– Вы, коммунисты, не верите в Бога. Но я точно знаю, что это он набрал номер той девочки. Твоим пальцем, но это Бог был. Ты атеист, не поймёшь или сделаешь вид, что всё не так, что всё гораздо проще. Да, проще потому, что это он делает нашу жизнь, всё в ней от него зависит. Бог всё видит и помогает нам… давай спать ложиться… что-то я уже совсем плохо мысли выражаю…
И они, не раздеваясь, плюхнулись на свои кровати. На следующее утро Рома написал в ректорат записку, что по семейным обстоятельствам ему необходимо на неделю отлучиться домой в Москву. Пошёл на вокзал и взял билеты туда и обратно с датой возврата через три дня. За три дня он рассчитывал решить все проблемы. С Ритой встречаться не будет, всё объяснит по телефону. Он не знал, как смотреть ей в глаза. Родителям позвонит сегодня же с драгоценного аппарата в парке возле цитадели. И расскажет им о своём решении. Конечно, он понимал, что всё как-то нехорошо получилось, особенно с подачей заявления в ЗАГС. Получается, он обманул девушку. А ведь они даже жили, как муж и жена. Какие отношения теперь сложатся между их родителями? Отец-то мужик с понятием, поймёт. А вот как мать будет относиться к его новой-старой невесте? Они ведь были знакомы с Надеждой как его бывшей девушкой, первой школьной любовью. Ведь со стороны может сложиться впечатление, что та увела его из-под венца и женит на себе! Короче, вопросов и проблем наворачивался целый ком, и все их следовало разрешать жестко, по-мужски, волевым решением, но с умом. Для этого он и рвёт сейчас в Москву. Разрешить проблемы. В том числе отозвать заявление из одного ЗАГСа и подать в другой, уже в Надином районе.
Через три месяца в намеченный день заказанная свадебная белая «Волга» подвезла их к ЗАГСу Советского района города Москвы на улице Ялтинской, что недалеко от кинотеатра «Ангара», возле метро Варшавская. Кроме этой машины, ещё был «Москвич» будущего тестя, в котором поместилось несколько ближайших родственников. Остальные друзья и знакомые приехали по-простому на троллейбусе или дошли пешком от метро. После росписи, отмечать торжество в ресторане всех гостей загрузили в также заказанный исключительно для этой цели «Рафик». Церемония была отлаженная, конвейер. Брачующиеся и их родные с друзьями и свидетелями собираются в комнате ожидания и в порядке очереди к назначенному времени поднимаются непосредственно в зал. Там женщина бальзаковского возраста с причёской под импортным названием «Бабетта», внутри которой, по слухам, была спрятана банка из-под консервов, произносила отскакивающую от зубов речь с вопросами, согласна ли каждая из сторон вступить в союз, создать семью и переносить все невзгоды… и так далее и тому подобное.
Ресторан выбрали символический – «Будапешт», что находился при гостинице с тем же названием, в самом центре, возле Трубной площади. Теперь уже тесть, дабы можно было выпить за здоровье новобрачных, отогнал свой «Москвич» домой в гараж, благо тут было недалеко от ЗАГСа, и приехал с тёщей на такси. Выпили немало, как водилось в те времена у советской интеллигенции. Но всё обошлось мирно и по-городскому, столичному. Без драк и песен под гармошку. И место, и статус гостей не располагал к происшествиям. Младший брат Романа, Игорь, будучи ещё школьником девятого класса, тоже ухитрился втихаря приложиться к фужеру. Его разобрало на романтику, и он начал делать предложение младшей сестре невесты, утверждая, что будет очень забавно и символично, если по достижению их с Надиной сестрой совершеннолетия, они тоже поженятся. Короче, свадьба как свадьба. Можно сказать, как у всех в те времена. Ничем примечательным она не запомнилась, но так, пожалуй, и должны проходить торжественные начала образования новых ячеек общества, дабы они были бы крепкими и долгосрочными. Однако шутки по поводу, что собой представляет само понятие «свадьба», в народе ходили вовсю. И самая распространённая гласила, что это «торжественный пуск в эксплуатацию…»
Через девять месяцев у молодой семьи родился сын. Назвали его Иваном.
Роман открыл глаза и стал возвращаться в реальность медсанбата. Его тормошил за плечо старший лейтенант в коротком белом халате поверх полевой формы. Погон видно не было, но Рома очень хорошо знал его и даже приятельствовал. Тот однажды, будучи навеселе, налил ему, срочнику, пятьдесят граммов спирта. Кажется, старлей отмечал в тот день двадцати пятилетие. Офицер был примерно одного с ним возраста, если даже не младше.
– Сержант, сержант, Рома, просыпаемся. Кончай тут ночевать средь бела дня. Сестра уже минут десять, как освободилась. Иди быстрее, а то зелёнка закончится.
