел ангелов в людях… может, какие басни истарские, не знаю… остатки знаний, замаскированных под детские сказки, ты же знаешь, как…
– Все это оказалось утрачено еще при первоначальном исходе, когда они во множестве переселились в Саранс! – перебила Рошфор. – Никто не знал, откуда взялось зольнокровие. И почему одни умирали, а другие становились чудовищами. Ясно было одно – это наверняка деяние Паллениэля. Что и подтверждается анафемой, наложенной Архангелами на страну…
– Анафемой? – спросила Доротея.
Рошфор отпила вина и нахмурилась.
– Вообще-то, это храмовый секрет, – сказала она. – Запретное знание. Та же история, как и с книгами, что сожгла Дюморон. Архангелы стран, сопредельных с Истарой, – Ашалаэль Саранская и Турикишан, что правит Менорко, – наложили анафему, сила которой удерживает монстров в границах страны. Вот почему они не распространились за пределы Истары.
Она отпила еще вина, одним глотком осушив кружку. Подлила из бутыли и продолжала:
– На нашу беду, из этой анафемы кое-что следует. Ни один ангел не смеет извне пересечь границу Истары. Иначе я давно бы уже выслала Реахабиэля на поиски храма и велела Кварандаэлю изъять сокровище. Кроме того, предполагалось, хотя доселе не проверялось, что ни один ангел не может быть и вызван туда. По крайней мере, ангел не из числа тамошних.
Доротея постепенно осознавала услышанное.
– Не проверялось доселе, – с горечью повторила Рошфор и отхлебнула еще вина. – А вот мои разведчики только что подтвердили. Иконы, что были у них с собой, по ту сторону границы стали всего лишь картинками, лишенными жизни.
– Так вот на что Дартаньян намекала… – промолвила Доротея.
– Что?
– Ну, просто она… э-э-э… полагает, что вы, поборники, слишком уповаете на иконы и ангелов. – Доротея почувствовала, что краснеет. – Думаю, она тоже подозревала, что наши иконы не будут отзываться в Истаре.
– Дартаньян в уме не откажешь, – пробормотала Рошфор и глотнула из кружки. Вино оставило алый след у ее губ.
– Но что все это значит? – спросила Доротея. – То, что Ашалаэль не позволяет никому из своих ангелов посещать Истару и быть вызванными оттуда?
– Какая разница, что это означает? Нам нет дела до про́клятой страны, – ответила Рошфор, попивая вино. – Не следовало бы соваться туда, но приказ есть приказ. Его исполняют, а не оспаривают. Как же не вовремя перетрудилась ее высокопреосвященство… а ведь я предупреждала ее! Не стоило ей допрашивать тебя лично…
– Ты имеешь в виду, что сама меня допросила бы? – спросила Доротея. – Ты хотела, чтобы Переастор рылся у меня в голове по твоей воле?
– Нет! – возмутилась Рошфор и так шарахнула по столу кружкой, что вино разлетелось брызгами, а ножки стола подломились. – Нет! Не этого я хотела… и не стала бы… разве что по прямому приказу ее высокопреосвященства. Но она тогда уже предельно утомилась… Ей следовало доверить кому-то другому…
– Пойду я, пожалуй, – вздернула подбородок Доротея и отодвинула свой стул.
Рошфор тоже вскочила… на один короткий и страшный миг Доротее показалось, будто поборница готова удержать ее силой. Но нет – она осталась стоять на месте, легонько пошатываясь. Даже руки так и висели вдоль тела.
– Я же сказала, что никогда тебя не обижу, – пробормотала Рошфор. – А я слов на ветер не бросаю.
– Еще ты выражала надежду, что мне никогда не придется бояться тебя, – отозвалась Доротея. – А в тот раз мне было страшно.
– Я бы не хотела быть такой, как… – начала Рошфор, но осеклась и не договорила. Доротея смотрела на нее, ожидая продолжения.
– Такой, как?..
Рошфор покачала головой – очень медленно, как если бы голова была сделана из камня и слишком тяжела, не сразу сдвинешь. Потом безнадежно махнула в сторону выхода. Доротея шагнула туда и, распустив завязки на матерчатой двери, вышла в вечерние сумерки. Главным было то, что Рошфор не запретила ей напрямую расспрашивать отверженцев…
30
– Одна из той четверки нашим людям вопросы задает, – тихо сказал Бискарэй, обращаясь к Лилиат.
