До конторки она добралась ползком. Попыталась подняться… Икона Ашалаэли не просто вибрировала и гудела. Она испускала резкий белый свет, затмевавший даже солнечные лучи. Кардинал никогда прежде такого не видела.
– Ашалаэль…
Она кое-как сумела хрипло прошептать имя, но дотянуться и коснуться иконы оказалось превыше ее сил. Тем не менее ощущение присутствия Архангела в комнате стало расти. Ашалаэль проявлялась: удар громадных крыл прозвучал подобно грому или выстрелу пушки. Оконные рамы содрогнулись, разбитые стекла полетели осколками. Потом грянули фанфары тысячи труб, похоронившие тревожные крики и голоса по ту сторону двери.
Маг-убийца! Маг-убийца! – прокричала Ашалаэль в сознании кардинала. Каждое слово тонким клинком пронзало мозг.
– Не понимаю, – прошептала Дюплесси.
Она убивает ангелов! Останови ее! Останови! Останови!
Кардинал не ответила – попросту не смогла. Ее пальцы соскользнули с края конторки. Мышцы и сухожилия утратили силу и более не могли удерживать тело. Старая женщина завалилась набок с глухим шлепком, почти беззвучным после царственного явления Архангела. Ярко-алая кровь хлынула из ее глаз, носа и рта – видимый знак того, что ее разум, и без того ослабевший, не смог выдержать мощи крика Архангела.
Ашалаэль, лишенная вызывающего, вернулась на Небеса. В тот же миг дверь комнаты кардинала растворилась настежь. Разом влетели Антон, Робард и трое поборников, размахивающих мечами… и замерли, словно налетев на стену. Властительница всех их судеб, много десятилетий правившая ангелами и людьми, лежала мертвая на ковре.
31
На перевал поднимались короткими перебежками. Авангард то и дело вступал в схватку с одиночными монстрами. Чудища, страшные противники в ближнем бою, оказались очень заметны на голой земле, среди скал. Их с легкостью обнаруживали. Солдаты тотчас останавливались, выстраивались в шеренгу и давали несколько залпов. Чаще всего мушкетный огонь разил тварей насмерть. В других случаях с израненными монстрами без большого труда расправлялась полудюжина алебардщиков.
Четыре-пять таких успешных столкновений – и люди заметно повеселели. Исключением, пожалуй, являлись Дартаньян, Рошфор и некоторые ветераны, не разделявшие новообретенной веры, что в дальнейшем так и предстоит биться с монстрами, бродящими по одному, в худшем случае по двое. А раз так, сотня мушкетеров наверняка разделается с одиноким монстром, замеченным в трех сотнях шагов! Так думали рядовые, но командиры прикидывали: что будет, если набежит сразу сотня превращенных? Или тысяча?..
Как и все, кто следовал за боевым авангардом, Доротея приостанавливалась осмотреть убитых чудовищ. Тем более что появлялся достойный повод взять маленькую передышку на долгом и тяжелом подъеме. Вдобавок художницу завораживало многообразие попадавшихся тварей: все они оказались разными. Некоторые были двуногими и прямоходящими, другие бегали на четырех, а у одного чудища обнаружилось множество ног. Доротее не довелось видеть его в движении, но, наверное, оно носилось по-тараканьи. Иные были закованы в многоцветную чешую, других покрывала толстая бугристая шкура, серая или пурпурная, третьи обросли свалявшимся мехом – белым, рыжим и бурым. Все варианты неплохо защищали от пуль и клинков. Большинство ран выглядело поверхностными. Убивало монстров скорее количество поражений. Лишь иногда свинец или сталь находили слабое место, где и причиняли увечья.
Симеон, шагавший глубже в тылу, тоже склонялся над чудовищами, исследуя раны. Он пользовался зондом, линейкой и пинцетом, а то и ножом, чтобы вскрывать раны. Для этого требовалась вся его сила, временами Симеон даже мечтал о большой ампутационной пиле, ехавшей на вьючном муле среди госпитального имущества.
Еще доктору очень хотелось провести полное анатомирование, но на это не было времени. В любом случае даже мимолетное исследование подтверждало сказанное Дартаньян: все монстры оказались различными, так что слабые зоны не повторялись. У всех имелись своеобычные шкуры, костяные панцири или хитиновая броня. Ее толщина менялась непредсказуемо, отражая столь же многообразное внутреннее устройство. У них даже внутренние органы были расположены у каждого по-своему. Все имели что-то вроде сердец, но и те гнали и качали по жилам серую золу, служившую чудищам кровью, не повторяясь в строении.
– Пошли, Симеон, – сказал Анри. – Чего доброго, будет у тебя еще материал…
– Мне бы еще несколько минут, – отозвался Симеон. Он изучал левый глаз поверженного монстра. Тот был оснащен прочным прозрачным веком – доктор двигал его туда-сюда кончиком ножа.
Анри покачал головой:
– Уже все прошли, кроме арьергарда. Ты что, один остаться здесь хочешь?
– Что?..
Симеон огляделся и невольно вздрогнул – сверху донесся очередной залп мушкетов, отдавшись эхом в скалах по сторонам. А рядом, кроме Анри, никого не было видно. Лишь впереди виднелись несколько стражников, уводивших по тропе толпу отверженцев, да снизу, рассыпавшись по склону, приближалось пятьдесят или шестьдесят мушкетеров с поборниками. Это подходил арьергард.
