Поезд надземки шел мучительно медленно. Каждый раз, когда он останавливался и в вагон заходили другие пассажиры, Уна опасалась, что ее схватит коп или кто-то узнает по фото в газете. Впрочем, последнее все же вряд ли, ведь даже если там, в газете, написано целое сочинение о ней, то люди все равно будут ожидать, что она выглядит как грязная опустившаяся попрошайка с полубезумными бегающими глазами.
Уна стала глубоко дышать, чтобы хоть как-то успокоиться. Доехав до нужной станции, она встала и вышла из вагона неторопливо, с гордо поднятой головой. Она успела хорошо изучить стереотипы, которыми мыслят почти все люди, и умело играла на этом. Сейчас игра та же, просто ставка намного выше.
И все же сердце Уны колотилось довольно сильно до тех пор, пока она не оказалась в простом черном кресле напротив стола Барни. У него не было собственного кабинета. Он работал в тесной редакции на втором этаже, где с ним печатали свои репортажи еще больше десятка коллег. Несколько газовых ламп освещало помещение. Пахло бумагой, сигаретным дымом и убежавшим кофе. В углу пикал телеграф, перекрывая стрекотание печатных машинок и гул людских голосов. Никто не обратил внимания на появление Уны. Никто, кроме Барни, который от изумления выронил сэндвич с ветчиной.
– Уна! Я… ты что здесь делаешь? – удивленно спросил он, усадив ее на стул перед своим столом. – Ты выглядишь как-то… по-другому.
Под словами «по-другому», скорее всего, имелось в виду «прилично». И он прав, ведь когда он видел ее в последний раз, она была в одежде шарящей по помойкам нищенки.
Стол Барни располагался в самом углу тесной редакции. Большое окно за его спиной было приоткрыто, и сложенные в стопку около его печатной машинки бумаги слегка подрагивали на сквозняке. На брюках Барни остались следы горчицы и крошки от сэндвича. И он был явно очень смущен, ведь кончики его ушей начали краснеть.
– Мне нужна твоя помощь, – прошептала Уна. Она осторожничала, несмотря на то, что за соседними столами было пусто – видимо, коллеги Барни ушли обедать.
– В чем?
Уна еще раз обвела комнату взглядом. Да, она доверяет Барни, и все же чем меньше рассказывать кому бы то ни было, тем лучше. Правило номер шесть: говорить только то, о чем никак невозможно умолчать.
– Мне нужны кое-какие поддельные документы!
Барни вздрогнул.
– Господи, какие еще документы?
– Ничего противозаконного. Ну, или почти… Школьная ведомость и рекомендательное письмо.
– Для кого?
– Для меня.
Выражение лица Барни оставалось настороженным.
– Что ты задумала? Зачем тебе рекомендательное письмо от такого весьма скромного журналиста, как я?
– Ну, Барни, не надо излишней скромности. Ты себя недооцениваешь. И потом, кто тебе сказал, что это рекомендательное письмо будет от тебя?
– Что-то я ничего не понимаю.
– Рекомендательное письмо будет от отца Коннелли из прихода церкви Святой Марии в Огасте, штат Мэн. И ведомость с отличными оценками из школы Святой Агнессы. Это лучшая школа для девочек в том городе.
– Не знал, что ты из Мэна.
– Я не оттуда.
– Я что-то все равно ничего не понимаю. Зачем тебе все это?
Уна вздохнула. Один из коллег Барни прошел мимо них к стоящему рядом шкафу и стал что-то искать там. Она дождалась, пока тот вернется к своему столу, зажав в руке новую ленту для пишущей машинки, и продолжила:
– Ты слышал о новых курсах медицинских сестер при больнице Бельвью?
Барни кивнул.
– Вот я и подаю документы туда.
– Ты решила стать медицинской сестрой? – спросил Барни, удивленно вскинув бровь.
Уна ответила слегка раздраженно:
– А что в этом плохого?
– Ничего. Просто… э-э… Понимаешь, там учатся женщины, которые… э-э… такого склада…
– Какого?
– Э-э… если честно, совсем не такого, как ты.
– Я могу быть такого склада, какого нужно.
– Уна, зачем все это? Ты же не думаешь, что я действительно поверю в то, что ты переродилась и решила из трущобной воровки превратиться в благочестивую сестру милосердия? – Барни расхохотался. – Нет, правда, ты видела этих женщин? Они ходят по больнице с каменными лицами в своих накрахмаленных чепцах и только и повторяют «да, доктор», «сию минуту, доктор!» Вот уж никогда бы не подумал, что ты хочешь стать именно такой. Это место точно не для тебя.
– Вот именно поэтому я и хочу попасть туда. Мне нужно, – она снова снизила голос до шепота, – нужно где-то залечь на дно. Где-то, где меня не найдут.
– Послушай, если у тебя проблемы, я могу тебе помочь. У меня есть очень хороший знакомый адвокат. Мы учились вместе.
Уна покачала головой.
– Нет, не надо.
– Тогда, может, я сам смогу тебе помочь? Поживи у меня и…
Уна взяла его руки в свои. Его ладони, все в пятнах от чернил, были испачканы горчицей.
– Поверь мне, Барни, тебе не нужна такая, как я.
Барни посмотрел на их сцепленные руки и шумно сглотнул.
