– А то ты не знаешь, – засопела Вера Ивановна, расправляя на веревке ночную рубашку, – хватит белой лебедью прикидываться. Все вечером Аньке сообщу, ты нас опозорила! Хорошо, что нынче двери дегтем не мажут! Развратница.
– Да заткнись ты! – вяло отбивалась Света.
– Нет, – злорадно засмеялась ведьма, – я видела в бачке твои трусы, поняла, чем ты занималась, его имя знаю! С Сергеем Зарицким трахаешься, а то, что он женат, тебя не останавливает?
Света ахнула, ну каким образом ведьма узнала правду про нее и соседа? Даже если мерзостная старушенция изучила ее нижнее белье и сообразила, что Света уже не девушка, то ведь фамилия любовника на трусишках не написана!
– Притихла! – злорадно воскликнула Вера Ивановна. – Хотя сказать тебе нечего. А вот у меня целая речь заготовлена. Сначала Аня и Йося новость услышат, потом я к жене Сергея пойду, ну и в милицию рвану. Дело-то подсудное, «совращение малолетних» называется. Зарицкому сороковник стукнул, а тебе восемнадцати нет. Я от участкового не отстану, пока вас не посадят.
– За что? – одними губами спросила ошарашенная Света.
– Его за любовь с несовершеннолетней, а тебя за разврат, – уточнила Вера Ивановна. – Вот несчастье! Проститутка растет! Надо в подъезде объявление повесить: «Люди добрые, осторожно, около вас, в родном доме б…ь поселилась». Тебе надо отдельную посуду завести, еще заразишь нас сифилисом. Йося обязан принять меры!
И тут Света, потеряв от злости самообладание, толкнула Веру Ивановну. Старуха, не успев ойкнуть, упала в ванну, ударилась головой о ручку, за которую обычно держалась, вылезая из воды, и осталась лежать, не шевелясь. Из раны на виске потекла кровь, именно в этот момент в санузел вошел некстати вернувшийся домой Иосиф.
Дальше начался кошмар. Убедившись, что мать мертва, отчим устроил падчерице допрос, потом запер рыдавшую девочку в ее комнате, вызвал домой Аню. Каким образом Йося сумел провернуть дальнейшее, Аня не знала. Муж обманул милицию, смерть Веры Ивановны признали несчастным случаем: пожилая женщина испытала приступ головокружения и упала с табуретки. Дело закрыли, но Иосиф не собирался прощать падчерицу, он просто не хотел шума, позора, досужих разговоров о своей семье.
Светлана просидела взаперти почти месяц, Иосиф рассказывал всем, что дочь пережила страшный шок: вернулась домой и обнаружила бабушку мертвой, подобный стресс с трудом перенесет и взрослый человек. Ясно, что девочка никак не может прийти в себя.
Потом Свету увезли, а спустя пару недель Иосиф сказал Анне:
– Девчонка умерла, ее похоронили не в Москве, а там, где она скончалась, в психлечебнице, на краю Калужской области, там есть спецкладбище.
Аня пришла в ужас, но Иосиф коротко рубанул:
– Выбирай: или ты больше никогда не вспоминаешь Светлану, или я прямо сейчас ухожу из дома. Только имей в виду, дочь тебе не вернуть, с того света в гости не ходят!
Анна осталась жить с мужем, потом Йося заболел и умер. Затем пришел черед самой Рогожиной. И вот на смертном одре, схватив оцепеневшую Аду Марковну, соседка шептала:
– Уходя в могилу, Йося покаялся. Светлана жива, он ее не в клинику тогда отвез, а в особую тюрьму, за большие деньги поместил, сам за смерть своей матери ее наказал. Светочке никогда из каземата не выбраться.
– Ужасно, – прошептала Ада Марковна, – надо искать девочку.
– И как это сделать? – заплакала Анна. – Он адреса не оставил, только сообщил: дочь в заточении находится, да еще успокоил, мол, там хорошо, еда нормальная, присмотр, вот только свободы ей никогда не видать.
Ада Марковна заахала, слушая Аню, а та, выплакавшись, сказала:
– Не рассказывай никому, хорошо?
Ада Марковна пообещала хранить молчание, Аню очень скоро забрали в больницу, оттуда она вернулась вместе с приятной медсестрой, которая стала исправно ухаживать за умирающей. Своей помощнице Аня завещала квартиру.
За пару дней до смерти Рогожиной Ада Марковна навестила соседку и фальшиво воскликнула:
– Замечательно выглядишь! На поправку идешь.
– Нет, Ада Марковна, – просипела Аня, – я не доживу до конца недели, скоро у вас другая соседка будет, моя медсестра, живите мирно.
– Ты ей квартиру отписала! – поразилась пожилая дама.
– Не пропадать же добру, – вяло отозвалась больная, – на том свете квадратные метры мне не понадобятся!
– О Светлане подумай, – осторожно напомнила Ада Марковна, – где ей жить?
– На кладбище, – прошептала Анна, – скоро с дочерью свидимся. Правду ли говорят, что в раю все друг друга прощают?
– Света жива, – напомнила Ада Марковна, – ты сама мне рассказывала про тюрьму! Иосиф ведь признался перед смертью в содеянном.
– Врал он, – пролепетала Аня, – уж не знаю, по какой причине эту дурь выдумал. Небось хотел мне побольней сделать.
– А вдруг он говорил правду? Ты не подписывай завещания, – предостерегла Ада Марковна соседку.
Анна подтянула к подбородку одеяло.
– Нет, умерла дочка, и слава богу. Легко ли убийцей жить!
