Получается не то что странно, жутко даже. На подсознательном уровне Вика старалась держаться как можно дальше от любого рода сумасшедших. Даже если врач утверждает, что они тихие и мирные, никогда ведь не знаешь, что у них в голове творится! А тут еще откровенно агрессивное существо.
И все-таки… Вика нежно провела пальцами по его руке, лежащей поверх ее талии, и подумала, что она бы на месте Верены не ушла. Понятно, что нужно оградить ребенка от подобного общения, но ведь Марк уже сделал это, сняв второй дом! Зачем устраивать такую подлянку любимому человеку, когда ему и так тяжело?
Это печально. Однако по-настоящему грустить не получалось – если только из-за того, что ему тогда пришлось пережить. Но настоящий момент только радовал. Можно не думать ни о чем, быть вдвоем и… По поводу этого «и» Вика пока не загадывала. Рано еще.
– Да, – подтвердил он. – Ева. Это Лена ее так назвала. Несмотря на то что диагнозы проявились довольно рано, она всегда воспитывала Еву сама. Я хотел сделать то же самое… и сделаю!
– Сделаешь, конечно. Жалко ее… не хочу даже представлять, что она почувствовала, оказавшись рядом с мертвой матерью.
– Да уж.
Вроде бы он сказал то, что и полагалось сказать. Но при этом отвернулся, Вика почувствовала, как он напрягается. Не умеет он врать – по крайней мере, когда речь идет не о работе.
– Знаешь, уже ведь очевидно, что я была не права, – вздохнула девушка. – Поторопилась с выводами, мыслила стереотипами и все такое. Но теперь я здесь и даже не злюсь на тебя за то, что ты в принципе манипулировал мной.
– Тебе от этого хуже не стало!
– Мне от этого стало только лучше, но не в том суть. Я… я скучала даже не столько по тебе, сколько по нам. И я хочу попробовать еще раз. Но для этого нужно, чтобы ты от меня ничего не скрывал. Ева – большая часть твоей жизни. Которая, увы, разрушила твою предыдущую семью. Я не ставлю это тебе в укор, просто хочу знать!
Он сомневался, а Вика ждала. Наконец он снова перевел взгляд на нее:
– Я никогда не видел труп своей сестры. По крайней мере, в прямом понимании. Мне сказали, что тело пострадало при вскрытии. Я сопроводил гроб на кремацию, но гроб был закрыт. Выдали мне уже прах.
– Ты думаешь, это не она была?..
– Да нет… она. Мне выдали ее личные вещи, ее документы. Она. Но я так и не увидел, что с ней случилось. Уже сейчас, оценивая ситуацию по-другому, я понимаю, что надо было настоять, открыть этот проклятый гроб. А тогда мне было страшно, веришь? Я не хотел ее видеть. Хотел помнить живой.
– Вполне нормальное желание. – Вика прижалась к нему крепче, надеясь, что хоть это позволит ему расслабиться.
– Может, не знаю… Я мало кому рассказываю о Еве. Только близким друзьям. Но даже им я говорю, что Лена умерла от передозировки наркотиков.
– А на самом деле?..
– На самом деле все не было так однозначно. Мне об этом уже эксперты рассказали… Наркотики она, похоже, принимала, это факт. Но причиной смерти стали механические повреждения. Врачи считают, что в наркотическом угаре Лена сорвалась на крик, стала обвинять дочь в собственных неудачах. И Ева напала. Она довольно тонкая девочка, не думаю, что у нее так уж много сил, однако – хватило. Она то ли толкнула Лену, то ли ножом ударила, я так и не понял, в шоке был. Медики поспешили меня заверить, что это нормально – для человека в ее состоянии. Что если ее не провоцировать, это не повторится. Но я все равно осознанно вез в свой дом убийцу.
Вика почувствовала, как по коже словно холодок пробежал. Ей хотелось поддержать его сейчас, но нужные слова не придумывались. Видеться с Евой хотелось все меньше.
– Я надеялся, что мне удастся что-то изменить, – продолжил Марк. – В ней и для нее. Я следил за тем, чтобы занятия с врачами и педагогами проходили регулярно. Открытых вспышек агрессии не было вообще, и я радовался. Я говорил с ней – и на немецком, и на русском, потому что не был уверен, каким языком она владеет. Но со временем я понял, что даже у разговора с животным больше перспектив. Ева сидела передо мной, а пялилась куда-то в пустоту. Она меня не слушала вообще! Иногда она говорила, но не со мной, просто так – несла какую-то околесицу.
– Например?
– «Ой, какой сейчас снегопад начнется» – и это в середине июля. Но даже такие фразы были редкостью, тут хоть какой-то смысл есть. В основном отдельные слова и даже звуки. Могла рассмеяться без причины, могла замкнуться в себе. Постепенно я согласился с врачами – она не способна поддержать нормальный разговор, просто не дано ей. Я все равно говорил с ней, но уже в силу привычки. Ни на что не надеялся. Говорил, чтобы ей не стало хуже, улучшение казалось недостижимым. И тут что-то произошло…
Вряд ли он стремился выдерживать показательные паузы, просто так получалось. Ему было сложно об этом говорить, и чувствовалось, что он боится напугать Вику, оттолкнуть от себя. Ей действительно хотелось оборвать разговор и навсегда позабыть о Еве. Но это его жизнь, нужно либо принять, либо потерять его навсегда.
