реувеличения тут нет, ведь этот минус, полученный от святого, на всю земную, а может, и на будущую, вечную жизнь останется. Как же тут не горевать о минусе?
«Я не помню, чтобы он принуждал нас ходить в церковь, не было даже разговоров на эту тему, – вспоминал полковник артиллерии Михаил Дмитриевич Тимофеев, учившийся у отца Иоанна в реальном училище. – Зато твердо помню, что на последнем уроке текущей недели кто-либо из нас спрашивал у о. Иоанна: будет ли он служить всенощную?
И если ответ был положительный, то можно было наперед сказать, что седьмой класс будет весь (за исключением двух учеников – евреев) на этой всенощной, а значит, и у обедни на другой день…
Очень трудно выразить пером то, что переживалось тогда, во время службы о. Иоанна, всеми нашими чувствами».
Впрочем, об одном, поразившем его случае, который произошел на его глазах, Михаил Дмитриевич Тимофеев все-таки рассказал.
После обедни, когда уже подходили к кресту, случилась заминка. Это отец Иоанн наклонился к девочке лет десяти, что с ребенком на руках, подошла к нему.
– Батюшка! – попросила она. – Отслужите панихиду по моей маме, она умерла сегодня. Нам похоронить ее надо…
– Бедная… – сказал отец Иоанн. – Что же отец ваш не пришел?
– Папочка наш еще раньше умер! – сказала девочка. – Никого у нас не осталось.
И она заплакала.
– Я приду отслужить панихиду и провожу твою мать на кладбище! – сказал отец Иоанн и, вынув из кармана конверт, подал девочке. – Вот тебе на похороны.
– Батюшка! – громко воскликнула стоящая рядом с отцом Иоанном женщина. – Да ведь в конверте-то, знаете, сколько? Там же двести рублей!
Отец Иоанн внимательно посмотрел на женщину, потом тихо сказал:
– Эти деньги даны мне, и я могу ими распоряжаться по своему усмотрению. Сколько там было, я не знаю, значит, такова воля Господня.
Духовный опыт своего детства и отрочества никогда не забывал святой праведный Иоанн Кронштадский, и всегда подчеркивал, что Евангелие должно быть основой воспитания и образования русского человека.
«Знаешь ли, что прежде всего положило начало моему обращению к Богу и еще в детстве согрело мое сердце любовью к Нему? – сказал он однажды игуменье Таисии. – Это – святое Евангелие. У родителя моего было Евангелие на славянско-русском языке; любил я читать эту чудную книгу, когда приезжал домой на вакационное время, и слог ее и простота речи были доступны моему детскому разумению; читал и услаждался ею и находил в этом чтении высокое и незаменимое утешение. Это Евангелие было со мною и в духовном училище. Могу сказать, что Евангелие было спутником моего детства, моим наставником, руководителем и утешителем, с которым я сроднился с ранних лет.
И преподавая в гимназии Закон Божий, отец Иоанн никогда не ставил двоек своим воспитанникам, а вел с ними беседы, которые на всю жизнь запечатлевались в памяти учеников.
Как пишет один из биографов отца Иоанна, не все ученики умели передать содержание его бесед, но не было таких, которые не принимали в свою душу этого содержания. Отец Иоанн наполнял души детей теми святыми образами, какими была полна его душа.
Рассказывают, что много лет спустя один из учеников его попал в трудную ситуацию, когда необходимо было совершить поступок, сделать выбор. Вот тут-то он и вспомнил беседы Иоанна Кронштадтского – и именно так и поступил, и выбор, сделанный им, как показали дальнейшие события, оказался единственно правильным.
Преподавателям гимназии, где он читал Закон Божий, отец Иоанн объяснял, что нужно не только дать воспитаннику образование: важнее всего образовать из него человека и христианина.
Эти слова всероссийского батюшки особенно актуальны сейчас, когда все больше система нашего образования настроена на подготовку молодых людей, которые способны будут работать за границей.
И помнить об этом нужно, исходя не только из интересов государства, а прежде всего из интересов самих молодых людей, хотя они сами, может быть, пока и не осознают этого.
«Молитву старается лукавый рассыпать, как песчаную насыпь, слова хочет сделать, как сухой песок, без связи, без влаги, то есть без теплоты сердечной, – говорил Иоанн Кронштадтский. – Молитва – то бывает храмина на песце, то – храмина на камне. На песке строят те, которые молятся без веры, рассеянно, с холодностью, – такая молитва сама собою рассыпается и не приносит пользы молящемуся; на камне строят те, которые во все продолжение молитвы имеют очи вперенные в Господа и молятся Ему, как живому, лицом к лицу беседующему с ними».
Так учил молиться кронштадтский пастырь, так, имея очи, вперенные в Господа, молился он сам. Очевидцы утверждают, что когда отец Иоанн молился, чувствовалось, что он говорит с Богом. Лицо его в эти минуты сияло…
Каждый день около полуночи выходил Иоанн Кронштадтский на улицу. Он просил не беспокоить его во время этих молитвенных прогулок, но его «очи, вперенные в Господа» видели и замечали то, что не видят другие, и, возвращаясь домой, отец Иоанн заходил порою на чей-нибудь «огонек». Беседовал, утешал, помогал…
Иногда оставлял все свое жалованье в таком доме, а когда не оставалось денег, отдавал и сапоги, и порою босым возвращался домой после своей вечерней молитвы.
