вают. Я смотрю, тут написано, что ты языками владеешь, будешь у нас курсы по языкам вести, преподавать то есть. А там, глядишь, и политинформацию тебе доверим, тем более раз коммунист, знать, подкованный идеологически…
– Это я с удовольствием, – поддакнул ему призывник, соображая, что надо преподнести свои способности, может, это и пойдёт ему в зачёт и на пользу. – Я ещё второй дан по каратэ имею. Пять лет занимаюсь. Могу также группу вести. Обучать, то есть, восточным единоборствам.
– Вот это дело! Золотой ты наш, хоть ещё одну, последнюю недоеденную банку икры прапорщику отдавай! – воскликнул майор. А Рома и не понял, шутит он или серьёзно. – У нас с вертолётами подразделение десантников. Офицерам понравишься, как сыр в масле будешь…, а ты говоришь дыра, Дальний Восток!
В начале восьмидесятых годов прошлого столетия в СССР активно и всепоглощающе ворвалась мода с востока по изучению всевозможных видов азиатских единоборств. А так как до Европы она добралась ещё раньше, то Романа участь увлечься ей никак не могла миновать. Похоже, судьба не зря надоумила его заняться в Будапеште каратэ. Есть вероятность, что теперь он будет с этого снимать дивиденды – пришла ему, дипломированному экономисту, профессиональная мысль.
Майор встрепенулся и с возгласом: «Чего же я сижу, бл…, мне же надо звонить, бл…, чтобы самолёт готовили, бл…», – ринулся из актового зала.
Роман бросил рюкзак под сиденье скамьи, на которую присел, и попытался обдумать своё нынешнее положение. Как и когда он сможет сообщить родным о своём неожиданном вояже в ту часть земного шара, куда не собирался попадать даже «на шару» – скаламбурил Рома про себя. А может, оно и к лучшему, говорят, волшебные места этот Дальний Восток. Команда его будущих сослуживцев также мирно дремала рядом, они вообще провели на этих скамейках ночь. Потому и не интересовались им. Похоже, времени познакомиться у них будет достаточно. Он представил себе, каков намечается перелёт, особенно если учесть, что самолёт будет военный и вряд ли близкий по комфорту к пассажирским лайнерам, которыми ему за его жизнь посчастливилось уже полетать. Буквально через пару часов радостный майор громогласно произнёс команду: «Подъём!». Построил новобранцев тут же в проходе актового зала и дал некоторые инструкции к дальнейшему поведению и правилам безопасности на борту самолета АН-12 (главная из них гласила о запрете курения на борту), которым им предстояло перебазироваться из Европы аж через всю Азию, туда, где «Макар телят не гонял». Как выяснилось, ко всеобщему смеху и расслаблению, командир их вертолётного полка с приданным к нему подразделением десантников, очень любит эту поговорку, ибо фамилию носит Макаров, а когда не в духе, может и назвать подчинённых телятами и так погонять, что мало никому не покажется. Но до этого доходит редко, так как разозлить его до такого степени – надо очень постараться, потому что человек он добрейшей души. На этом основная часть инструкции закончилась. Остальное им объяснят по прилёту непосредственные офицеры-командиры, а также старослужащие. Последняя фраза не могла не насторожить осведомлённых людей, хотя тоже вызвала смех, впрочем, не очень весёлый на этот раз. После чего они шеренгой были выведены во двор и погружены в ПАЗик цвета хаки.
Сколько они тряслись до конечного места службы, Рома уже не помнил. Посадок было штук пять, а может, и шесть. Это уже стёрлось из памяти. Отчётливо всплыло лишь приземление в Красноярске, где на борт погрузили какие-то бочки и небольшой кабинетный рояль. Запомнилось оно потому, что в качестве грузчиков сами они, то есть призывники, и выступили. Бочки, по словам майора, который также летел с ними этим же бортом, но в отдельном, отгороженном закутке, где располагалась широкая металлическая полка, были с комбижиром для их же питания, предназначенные для столовой. А новый музыкальный инструмент – приобретение клуба, предназначенное для поднятия культурного уровня военнослужащих. Помнилось также, что когда они, наконец, приземлились на аэродроме Магдагачи, он ему показался прямо-таки аэропортом, с небольшим залом ожидания и близстоящим домиком, на котором красовалась надпись «Гостиница». Оказалось также, как потом ему рассказывали просвещённые сослуживцы, что вся это авиаструктура была сооружена ещё во времена Второй мировой как промежуточная база для перегона из Америки самолётов по ленд-лизу. А название посёлка по одной из версий произошло от нанайского слова МАГДА, что означает девушка, и ГАТЬ, то есть болото. По легенде, в своё время тут жила семья нанайцев, которые все неожиданно заболели и умерли. Осталась лишь дочь, видимо, с самым крепким иммунитетом. Её миновала участь родственников, но покидать родные места она была не намерена. Да и куда податься молодой девушке? Так и прожила тут всю жизнь. А про местность начали говорить: «Там, где девушка среди болот». То есть МАГДАГАЧИ. Так как вокруг городка были сплошь болота, дышалось тут не так легко, как хотелось бы привыкшему к Европам среднестатистическому москвичу. Влажность была тропическая, в отличие от температуры воздуха, которая, скорее, напоминала север средней полосы. Акклиматизация проходила нелегко, а если принять во внимание тот факт, что ещё и армейскую службу приходилось служить, то вообще временами было тяжко. Но Рома всё это стоически вытерпел. Хотя и попал один раз в госпиталь, когда-таки заработал себе «дальневосточную розочку». Мокнущие, незаживающие язвочки на ногах, которые медсестра смачивала странной подсушивающей жидкостью сиреневого цвета и мазала вонючей мазью. Бывалые офицеры, с которыми Рома уже успел к тому времени завести дружбу, так как был с ними практически одного возраста, в отличие от основной массы солдат срочной службы, принесли ему из аптеки пивные дрожжи в таблетках. Оказывается, «Гефефетин», как назывались эти таблетки, содержит огромное количество витаминов группы В и даёт организму силы бороться с подобными напастями. Выздоровление пошло значительно быстрее.