Часть 4
6 июля 9 часов утра. Аэропорт города Кабул. Роман приехал на вертолётную площадку вместе со всей бригадой техников. На машине-техничке. Впрочем, его не заставляли возиться с вертолётом. Главные, кто разбирался и отвечал за исправность вертушек, были, естественно, люди со специальным образованием, офицеры, на худой конец прапорщики. Те имели, кроме образования, навыки и опыт. Рома же относился к рядовому составу. Имел звание сержанта он по большей части из-за того, что был значительно старше основной массы солдатиков-срочников, ибо в армию попал после института. И всего на полтора года, в отличие от обычных срочников, которым после школы судьба была тащить солдатскую лямку целых два. А если учесть, что он был женат, и дома его ожидала семья с четырёхлетним наследником, то отношение к таким военнослужащим у офицерского состава несколько разнилось, нежели к прочим солдатам. Разница по возрасту с остальными призванными у него была огромная по меркам молодёжи. Аж в пять лет. Естественно, его оформили по документам помощником в группу техников, хотя и не заставляли выполнять какие-нибудь технические работы. Во-первых, толку в этом смысле от него было мало, во-вторых, ему вчинили в обязанность быть переводчиком, так как он неплохо болтал на обоих местных языках, причём делал это даже лучше, чем специально обученные этому офицеры-переводчики. Специалисты с афганскими языками это редкость. Работали на наших и этнические афганцы, отучившиеся в советских вузах. Но и их не хватало. С одним из таких местных, который ранее учился в Ленинграде на медицинском, Рома и разговорился неделю назад, случайно встретив возле вышки руководителя полётов. Как его звали на самом деле, никто и не знал. Представился он Юрой, сказал, что русским так привычнее выговаривать будет и слух не режет. На нём была местная одежда, причём цвета хаки, пуштунский головной убор под названием паколь и НАТОвские ботинки военного образца, предназначенные для горной местности. На него не очень обращали внимания. И сам он не хотел сильно светиться перед публикой, так как был не один, а входил в группу. Всего их было пятеро. Сбоку от вышки выделили площадку прямо на засохшем газоне. Они огородили её временным пластмассовым заборчиком, чтобы никто не мешался у них под ногами, установили довольно большую палатку. Что-то заносили в нее и выносили обратно. Складывали возле навеса рюкзаки, баулы, какие-то мешки большого размера. В общем, явно подбирали инвентарь к некоему серьёзному мероприятию. Было понятно, что ребята эти не простые. Среди них почти все, кроме одного явно русского, европейской внешности, были скорее всего таджики, а может, и узбеки. А возможно, тоже афганцы, с ними Рома не общался. Не срослось. Ему очень хотелось поговорить на языке, в практике которым он был ограничен. Ведь в Европе ни дари, ни пушту не были в большом обиходе. Как-то удалось встретить в общаге в Будапеште группу носителей этого языка. Но общения большого с ними не сложилось.
– Вы не местный? – обратился он к задумчивому человеку в беретке паколь на самом распространённом в Афганистане языке дари.
– А что, заметно? – с улыбкой ответил тот, подходя к заборчику, приглядываясь к советскому солдату повнимательнее и специально переходя на другой язык – пушту. – Это хорошо. Нет, на самом деле я питерский и зовут меня Юрой.
– А так на афганца похож, – подыграл ему Рома, также переходя на пушту. – Меня Романом звать.
– Откуда дари знаешь? В Таджикистане, что ли, вырос, там тоже вроде бы на нём болтают.
– Нет, в Венгрии, на спор выучил. Да он у меня не единственный. Всего пять основных усвоил, надеюсь, не один ещё подучить получится, языки у меня хорошо идут.
Так они и познакомились. Юра не раскрыл своего истинного имени. Да Рома и не настаивал. Они встречались несколько раз. Афганец упоминал название их подразделения. Но это название мало чего говорило непосвящённым. Какой-то «Каскад». Готовятся к заданию здесь на газоне и живут в палатке, чтобы их кроме русских летунов и техников, больше никто не видел. На днях вертолёт забросит их на гору. А там сами уже будут действовать на своё усмотрение. Главное, задание выполнить. И тогда, глядишь, через пару месяцев их снимут с горы, если, конечно, будет кого снимать. А может, кто из них и в банде останется. Так поведал афганец Юра. Он всё обращал в шутку. Группа у них небольшая, все универсалы. Он лично главный доктор и специалист по ночным выходам. Что это такое, сильно объяснять не понадобилось, а детали не важны. О них не положено распространяться, да и так всё понятно.
От казармы, так принято было называть стационарную палатку, в которой жили солдатики, до вышки на аэродроме его подбросил «бобик» замполита. Самого полковника в машине не было, только капитан, уполномоченный получать карты лётного задания из секретки. В секретке, что уже из названия ясно, хранились важные и весьма засекреченные документы, подробнейшие карты. Допуск в комнату и доставку этих бумаг непосредственно экипажам для ознакомления с заданием, имели в полку только несколько человек. Командир полка, замполит и этот самый капитан-секретчик. Подвозить кого-нибудь было строго запрещено. Даже транспортировать их полагалось под охраной из автоматчиков. Но ведь на то она и авиация, тут не всегда строго чтился устав. Исторически так сложилось ещё с царских времён, когда появилось первое лётное подразделение в российской армии. Водила не остановился бы без разрешения старшего, но капитан знал Рому и решил подвезти бойца к командному пункту, что ноги зря мять. Замполит присутствовал как раз на вышке. Сержант соскочит на стоянке позади неё, так никто не заметит нарушения. Газон, где базировались «каскадёры», был пуст. Полы палатки завёрнуты на крышу. Группу, как говорится, применили, то есть она улетела на задачу. А сзади за зданием, на асфальтовом пятачке, уже ожидала технический состав специально предназначенная для них машина, которая и проследует далее по рулёжке и сбоку от взлётки к стоянке вертолётов.