Разложив на земле грубые одеяла, они устроились с подветренной стороны крупного валуна. Монталлар был уже близок; до него рассчитывали добраться назавтра. Всю прошлую неделю дорога медленно, но неуклонно шла на подъем, устремляясь к горам, отмечавшим границу с Истарой. Становилось холоднее, особенно в ветреную погоду. Отверженцы повадились спать бок о бок, а грязную землю полей сменила сухая, бесплодная почва да голые камни.
– Та ученая, Доротея Имзель, – уточнил Ночной Король.
– И что она выведывает? – спросила Лилиат.
Она тоже говорила понизив голос, хотя их со всех сторон окружали бойцы Бискарэя.
– Ее занимают старые сказки. Те, что мы детям рассказываем. Или слышали, когда сами были детьми, – сказал Биск. – Про Погибель Истары, про Паллениэля…
– И что ей сообщили?
– Две расхожие побасенки, которые она наверняка и без того знает. Более ничего. Ну, одна о том, что мы-де нагрешили превыше всякого искупления, и Паллениэль проклял всех истарцев, и никогда-то нам от этого проклятия не избавиться. А вторая – ее в Сарансе очень не любят, – что якобы в Небесах случилась война и вражеские ангелы прокляли нас, да так, что сам Паллениэль помочь нам не сумел. В общем, какую версию ни возьми – приговорены мы навечно. Признаться, мне аж самому любопытно, как на самом деле все обстоит…
– Я же говорила тебе. Паллениэль никого не проклинал. Это его враги вызвали к жизни зольнокровие и чудовищ, – сердито сказала Лилиат, поворачиваясь, чтобы извлечь колючку, впившуюся в бок. – На Паллениэля скопом напали другие Архангелы, подстрекаемые своими кардиналами и высшим священством. В итоге он оказался изгнан… но мы вернем его. Все вернется на круги своя, Биск!
– Но что, если вражеские Архангелы вновь нападут?
– Паллениэля застали врасплох, – сказала Лилиат. Эту ложь она произносила с давних времен, слова слетали с языка легко и привычно. – Его икону носила старая и слабая женщина, кардинал Элсишерон. Когда Паллениэль вернется, это случится потому, что его призову я. И я направлю его на наших врагов. Теперь все станет по-другому! Все будут исцелены. Монстры исчезнут. Истара снова вознесется к величию…
Биск кивнул. Его лицо едва виднелось в наползающей темноте, в тени камня. Даже Лилиат с ее сверхчеловеческим зрением не могла разобрать его выражения.
– Но на что тебе те четверо? – спросил он. – Дескарэй. МакНил. Дюпаллидэн. Имзель. Они даже не истарцы…
– Хватит вопросов, – раздраженно сказала Лилиат. – Успокойся пока и на том, что мне они нужны в храме. Живыми и здоровыми.
– Но…
– Я все сказала, – сквозь зубы ответила Лилиат. – Проследи, чтобы мой приказ был исполнен.
– Как всегда, – ответил Биск. – Да свершится воля твоя…
– Видывала я перевалы и повыше, – фыркнула Агнес.
– По-моему, там холодно, – сказал Анри. Последние три дня он постоянно кутался в толстый плащ. Конечно, плащ был форменный: черная шерсть, опушка из серебристой лисы. Такие носили все мушкетеры. Анри плотнее запахнул его. Солнце только-только встало, небо было ясное, но никакого тепла в воздухе не ощущалось. – В смысле, там, кажется, еще холоднее, чем тут…
– Скажи спасибо за плащ, – заметила Доротея. – У отверженцев, небось, ничего похожего нет.
– И за погоду спасибо скажи, – добавил Симеон. – Запросто могло быть куда холоднее. И сыро притом. Нам пока что очень везет!
Они стояли все вместе наверху невысокой гряды. Вдоль нее текла безымянная речушка, отмечавшая границу между Сарансом и Истарой. Внизу виднелся широкий брод с галечным дном. Его выделяли разрушенные каменные устои – все, что осталось от старого моста еще имперских времен. Дорога – вернее, тоже лишь остатки древнего большака – прямой линией тянулась от брода на подъем, достигая распадка в горах на юго-западе. Высота перевала составляла примерно две трети от пиков, расположенных по обе стороны. Тот и другой представляли собой два громадных рога из серого камня, с вершинами, закованными во льды и снега.