Действительно, к нему со стороны офицеров и даже полковника Макарова отношение было гораздо более привилегированным. Поначалу «деды» попытались было «наехать» и показать «молодому», да ещё и не как все, служащему только полтора года «салаге», что такое армия. Но всё это кончилось зелёнкой в медчасти, а для некоторых и перевязками эластичным бинтом. Роме тоже досталось, но в момент разборок в казарму случайно зашёл офицер и, увидев пятерых окровавленных соперников, а также пострадавшего, но сражавшегося в одиночку «молодого», построил всех в колонну по два и отвёл в лазарет. Потом всех, кроме Романа, собрал без свидетелей и объяснил им, что новобранец – обладатель второго дана каратэ и им ещё повезло, что так легко отделались. А если такое повторится, то разбираться с ними будет уже командир части, вплоть до штрафбата, а оно им надо под дембель?
Курс молодого бойца, когда учат ходить строем и зубрят устав, проскочил довольно быстро. В середине мая новобранцы приняли присягу. Далее служба пошла уже легче и веселее. Сложилось так, что Роман попал под опеку офицерского состава. К тому же то, как он проявил себя в «разговоре» с «дедами», зародило в среде этих же «дедов» уважительное отношение к нему. Принимая во внимание обстоятельства и расспросив «молодого», откуда он такой взялся и где получил подобные навыки, его позвали тренировать «группу здоровья», как назвал её сам командир полка, в которую вошли офицеры из технического и лётного состава трёх вертолётных эскадрилий. Позже, присмотревшись и оценив Ромины способности по достоинству, сюда подтянулось несколько офицеров-десантников, решив кое-чего позаимствовать из арсенала каратэ для своей военной профессии. Дошло даже до того, что в одной из комнат офицерского общежития ему выделили койку, где он иногда ночевал. От массы нарядов он был освобождён. Даже форму ему заменили на «техничку» без погон. Что ничем не отличало его от среднего командного состава сверхсрочной службы. А служба тем временем шла своим чередом, иной раз рутинно, иной раз преподнося сюрпризы. Рома уже хорошо познакомился с солдатским бытом. Усвоил, что такое баня по субботам, как ценно завести дружбу со старшиной – им служил уже возрастной прапорщик из местного населения. Но главное – это приятельские отношения с каптёром – ефрейтором срочной службы, выдающим солдатам положенное им обмундирование, в том числе еженедельное бельё, мыло для бани и тому подобное. По блату каптёр мог подобрать старослужащим всё самое новое, а «салагам» доставалось то, что осталось. В таких случаях и трусы могли быть неопределённого размера, и портянки с дыркой. В банный день надо было расторопнее шустрить. Или с утра в первых рядах побывать в каптёрке, когда приносили из постирочной бельё, или иметь договорённость с распределителем, то есть упомянутым ефрейтором, который тоже был из «дедов» и скоро уходил на дембель. Вообще, по негласному этикету, «дед» мог взять шефство над «молодым», но не до такой степени, чтобы откладывать ему самое хорошее, что по тому же этикету полагалось старослужащим. Однако с Ромой вышло исключение. И остальные «деды», немного поудивлявшись, очень быстро замяли тему и приняли ситуацию как должное, ибо ещё не было подобных прецедентов, чтобы «молодой» был старше «дедушек», с двумя высшими образованиями, партийный и на короткой ноге с офицерами, причём чуть ли не сам командир полка Макаров благоволил ему и закрывал глаза на то, что офицеры выделили ему койко-место в своей общаге, где он периодически ночевал. В каптёрке стоял аппарат – «прожариватель», неотъемлемый атрибут каждого подразделения во всех военных частях того времени, особенно в местности, где влажность была высокой. Дело в том, что большое скопление народа в замкнутой среде способствовало размножению насекомых-паразитов. То ли новобранцы заносили, хотя их тщательно проверяли и проводили дезинфекцию, а иногда и карантин, то ли блохи и вши попадали в часть извне…. Но факт оставался фактом. Конечно, редко в каких частях заводилась человеческая, или как её ещё называли, окопная вошь. Как во времена больших войн. Хотя и такое случалось. Тогда весь личный состав и казармы со всем содержимым поливали раствором, в который входила хлорка. Чаще всего это была бельевая вошь. Она не жила, в отличие от окопной, на человеческом теле. Потому не доставляла уж очень сильных неприятностей. Она обитала в постельном белье. По ночам она доставляла неприятности в виде чесотки, с последующим раздражении на коже. Однако и это было некомфортно. Для борьбы с ней существовал аппарат про прогреву уже постиранных простыней температурами, способными эту дрянь уморить. Но каптёрщик утверждал, что из прачки бельё приходит стиранное, значит, вроде как без паразитов. А вот полежав в жаровне, заражается ими. Хотя визуально ничего и не находилось на белье, но к концу недели, перед сменой, некоторые солдаты жаловались. Ефрейтор был уверен, что насекомые настолько адаптировались к высоким температурам, что жили внутри аппарата и перебирались оттуда на чистое бельё. А потом быстро за неделю размножались, хотя, может, и прибор уже поизносился и