Верена выбрала второе. Потому и фигурировала в мыслях Вики как «дура».
– Этой осенью она впервые заговорила со мной, – прошептал Марк. – Не отреагировала звуком на какие-то мои слова, а именно заговорила! Я был в Москве, общался с ней по скайпу, рассказывал про наше расследование. А она вдруг стала отвечать, давать мне советы, и советы эти оказались очень полезны! Это был самый большой шок с тех пор, как я узнал о ее существовании. Она меня понимала, осмысливала мои слова, делала выводы. Ту беседу нельзя было назвать нормальной, и все же я чувствовал, что передо мной человек, не уступающий мне по интеллекту! Врачи сказали, что это нереально, но я ведь все видел и слышал!
Вике невольно вспомнился фильм «Молчание ягнят».
– Прямо доктор Лектор какой-то!
– Я, кстати, тоже так подумал, а потом понял, что нет. Там псих легко притворялся нормальным, хоть и мыслил по-своему. А Ева… она глобально не изменилась. Как была не от мира сего, так и осталась. Потому что она все-таки не гениальный преступник, а всего лишь шестнадцатилетняя девочка! В этом я стараюсь себя убеждать. Но… иногда мне страшно, Вика. Даже мне страшно рядом с ней! С тех пор как я вернулся, она иногда, по настроению, говорит со мной. Когда и на какие темы – она выбирает сама. Видно, у нее какие-то прояснения случаются. Но как это назвать, к чему приведет… да я понятия не имею!
– Ты врачам рассказывал об этом?
– Нет… никому не рассказывал. Потому что врачи тут же начнут приставать к ней с новыми тестами, а я чувствую, что она меня за это не простит! Она очень врачей не любит. Она все-таки моя племянница, я не хочу ее мучить!
Получается, что с этим он оказался один на один. Он сколько угодно может быть сильным, терпеливым и решительным. Вика все равно чувствовала, как тяжело ему было – и есть.
Поэтому она хотела остаться. Это противоречило призывам инстинкта самосохранения, который упорно намекал, что есть в России мужики получше и с меньшим «багажом»! Однако жить без него она уже пробовала, получилось тоскливо и неинтересно.
С другой стороны, она не представляла, что будет делать, если встретит эту Еву. Девчонка, скорее всего, уже знает о ней. А вдруг ревновать вздумает? Говорят же, что психи физически сильнее нормальных людей… Так что ее юный возраст спасением для Вики не станет.
– Ты молодец. – Вика подняла голову, чтобы поцеловать его. – Вполне возможно, что говорить она может благодаря тебе. Если бы ее запихнули в психушку, она бы точно такого не добилась! Думаю, твоя сестра была бы очень благодарна тебе.
– Ну вот, теперь ты знаешь, что жены и ребенка у меня нет. Зато есть кое-кто похуже. Если захочешь уйти – я пойму, преследовать тебя больше не буду. Так честнее, чем избегать разговора или скрывать что-то.
– Дурак, что ли? Так я тебя и оставила!
Он ничего не сказал. Только обнял крепче, прижимая к себе. Думать о том, каково это – хранить такой секрет в себе, не иметь возможности ни поделиться, ни попросить о помощи, – было страшно. Еще и без поддержки, теряя то, что столько лет строил!
– Я не буду тебе врать, я уже побаиваюсь эту твою Еву, – признала Вика.
– Не ты одна.
– Меня это не утешает! Но все-таки… я бы хотела с ней встретиться. Как ты вообще оставляешь ее одну?
– Одну – никак и никогда. С ней живет гувернантка, Хельга. Она научилась ладить с Евой, да и медицинское образование у нее есть. Так что она справляется.
– Это здорово… Я бы хотела встретиться с Евой. Если ты, конечно, не возражаешь.
– Даже не собираюсь возражать, – усмехнулся он. – Мне любопытно увидеть, как она на тебя отреагирует, потому что рассказывал я о тебе немало. Но ты не бойся, кидаться она на тебя не будет – не собака все-таки!
Да уж, не собака… А кто – непонятно. Вика старалась представить себе подростка с таким количеством заболеваний, и результат был какой-то очень уж мрачный. Невысокая, коренастая, с короткими ногами и длинными руками, как у гориллы, мощной шеей и чуть выдвинутой вперед нижней челюстью… Глазки маленькие, большую часть времени их закрывают неровно остриженные, спутавшиеся темные волосы… Бррр, неандерталец какой-то!
Однако к страху перед этим существом уже примешивалось любопытство.
– Я тут, знаешь ли, дней десять буду. На вечеринки и тусовки мне ходить необязательно, поэтому в нашем распоряжении каждый день. И когда мы отправимся в Берлин?
– Зачем Берлин? – удивился Марк. – Это лишнее. Она здесь.
Главное – делать вид, что все нормально. Так, как и должно быть. И тогда воплотится даже самый наглый замысел.
Матиас уже неоднократно убеждался, как хорошо работает этот принцип. Поэтому и теперь он даже не собирался идти «легальным» путем – просить друга познакомить его с племянницей и снова нарываться на отказ. Плавали, знаем! Больше перспектив у другого сценария: прийти в дом, как ни в чем не бывало, узнать, что Марка там нет, попроситься подождать. Хельга его знает, а потому не выгонит, даже рядом торчать не будет – у нее своих дел навалом. Когда строгая гувернантка отойдет, можно подняться наверх, а там, в одной из комнат, наверняка будет эта девица…