– Документы, Барни! Ну пожалуйста!
Барни кивнул.
Уна крепко сжала его руки в знак благодарности, прежде чем отпустить их.
– Может, я еще стану героиней твоего сенсационного репортажа, Барни!
Глава 13
Здание больницы Бельвью выглядело таким же унылым, как здание тюрьмы на противоположном берегу Ист-Ривер, особенно на фоне мрачного зимнего неба. А рядом – с другой стороны Двадцать третьей улицы – располагалось куда более приятное на вид здание – со светлым фасадом и множеством окон. Дом номер 426. Основной корпус Школы медицинских сестер Бельвью. Уна поднялась по небольшой лестнице, слегка закатала рукава и постучала в дверь. Платье – еще одно одолженное у Клэр – было таким тесным, что Уна едва дышала. Оно едва закрывало колени, а рукава, чуть не трещащие по швам, едва доходили до запястий. Но это платье было самым красивым из тех, что Клэр решилась одолжить, и намного лучше того, в котором Уна пришла к ней.
Дверь открылась. На пороге показалась молодая женщина, на вид лишь немного старше самой Уны. На ней было простенькое голубое платье из добротной шерсти и чепчик в тон. Каштановые волосы были забраны в тугой пучок. Если бы не колючий взгляд и сжатые в прямую линию губы, ее вполне можно было бы назвать красивой.
– Мисс Келли, я полагаю… – равнодушно произнесла она.
В своей вымышленной истории Уна решила держаться как можно ближе к правде и указала свою настоящую фамилию. К тому же в Нью-Йорке плюнь – и попадешь в Келли. Только учти, Келли может и ответить плевком. И она никогда не называла свою настоящую или похожую на нее фамилию полиции.
– Да, я пришла на собеседование.
Женщина смерила ее таким взглядом, каким Марм Блэй обычно осматривает ювелирное изделие, подозревая, что оно может быть подделкой. И все же она впустила Уну.
– Еще пару минут, и вы бы уже опоздали!
Она произнесла это так, словно была очень расстроена тем, что Уна все-таки не опоздала. Ведь тогда ей не пришлось бы вставать и открывать дверь.
– Пунктуальность – обязательное требование ко всем нашим ученицам.
Эх, пнуть бы тебя сейчас под твой пунктуальный зад, подумала Уна.
Но вместо этого сказала:
– О, спасибо, я непременно запомню это!
Уна прошла следом за женщиной от входной двери по широкому коридору. Начищенный до блеска пол покрывал ковер, на стенах висели деревенские пейзажи.
– Я мисс Хэтфилд, одна из старших медсестер в этой школе, – представилась женщина Уне, открывая ей дверь в огромную комнату, уставленную стеллажами с книгами. – Мы проведем собеседование здесь, в библиотеке. Директор школы – мисс Перкинс – и миссис Хобсон из правления присоединятся к нам чуть позже.
Мисс Хэтфилд указала рукой в сторону небольшого круглого столика, вокруг которого стояло четыре кресла. На столике уже был сервирован чай. Уна выбрала ближайшее к двери кресло. Вдруг придется спасаться бегством? Это может произойти когда угодно и где угодно. Откинувшись, Уна ощутила приятную мягкость спинки. Она провела рукой по нежной бархатной обивке и улыбнулась, представив себе, как будет изо дня в день наслаждаться здесь теплом и уютом, пока копы ищут ее по всем трущобам. Пожалуй, здесь даже комфортнее, чем Уна ожидала.
Мисс Хэтфилд села напротив Уны. Точнее, присела на краешек стула, как монахиня на мессе. Спина ровная, словно палку проглотила, руки строго по швам. И выражение лица у нее было тоже как у монахини – суровое и заранее осуждающее. Уна инстинктивно тоже выпрямила спину. Она скрестила под собой ноги и аккуратно сложила руки на коленях, как учила мама в далеком детстве. Похоже, собеседование уже началось, и пока ее оценивают не очень высоко.
– Какая у вас замечательная библиотека! – промурлыкала Уна, нарушив тягостное молчание.
На соседнем столе стояли в вазе свежие цветы – дорогое удовольствие зимой. От них по всей комнате разносился тонкий сладковатый аромат. В библиотеке были большие окна, задрапированные гардинами со множеством воланов. С верха книжных полок на Уну смотрели мраморные бюсты.
– Девушкам вроде вас – то есть получившим только начальное образование – придется учиться здесь значительно дольше, при условии что вас примут, конечно.
Начальное образование! А Уна так гордилась той ведомостью, которую они состряпали вместе с Барни!
– Уверяю вас, в школе Святой Агнессы учителя были очень строги с нами!
Мисс Хэтфилд поджала губы и посмотрела в окно.
– Не сомневаюсь, что вам так казалось.
Уна улыбнулась, пряча стиснутые зубы. Если бы она повстречала эту заносчивую женщину в трущобах, она бы с удовольствием обчистила ее и убежала бы, забрызгав ей грязью юбки. Но они сейчас не в трущобах. И Уне нужно во что бы то ни стало попасть в эту школу. Потому она заставила себя еще раз приветливо улыбнуться и как можно аккуратнее спросила:
– Позвольте узнать, а где вы учились?
– В Кинбриджской школе, а затем два года в Вассарском колледже[26].