Уна зажала саквояж под мышкой и картинно всплеснула руками.
– Вот ты где, негодник! – громко вскрикнула она. – Мать места себе не находит, а он тут на вокзале ошивается! – и, обернувшись к обокраденному мужчине: – Этот негодник вам чем-то помешал?
Глаза мужчины яростно сузились.
– Этот негодник – самый настоящий вор! Он только что вытащил у меня часы!
Уна опять всплеснула руками и изумленно выпучила глаза. Слишком картинно, должно быть, но нужно во что бы то ни стало отвлечь на себя внимание мужчины.
– Вилли, не может быть! Это что, правда?
– Я… э…
Мальчик еще раз посмотрел на свою руку, все еще зажатую в кулаке мужчины, а затем на Уну… и от его смущения не осталось и следа.
– Простите меня, тётя Мэй! Вы же знаете, мама как запьет… Я уже три дня ничего не ел…
Уна внутренне поморщилась. Люди больше сочувствуют больным, чем пьяным… Но ладно, он ведь еще совсем мальчишка…
– Это не оправдание! Ты же знаешь, у меня всегда найдется тарелка супа для тебя! Немедленно отдай этому джентльмену часы и извинись перед ним!
Мужчина медленно разжал руку. На запястье мальчика остались ярко-красные полосы. Что-то во взгляде этого хитрого лисенка подсказало Уне, что он намерен сбежать, предоставив ей разгребать заваренную им кашу. Поэтому Уна тут же схватила его за воротник грязного пальтишка и хорошенько встряхнула.
– Отдай часы немедленно, ты что, оглох?
– Да, мэм…
Он все же бросил неуверенный взгляд на Уну, но в следующее мгновение отпустил цепочку часов. Те упали в ладонь обокраденного мужчины. Мальчик разочарованно проводил их взглядом, пока мужчина засовывал их обратно в карман пальто.
– А извиниться? – настаивала Уна.
– Простите меня, сэр! Это больше никогда не повторится!
– Вот и хорошо! – потрепала мальчишку Уна.
Продолжая крепко держать его за воротник пальто, она обернулась к обокраденному с извиняющейся улыбкой.
– Примите и мои глубочайшие извинения, сэр! Его мать – порядочная женщина! Она просто никак не может прийти в себя после смерти мужа. Я уверена, вы все понимаете, ведь у вас доброе сердце – это сразу видно. Не смеем больше задерживать вас, сэр!
С этими словами Уна еще раз встряхнула парнишку и прибавила:
– И уж будьте спокойны: перед ужином задам ему знатную трепку!
Выражение лица мужчины ничуть не смягчилось. Он тщательно отряхнул свое пальто, словно оно замаралось просто от того, что Уна и мальчишка стояли с ним рядом.
– Да уж, будьте любезны! – процедил он.
Уна поспешила поклониться и за шиворот вытащила мальчишку из зала ожидания. Как только они вышли на улицу, тот попытался вырваться, но Уна затащила его за стальную опору надземки.
– Ты чего добиваешься? – прошипела она. – На Рандалс[3] не терпится?
– Вам-то какое дело?
Уна отпустила ворот его пальто.
– Никакого. Но из-за таких болванов, которые не думают головой и знай только ищут проблем на свою задницу, все становятся подозрительнее, то и дело хватаются за часы и кошельки. Я уж не говорю про копов. А мне и остальным работать вдвое сложнее.
– Я бы и без вас справился. Вырвался бы и удрал.
– Да что ты? Этот тип вцепился в тебя как бульдог! Ты что думаешь – тебя пожалеют в Гробах[4], потому что ты еще маленький? Сожрут и не заметят! Не церемонятся они с такими, как мы с тобой!
Мальчишка просто пожал плечами. Вот упрямец!
– А родители твои знают, чем ты тут на вокзале промышляешь?
– Нет у меня никого!
– Тогда тебе дорога в благотворительную школу. Там будут хотя бы кормить. И научат читать и писать.
– Ага. А потом отправят на Запад, как всех сирот…
– И что? Это все-таки лучше, чем сгнить в тюрьме.
Он снова молча пожал плечами. Уна присела рядом с ним на корточки. Щеки мальчугана были грязными, одна даже слегка расцарапана. С носа капало.
– Ну, или хоть будь осторожнее! В надземке проще, – Уна дернула головой вверх, где прогрохотал поезд. – Там и копов меньше. И начинай с малого. Мелочь из карманов, или несколько монет у дамы из сумочки. Если украдешь все, не успеешь далеко убежать – хватятся. Когда мужчина идет по делам, он сразу же заметит, если пропали часы. Лучше дождаться, пока он не рассядется где-нибудь, уткнув нос в газету или в стакан с джином.
Уна достала чистый носовой платок, поплевала на него и обтерла мальчишке щеки.
– И умывайся чаще, что ли! Лучший вор тот, кто вовсе на вора не похож!
Придав ему более-менее приличный вид, Уна засунула руку в карман и выудила оттуда десять центов.
– Вот, держи! Иди поешь. И подумай о благотворительной школе.
Не успела Уна протянуть монетку, как почувствовала его руку в кармане своего пальто.
– Правильно! Шарить по карманам легче, когда человек чем-то занят. Но только я не настолько глупа, чтобы держать там что-то ценное для таких, как ты.
Мальчишка смущенно улыбнулся и убрал руку.