– Нет, отставать я не хочу, – ответил Симеон, быстро собирая инструменты и упаковывая их в сумку.
– Я так и думал, – заметил Анри. Плотнее завернулся в плащ и тяжелым шагом двинулся дальше. Симеон следовал за ним по пятам.
Пережив дюжину схваток, экспедиция все-таки вышла на самый верх перевала раньше задуманного – вскоре после полудня. Все тут же занялись разбивкой укрепленного лагеря, лишь дюжина разведчиков продолжила путь, ища боковые тропинки и какие-нибудь подсказки к тому, где именно находился храм Паллениэля Достославного, выстроенный Лилиат, и как туда можно добраться. Во всяком случае, за время подъема ничего вразумительного найти им не удалось.
На самом верху, перед спуском на ту сторону, обнаружилась площадка, на удивление плоская. Возможно, ее выровняли еще имперские строители в давно прошедшие времена. Она была узкая и длинная, огороженная высокими скальными стенами пиков, вздымавшихся по сторонам. Особую выгоду составляли древние защитные стены, каждая в полутора сотнях шагов от высшей точки перевала, так что строителям палисадов осталось лишь заполнить прорехи да надстроить стены камнями, которых вокруг валялось предостаточно. Хотели еще огородиться рвом, но это намерение пришлось оставить: на глубине всего лишь пары футов лопаты уткнулись в сплошную скалу. Достаточно, чтобы вырыть ямы под колья для палисадов, но не более.
Между двумя такими линиями обороны с запада и востока и разместилась экспедиция, и здесь в самый первый раз оказался бескомпромиссно выдержан план расположения отрядов.
Шатры Дартаньян и Рошфор поставили в самом центре площадки, тот и другой – в окружении палаток избранных бойцов, назначенных телохранителями. Большая часть палаток мушкетеров и поборников выстроилась в полусотне шагов от западной линии укреплений. Оттуда ждали опасности: дальше шел спуск в глубину истарских земель. Здесь же поставили четыре из шести фальконетов. Их устроили повыше на склоне, каждый – на насыпи из утоптанной земли и камней, укрепленной кольями, которые остались от палисадов.
Палатки гвардейцев короля поднялись с другой стороны, обращенной к Сарансу, вытянувшись вдоль восточной стены и палисада. Два фальконета перекрывали направление, откуда нападений ждали в последнюю очередь.
Бойцы городской стражи не были заняты в обороне укреплений. Их палатки виднелись в середине, недалеко от командирских шатров. Они окружали большую площадку, отведенную под ночлег отверженцев… Если, конечно, тем удастся заснуть без палаток и какого-либо иного укрытия, лишь под грубыми одеялами, которых выдали аж по две штуки на душу.
Госпиталь и складские шатры развернули в северной части стоянки, на плоском месте, прямо под почти отвесной скальной стеной. Пороховой склад устроили в южном конце, под нависшим утесом. Артиллерийские часовые прохаживались в полусотне шагов. Эту черту никто не должен был пересекать с зажженными спичками, курительной трубкой или длинными, чиркающими шпорами. Сюда не допускалось ни открытого огня, ни чего-либо способного высечь искру.
Когда были воздвигнуты, увязаны и укреплены последние части двух палисадов, людям раздали дрова. Вскоре там и сям в лагере затрещали, замерцали костры. Начались в целом добродушные споры о том, кому и что именно предстояло готовить, люди потянулись за провиантом. Составлялся и переделывался порядок дозорной службы – и принимался с той или иной степенью недовольства.
Все вроде шло своим чередом – оборона организована, лагерь разбит споро и с соблюдением всех правил… и все-таки над перевалом витал дух смутной тревоги. Особенно загрустили поборники: здесь они не могли разжечь костры привычным способом, с вызовом Зимитаэля. Или призвать Хорсинаэля, чтобы подсушить волдыри на сбитых ногах. Равно как и проделать еще очень многое, в чем они давно полагались на ангельскую подмогу.
Всех загодя известили, что ангелы перестанут отзываться за рекой, обозначавшей границу. Однако неприкрытая правда, сообщенная Дартаньян и Рошфор, в понимании людей за время похода превратилась в некую вероятность. И вот теперь уроженцы Саранса с неудовольствием убедились: их ангелы вправду больше не могли до них дотянуться.
Доротея, конечно же, нашла такое положение дел весьма интересным. Пока Симеон руководил обустройством той части полевого госпиталя, за которую отвечал, Агнес со своим отрядом охраняла отверженцев, строивших палисад, и высматривала монстров, Анри же тайком помогал расчету одного из фальконетов вместо того, чтобы ведать раздачей дров, – Доротея укрылась в их общей палатке в расположении мушкетеров и принялась экспериментировать со своими иконами. Благо Рошфор вернула их ей вместе с книгой Сесили Дженкинс.
Ни Драмиэль, ни Хорсинаэль так и не отозвались ей, как она ни старалась, какую технику вызова ни применяла. Образа оставались всего лишь разрисованными прямоугольничками, лишенными жизни. В конце концов Доротея отложила их и принялась мысленно просматривать именослов небожителей, пытаясь вычленить какого-нибудь истарского ангела. Однако она, похоже, никогда не видела даже имени такого ангела, исключая, конечно, самого Паллениэля. Это, в свою очередь, заставило ее призадуматься, каким же образом вызывали ангелов самые первые маги. Они ведь не знали ни имен, ни сфер влияния – и понятия не имели об иконотворчестве. Ну и как же им все-таки удавалось?..