Сержант прокричал лётчикам в микрофон шлемофона. В наушниках даже потрескивания не было слышно. Тут раздались пулемётные выстрелы. Прапорщик у задней дверцы озабоченно вглядывался вниз, водил из стороны в сторону стволом пулемёта на подвесной турели и давал короткие очереди. В воздухе запахло пороховой гарью с нотками говна, видимо, предатель всё-таки ещё и обосрался. Тут машину опять тряхнуло и посреди пола кабины забил фонтан керосина, запах которого перебил все остальные. Рома закричал лётчикам в микрофон, но сразу понял, что летуны не слышат его и ринулся к кабине, чтобы сказать им лично, без переговорного устройства, потому как оно явно не работало. А фонтан, то есть утечка керосина в салоне, штука ну очень серьёзная. По дороге он сообразил, что не отключился, а именно, не выдернул разъём кабеля шлемофона из гнезда в борту. Он машинально пропустил провод между пальцев. Тот обрывался примерно посередине. «Потом разберусь,» – решил он. Лётчики не слышали его и, похоже, сами были озабоченны разрешением нелёгкой ситуации. Он похлопал командира по плечу. Тот обернулся и с удивлением сначала оглядел его, как будто испугался появлению сержанта. Рома показал на струю керосина, криком и жестами объясняя происходящее. Наконец офицер поднял большой палец вверх, показывая, что понял. А далее, используя уже указательный палец и обращая внимание на наушники бойца, прокричал:
– Ведомый доложил, что мы в облаке керосина. Попадание, идем на разворот. Уходим. Садись на место. Пристегнись, сейчас жёстко будет… если дотянем…
Рома враскачку вдоль борта добрался до своего сидения. Прапорщик менял патронную ленту на пулемёте, сосредоточенно занимаясь своим делом, как будто его нисколько не волновало и не смущало происходящее вокруг. Пока Роман общался с лётчиком, он успел расстрелять по кому-то всю пятисотку. Глядя на него, сержант плюхнулся на своё сидение и попытался пристегнуться. Не вышло. Ремень так же, как и кабель шлемофона, был перебит пополам. Он обернулся, потому что почувствовал струю воздуха в спину. Прямо за его местом, на уровне лопаток красовалось три рваных отверстия в обшивке.
Часть 6
В этот день Надежда проснулась рано, часов в шесть утра. Ей снился странный, тревожный сон. Она глянула на отрывной календарь, висевший прямо напротив кровати. Встала, подошла к нему, чтобы сорвать, как обычно, вчерашний листочек с цифрой пять и обозначить сегодняшний, с датой 6 июля 1982 года. Она не стала привычно вчитываться в напечатанную на нём информацию для интересующихся продолжительностью светового дня, стадией Луны и тому подобным, потому что силилась припомнить суть приснившегося ей сегодня ночью, так как помнилась только тревожность, но никакие детали не всплывали в памяти. Так у неё часто бывало после родов, усилилось, когда Роман ушёл в армию и ещё больше обострилось, когда она узнала, что он написал заявление об отправке его в Афганистан со всей командой офицеров, с которыми уже сдружился за короткое время службы. Вернее, узнала она о заявлении из его письма, писанного уже в вагончике недалеко от города Кабула, куда он успел прибыть для продолжения службы. Неся старый листочек в мусорное ведро, она вдруг отчётливо вспомнила вместо ночных видений весь свой вчерашний день. Поездку в неблизкий городок Электросталь к целителю Сергею, который, в отличие от её представлений, оказался не старцем или дедом, как его характеризовали посещавшие по своим нуждам подруги, а среднего возраста мужичком со странностями и авоськой в которой покачивался батон. Как они встретились вроде бы случайно на более-менее сухом островке глины посреди разъезженной дороги и глубоких луж. Его проницательные слова о муже, у которого проблем больше, чем у страдающего жуткой аллергией сына, чей недуг и сподобил её переться на край московской области в попытках вылечить сына у знахаря, так как врачи в поликлинике только разводили руками. И совсем её сначала подкосила, а потом, после размышлений, наоборот, успокоила фраза: «А кто за него, то есть мужа, молится…? Ну, тогда я сам за него молиться буду…».