– И надо делать все быстрее. А руку засовывай поосторожнее. Попробуй скорешиться с парнями, которые по кебам работают. Может, научат кое-чему.
– А у вас есть напарник?
– Нет. Не доверяю…
Краем глаза Уна заметила какую-то суету у входа в вокзал и резко обернулась. Она спряталась поглубже за выступом железной фермы и притянула к себе мальчишку. Тот самый мужчина, которого парнишка пытался обокрасть, что-то громко втолковывал двум полицейским. Уна нахмурилась. Когда они уходили, он злился, но вроде уже успокаивался. Уна снова обернулась к сопляку, прижала к стене и обшарила карманы и, конечно, обнаружила пропавшие золотые часы.
– Ах ты наглый засранец! Да ты подставил нас обоих!
Она оставила часы в кармане мальчишки – уж лучше пусть их найдут у него! – а десятицентовик забрала обратно.
– Я пойду на север по Четвертой, а ты – на восток по Сорок второй. Только не беги! Иначе они сразу бросятся за тобой. Еще раз увижу тебя на вокзале – сама сдам копам, понял?
Но не успела Уна договорить, как парнишка уже бросился наутек. И естественно, не по Сорок второй, а по Четвертой, то есть туда, куда хотела уйти она сама. Вот болван!
Уна повесила саквояж на руку и вышла из-за фермы. Мимо прошли две дамы в мехах. Уна пристроилась за ними. Шум за спиной усиливался. Какой-то окрик. Резкий свисток. Похоже, копы сразу увидели бегущего мальчишку и устремились за ним в погоню. Уна не оборачивалась. Она шла за дамами, едва не наступая им на пятки. Одна из них с подозрением покосилась на нее: Уна была одета вполне опрятно, но далеко не столь шикарно. Но издалека трудно отличить соболя от кролика. И настоящий шелк от дешевой подделки. По крайней мере, копам, с их куриными мозгами. С расстояния примерно в двадцать шагов она выглядела так, словно вышла на прогулку с подружками. По крайней мере, очень на это надеялась. Правило номер пять: веди себя естественно. За спиной Уна услышала топот пары тяжелых сапог. Один. Идет быстро, но не бежит. Уна приблизилась к дамам в мехах вплотную.
– Нет, ну какая все-таки красивая муфта! – нарочито громко пропела она, подмигнув одной из них. – Это соболь, да?
– Э-э, да, – удивилась дама. – Отец привез из Европы.
– Из России, наверное, – продолжала Уна. – Говорят, лучшие соболя именно оттуда. И так подходит к вашей шляпке!
– Да-да, это ансамбль.
– У Стьюарта я видела очень милый ридикюль, тоже с соболем. Он прекрасно дополнил бы ваш ансамбль!
Уна знала точно, потому что только на прошлой неделе они сбыли именно такой в магазине Марм Блей. Принесший его вор сказал, что на Ледиз-Майл[5] такие идут по тридцать долларов. Вор получил семь, а ридикюль ушел за двенадцать, после того как Уна аккуратно спорола лейбл «Стьюарт и Ко.».
Тяжелая поступь сапог все ближе. Точно коп. Они наверняка разделились в поисках сбежавшего воришки. Или тот мужчина успел узнать ее и послал копов в погоню именно за ней?
Коп прошагал мимо, даже не взглянув на нее. Уна облегченно выдохнула и свернула на Вторую. Ее так и подмывало вернуться на вокзал и сделать последний заход. Но нет – слишком опасно! Глупый мальчишка! Еще немного, и она станет надеяться, что копы поймают его. Столько из-за него неприятностей! А ведь она была готова отдать ему целые десять центов, а?
Но не успела она пройти и квартал, как за спиной раздался голос.
– Вот она, воровка! Держи ее!
На сей раз Уна обернулась и, увидев несущегося к ней здоровенного полицейского, бросилась бежать что было сил.
Глава 2
Уна петляла между лотками с фруктами, газетными киосками и лавками мясников. Она давно спрыгнула с тротуара, а теперь перескочила через рельсы и перебежала на другую сторону улицы, едва не попав под копыта лошадей очередного экипажа. Но топот сапог все так же преследовал ее.
Уна споткнулась и чуть не подвернула ногу, но продолжала бежать. Зажав саквояж под мышкой, она продиралась сквозь толпу, отчаянно расталкивая прохожих локтями. Можно свернуть в одну из безлюдных боковых улочек, но это слишком рискованно – вдруг там тупик? Нужно сориентироваться. Позволив себе немного перевести дух, она закрыла глаза и представила себе сетку улиц с высоты птичьего полета. Прямо по Сороковой можно было бы добежать до Резервуарного парка. Кривые, заросшие кустами дорожки как нельзя лучше подходят для того, чтобы отделаться от хвоста. Но вряд ли она успеет добежать туда. Тяжелый топот полицейского приближался.
Ничего! Не скоростью, так хитростью! Уна замедлила бег – пусть думает, что она выдохлась. И снова перед ее внутренним взором район с высоты птичьего полета. От Мэдисон-авеню отходит один проулок, ведущий во внутренний дворик. За ним – выгребная яма и узкий проход на Тридцать восьмую. Времени мало, но выбора уже нет.
Коп тоже замедлил шаг. Придурок жирный! Ждет, поди, что она схватится за ближайший столб, чтобы не упасть. Что ж, ведь даже не очень туго затянутый корсет мешает дышать. Ну и пусть себе ждет!