Ада Марковна перевела дух и глянула на меня.
– Ну и как история? Шекспир!
– Скорей уж Агата Кристи, – покачал я головой. – И вы никогда не встречали Светлану?
– Нет, – помотала головой пожилая дама, – один раз, правда… но это была не она! Совсем другая приходила, хотя… странно…
Я сделал стойку.
– Вы о ком говорите?
Ада Марковна сложила руки на столе.
– Не так давно сюда приехала женщина, очень элегантная, костюм, шляпа, сумка – все безукоризненно, единственное, что мне не понравилось, макияж грубый. Тонального крема два кило на лице, румяна, пудра, тени, тушь. Разукрасилась, как на продажу, полное несоответствие одежды и макияжа. Хотя, вероятно, она пыталась респектабельной выглядеть, приоделась, но прежние привычки дали о себе знать.
– Что вы имеете в виду? – улыбнулся я.
– Милый мой, – кокетливо пропела Ада Марковна, – я, конечно, кажусь вам старой, выжившей из ума кошелкой, но на самом деле я еще способна соображать!
– Мне и в голову не придет заподозрить молодую даму в маразме, – я начал привычно льстить старухе, – вам до пенсии еще далеко!
– Мне уже пятьдесят пять, – проворковала Ада Марковна.
Я бросил беглый взгляд на обвисший подбородок, мешки под глазами, дряблую шею, морщины вокруг губ, отметил большое количество пигментных пятен, усеявших желтоватую кожу, и подавил вздох. Пятьдесят пять?! Как минимум на двадцать лет больше! Но, спасибо Николетте, благодаря ей я хорошо знаю, как положено вести беседы с перезрелыми кокетками.
– Пятьдесят пять? – всплеснул я руками. – Как минимум на двадцать лет меньше!
– Комплиментщик, – довольно засмеялась Ада Марковна, – хотя, понимаю, я выгляжу намного лучше своих ровесниц. Ну да не о них речь. Знаете, кем я работала? Кстати, я тружусь до сих пор.
Я на секунду призадумался, оглядел бесконечные шкафы с книгами и высказал предположение:
– Вы профессор?
– Угадали, дружочек, а теперь сделайте еще одну попытку, чем я занимаюсь?
– Ясно, что не математикой, – улыбнулся я, – на полках сплошь мировая классика и книги по искусству.
Ада Марковна радостно засмеялась:
– Я удачный пример того, что трудолюбивый человек может отлично получать деньги в любом возрасте и при любой власти. В свое время я занималась изучением ритуальных рисунков, написала на эту тему кандидатскую и докторскую диссертации, потом обвал, революция, ну кому наш НИИ с его изысканиями по искусству нужен, и моя книга «Орнамент в жизни коренных жителей Африки» тоже не бестселлер. Одно время я даже кассиром работала. Но я переквалифицировалась. Знаете, чем сейчас увлеклась? Сейчас покажу!
Ада Марковна быстро встала, взяла стопку альбомов, водрузила их на стол и раскрыла первый. Я ожидал увидеть фотографии, но на странице оказался рисунок странного горбатого существа.
– Это Пифо, оберег племени Краток, – пояснила Ада Марковна, – если сделать его изображение на теле, то вы приманите здоровье. Но есть нюансик. Коли его правая лапа снабжена пятью когтями, случится беда, на ней непременно должно быть шесть «пальцев».
– Татуировки, – догадался я, – вы делаете рисунки для салонов.
– Верно, я создаю уникальный вариант, шедевр, – не удержалась от похвальбы Ада Марковна, – могу повлиять на судьбу человека. Имейте в виду, орнамент на теле вещь серьезная и…
– Давайте вернемся к той странной даме в шляпе, – перебил я старуху, которая вознамерилась прочитать мне многочасовую лекцию о тату.
– Я сразу поняла, что она бывшая проститутка, выбившаяся в содержательницы притона, – презрительно изогнула губы хозяйка, – у дамы на ноге, чуть повыше щиколотки, имелось характерное тату.
– Какое?
– Ангел с одним крылом.
– Ангел с одним крылом, – повторил я, моментально вспомнив Наташу Капустину, у которой была точь-в-точь такая отметина.
– Ну да, – не заметив моего волнения, продолжала Ада Марковна, – всякие там ангелочки – рисунки для падших женщин, а любая ущербность символизирует подчинение. В данном случае татуировку следовало расшифровывать так: работница сферы сексуальных услуг, принесшая клятву верности сутенеру. Немного, правда, меня смутил цвет рисунка: розово-голубой, но я предполагаю, что это намек на бисексуальность!
– И как только вы разглядели подробности!
Ада Марковна вздохнула:
– Я профессионал, даже под одеждой татуировку учую.
– С какой целью приходила женщина?
– Она назвалась подругой Ани, – усмехнулась старуха, – сказала, что уехала за рубеж жить, а сейчас вернулась и решила возобновить дружбу. Соврала. Я ее раньше никогда в нашем подъезде не встречала! И потом, возраст! Девка намного младше Анечки, в дочки ей годилась. Выслушала я врунью спокойно, ну и рассказала, что все умерли, квартира по завещанию отошла посторонним.
– Вы не стали ей сообщать подробности о Светлане?
– Иван Павлович, – нежно проворковала Ада Марковна, – я сейф. Храню внутри великое множество чужих секретов, не имею никакого права их выбалтывать. И потом, та баба мне просто не понравилась! От нее текла отрицательная энергетика. А вы милый, надеюсь, мы подружимся и еще не раз выпьем вместе чайку!