Артёмка спал на кресле-кровати по соседству с её двуспальным раздвижным диваном. Хотя трёхкомнатная квартира, которую им освободили родители, переселившись в однушку на этой же лестничной площадке первого этажа хрущёвки в районе Зюзино, что на пересечении Балаклавского и Севастопольского проспекта, вполне позволяла сыну иметь отдельную комнату. Но Надя считала его ещё слишком маленьким, чтобы оставлять одного, мало ли что может напугать ночью ребёнка неполных четырёх лет. Тёма лежал, раскинувшись, и посапывал. Лучи яркого июльского солнца пробивались сквозь щель в занавеске. День обещался быть погожим и тёплым. Поэтому Надежда решила не заморачиваться готовкой сложного завтрака, а сварить быстренько геркулесовую кашу и пойти с сыном на прогулку в Битцевский лесопарк, что начинался буквально через дорогу, а именно Балаклавку, и тянулся аж до Ясенево и МКАД. Там, если пройти по широкой ухоженной тропе, можно было выйти к большому полю, идущему под уклон и заканчивающемуся оврагом, где они зимой катаются на лыжах, а дети на санках. Наверняка туда же подтянутся подруги со своими чадами, одногодками её сына. Вот тогда она и поделится впечатлениями от вчерашней поездки и загадочном не старом старце Сергее из Электростали. Сына она решила, пока всё не приготовит, не будить, уж очень сладко он спал.
После завтрака Надя написала записку о том, что они гуляют в лесу и засунула её в дверь квартиры родителей, так как они могли нагрянуть со своей дачи. На всякий случай, чтобы не волновались, где дочь с внуком. Взяли трехколёсный велосипед, предмет гордости Артёма и зависти его друзей, так как таких красивых и цветастых ни у кого не было, ибо то была «заграничная штучка». Рома привёз его сыну из Венгрии. Собравшись, они отправились в сторону лесопарка. Для этого спустились в подземный переход, поднялись наверх и углубились по тропе в хвойную чащу. Тёма лениво крутил педали. Мама помогала ему за ремешок, привязанный к рулю. Поэтому они довольно быстро добрались до заветного поля, так и не встретив знакомых. На просторе тоже никого не было. Видимо, рано ещё. Надежда присела на самодельную скамейку, сделанную из двух пеньков и не струганной доски. Когда взглянула на часы, оказалось, время уже перевалило за полдень. Она даже и не поняла, куда оно делось. Видимо, за домашней суетой, сборами и приготовлением еды на обед и ужин, оно пролетело незаметно. Тогда понятно, почему они не встретили знакомых. Те, похоже, уже разошлись по домам на обед и последующий сон. Солнышко уже поднялось высоко и прилично припекало. На небе не было ни тучки. Даже намёка на облачность. Только конденсационный след от пролетевшего недавно самолёта, который уменьшался, становясь маленькой серебристой точкой всё дальше к горизонту. А белая полоса за ним расползалась и становилась совсем незаметной, растворяясь в голубой бездне.
Надя отвлеклась от созерцания небес, так как мимо прошла девчушка с забавной собачкой какой-то редкостной породы. Пока она рассматривала животное, на солнце набежало непонятно откуда взявшееся облачко, наведя на поляну небольшую, но четко обозначенную тень. Молодая женщина с удивлением подняла голову, ибо ничего не предвещало облачности и обомлела. На небе одинокое облачко, закрывшее на секунды светило, было до мелких черт похоже на большого ангела, расправившего крылья. А вокруг его головы распространялось свечение, исходящее от солнышка, закрытого им. Облако-ангел становилось всё отчётливее, крылья его плавно прижались к бесплотному, полупрозрачному телу. А далее прогремел гром, и в небе сверкнула молния. Надежда почувствовала странное ощущение спокойствия, как будто гора свалилась с плеч. Ни девочка с собакой, ни двое других редких гуляющих по полю людей, как будто и не заметили ни грома, ни вспышки молнии. Они тихо брели по своим делам. Казалось, что лишь только ей всё это и открылось. Тут в голове её прозвучал спокойный и рассудительный голос дядьки Сергея из Электростали: «… ну, тогда я за него помолюсь…».
Часть 7
Аллергия у Артёма действительно прошла через пару лет. Всё так, как и говорил загадочный Сергей. Лишь только орехи были ему противопоказаны пожизненно. И если случайно попадали в его рацион, так и продолжали вызывать у него болезненные реакции. Выражались они в покраснении лица и зуда в области подмышек. Но с этим уже легче было бороться, ему их просто не давали. И наказали: нигде и никогда, ни при каких обстоятельствах не трогать руками всё, что может напоминать любой орех.