Подвиг, принятый на себя отцом Иоанном, был не по силам окружавшим его священнослужителям, и они, как это бывает со слабыми людьми, порою и не стремились преодолеть свою слабость, а старались разглядеть в святом праведнике, оказавшемся рядом с ними, некое повреждение, заставляющее его поступать отлично от них.
– Твой-то, матушка, сегодня опять босой пришел… – бывало, говорили они Елизавете Константиновне. – Юродивый он у тебя!
Сам Иоанн Кронштадтский к подобным разговорам относился спокойно.
– Ну что же, пусть юродивый, – говорил он.
Но Елизавете Константиновне совершенно не нравилось, что ее супруг, который живет с нею как брат, к тому же еще и раздает нищим все жалованье.
Она поддалась лукавому сочувствию сослуживцев мужа, и подано было ходатайство, чтобы жалованье священника выдавали не отцу Иоанну, а Елизавете Константиновне, как будто отец Иоанн был горьким пьяницей.
Увы…
Первые пятнадцать лет служения Иоанна Кронштадтского – это еще и годы горьких унижений. Не раз митрополит Исидор допрашивал его, заставлял служить при себе и доискивался, что есть в нем особенного, даже сектантского, как уверяли и доносили ближайшие священнослужители.
Дело дошло даже до обер-прокурора Святейшего Синода. Константин Петрович Победоносцев вызвал отца Иоанна к себе.
– Ну вот, вы там молитесь, больных принимаете, говорят, чудеса творите, – сказал отцу Иоанну Константин Петрович Победоносцев. – Многие так начинали, как вы, а вот чем-то вы кончите?
– Не извольте беспокоиться, – со свойственной ему простотою безбоязненно ответил отец Иоанн, – потрудитесь дождаться конца!
Сила молитвы батюшки была столь велика, что приходившие к нему, случалось, исцелялись от многолетних болезней.
Лечил Иоанн Кронштадтский молитвой, предавая болящего в руки Божии, прося исполнения над болящим Его святой воли. Рассказывали, что иногда отчаявшейся жертве недуга оказывалось достаточным отправить письмо или телеграмму Иоанну Кронштадтскому – и тяжелая болезнь отступала…
Ну, а первый случай исцеления больного по его молитве произошел 19 февраля 1867 года… В этот день отец Иоанн сделал в дневнике запись: «Господи! Благодарю Тебя, яко по молитве моей, чрез возложение рук моих священнических исцелил еси отрока (Костылева)».
По-разному складываются судьбы людей…
Порою обстоятельства поворачиваются против человека, а порою человек сам смиряется с этими обстоятельствами, и ему кажется, что дальнейшая жизнь уже не имеет никакого смысла, и он готов тогда совершить непоправимое.
Однажды отец Иоанн увидел на скамейке в парке молодую девушку, и такой у нее был печальный вид, что сердце его сжалось. Поклонившись, он сел на другой конец скамьи. Девушка встала и хотела удалиться, но отец Иоанн остановил ее.
– Я обеспокоил вас, кажется… – сказал он. – Извините, но, проходя мимо, я не мог не подметить тяжелого настроенья вашей души, свидетельствующего о глубокой вашей скорби, и, как пастырь, хотя и незнакомый вам, но по сану пастырства не чуждый, решил подойти к вам и с чувством искреннего участья побеседовать с вами. Не стесняйтесь, откройте мне вашу скорбь. Может быть, чрез меня грешного Господь и успокоит вас, и утешит вас.
Тронутая таким участьем совершенно незнакомого человека, девушка горько расплакалась.
– С малого детства я не любима была в родной семье… – сквозь слезы проговорила она. – От природы болезненная, неразвитая, ни к чему не способная, но изнеженная, нервная, я всегда была в тягость и другим, и самой себе. Отдали меня в институт. Но и оттуда через три года исключили по неспособности к ученью. В то время, когда меня исключили из института, отца моего уже не было в живых. Мать моя, болезненная женщина, не имела средств меня содержать так, как мы жили при отце, но когда умерла и мать, я осталась совершенно без всяких средств к жизни. Куда мне теперь преклонить свою голову? Я гощу сейчас то у одних родственников, то у других, то у знакомых. Не имея возможности нигде прочно приютиться, перекочевываю с места на место. Мне тяжело, что я несчастная, лишняя на свете!
– Великий ум Творца не мог сотворить ничего лишнего, – ответил отец Иоанн Кронштадтский. – Посмотри… – он указал на ползущую по песку букашку. – Что беспомощнее, ничтожнее этого насекомого? Но и оно не лишнее, и оно приносит долю пользы, и оно не забыто и не оставлено Творцом! А ты, будучи человеком, этим любимым созданием Божьим, отчаиваешься в Его милосердии!